Вскрытие покажет

Зубы Алевтины стучали по краю стакана, и она не сразу смогла сделать глоток. У нее ушло несколько минут на то, чтобы выпить половину жидкости, и все это время я терпеливо ждала. Злость моя постепенно испарилась. Возможно, у Алевтины случилось что-то серьезное, иначе она вряд ли допустила бы ошибку при операции.

– Мой Кости-и-ик! – давясь водой, проговорила анестезистка. – Кости-и-ик… по… поги-и-иб!

– Что-о?! Но он же… Он же в армии был?!

– Вот именно, чтоб бы-ыл! – завывала Алевтина. – Во вторник получила извещение из военкомата, а на следующий день они гроб доставили-и-и…

– Но как же это произошло?!

– Сказали – несчастный случай во время учений…

Алевтина больше не могла говорить, и мне пришлось сесть рядом и обнять ее, как беспомощного ребенка. Я прекрасно понимала, что она должна чувствовать. Что, если бы мой Дэн… Нет, об этом даже думать нельзя! Конечно, у Алевтины еще две дочки, но Костик всегда был ее любимым сыночком, ее надеждой и опорой. Я знала паренька – он иногда встречал мать после работы. После школы поступил в медицинское училище, успешно отучился год, призвался в армию… И вот теперь он мертв!

Плечи Алевтины все еще вздрагивали, но слезы уже иссякли.

– Спасибо вам, Агния Кирилловна, – пробормотала она, утирая подолом халата распухшие глаза.

– За что?

– За то, что выплакаться дали… Дома-то нельзя – все на меня смотрят, как будто я могу что-то изменить… А я еле ноги передвигаю! И простите меня, если можете: больше такое не повторится!

– Может, вам взять отпуск?

– Нет, Агния Кирилловна, я не могу! – затрясла она головой. – Мне сейчас дома быть нельзя – я лучше тут…

– Когда похороны?

– Завтра… Я взяла день за свой счет.

– Как же я-то ничего не знала?!

– А я не распространяюсь – зачем? Помочь мне все равно никто не сможет, а разговоры за спиной…

– Конечно, конечно, я все понимаю, – закивала я. – Во сколько похороны?

* * *

– Представляешь, они ничего не объясняют! – возмущенно жаловалась я Олегу, за обе щеки уплетая вегетарианские котлеты. Стыдно сказать, но я была голодна, как волк. Казалось бы, после рассказа Алевтины о гибели сына аппетит должно напрочь отбить, а я вот лопаю – видимо, все дело в беременности.

– Ты давай с болтовней завязывай, – посоветовал Олег, подкладывая на мою тарелку еще пару теплых, пышных котлеток. – А то подавишься!

Надо что-то делать с этим постоянным чувством голода, а то Олег, не ровен час, догадается о моем интересном положении! Этого никак нельзя допустить, ведь я еще не решила, оставлять ли ребенка.

– С военными всегда так, – произнес он через несколько минут. – Никогда не говорят правды. У них так принято.

– У Алевтины ребенок погиб! – воскликнула я, прожевав. – Они могли бы, по крайней мере, вызвать ее и дать разъяснения. Вместо этого они выслали ей письмо о том, что берут на себя все расходы по похоронам – и все, представляешь?!

– Очень даже представляю! – кивнул Шилов. – Наверняка напортачили, а признаваться ни за что не станут. Забирают парней у родителей, а потом возвращают ногами вперед!

Шилову не понаслышке знакомо чувство потери ребенка: несколько лет назад его маленькая дочка от первого брака утонула в аквапарке из-за недосмотра матери. Если ребенок от Олега, а я сделаю аборт, не будет ли это преступлением?

– В каких войсках он служил? – спросил Олег.

– В пограничных.

– На финской границе?

– Не-а, на китайской. И что же там такого могло произойти, что все как воды в рот набрали? Может, случилось что-то, о чем они рассказать не могут? Скажем, вооруженный конфликт с противоположной стороной? Но разве об этом не сообщили бы в СМИ?

– Если это военная тайна, то нет. Брось, Агния, ты все равно не сможешь ничего выяснить! – махнул рукой Шилов. – Да и оно тебе надо?

– Шилов, я работаю с Алевтиной уже несколько лет, она мне не чужая!

– Вот в том-то и беда, – поморщился он. – До всего тебе есть дело, Агния! Ну, я понимаю, когда ситуация касается друзей и родственников – тьфу-тьфу-тьфу, конечно, – но ты же не можешь переживать за каждого!

Шилов не одобряет мою работу в ОМР. Мы с самого начала договорились, что он не станет мне мешать – в конце концов, я независимая женщина, имеющая право выбирать, чем заниматься, но Олег не мог притворяться, что ему нравится моя вторая работа.

– Мне пойти с тобой? – спросил он, когда я не ответила на его реплику. Я видела, как ему не хочется этого делать, и произнесла:

– Не нужно. Ты уже не работаешь в больнице, да и Алевтина будет в таком состоянии, что и не заметит твоего появления!

Олег выглядел расстроенным. Вероятно, ему показалось, что я намеренно провожу черту между ним и всем, что касается меня и его прежнего места работы. Может, хоть и неосознанно, я именно это и делаю?

* * *

Наверное, трудно найти человека, который любил бы кладбища, но я прямо-таки кожей ощущаю холод, идущий от надгробий, выстроившихся по обе стороны от проходов. Здесь хоронили папу. Было это почти двенадцать лет назад, и я не ожидала, что с тех пор полегло такое дикое количество народу! Кресты и плиты растут как грибы после дождя – воистину, нужно побывать на кладбище, чтобы осознать масштабы и скорость, с которой вымирает население нашего города!

На похороны Костика Макарова собралось много людей – в основном родственники, конечно, но были здесь и коллеги с работы мужа Алевтины, друзья ее дочерей, и только я – из нашей больницы. Я не заметила ни одного человека в военной форме – значит, представитель от военкомата не счел нужным явиться. Алевтина рыдала, прижавшись к мужу, который, видно, до сих пор не осознал смерть единственного сына.

– Ужасно вот так терять детей, – раздался тихий голос за моей спиной. – В мирное-то время!

Обернувшись, я увидела немолодую худую женщину с темными с проседью волосами в черном костюме. Она выглядела не слишком ухоженной, но лицо ее было решительным и жестким.

– Вы – родственница Алевтины? – поинтересовалась я.

– Нет, я – ее коллега. А вы?

Женщина полезла в сумочку и, достав оттуда карточку, протянула ее мне.

– «Инга Рафаиловна Шацкая, председатель Комитета солдатских матерей Санкт-Петербурга», – прочла я вполголоса. – Вас прислало какое-то военное начальство?

На самом деле я понятия не имела о том, чем занимается Комитет солдатских матерей. По телевизору я порой слышала, что «на заседании чего-то там присутствовали представители Комитета солдатских матерей» или «Комитет солдатских матерей выражает протест по поводу чего-то там» – и все.

– Я не имею к военному начальству ни малейшего отношения, – как мне показалось, с легким оттенком презрения ответила Шацкая. – Напротив, я нахожусь здесь вопреки всякому военному начальству.

– То есть?

– Насколько близки вы с матерью погибшего мальчика? – вместо ответа задала она вопрос. – Понимаете, мне бы, конечно, с ней поговорить надо, но она сейчас в таком состоянии…