Побочные эффекты

– То есть он совершеннолетний!

– И что? – с вызовом выпятил грудь «Распутин».

– А ваш раб божий женат али как?

– А как же, женат, конечно!

– А жена его где?

Вопрос, казалось, привел собравшихся в замешательство. Они начали переглядываться, женщины тыкали друг друга в бок локтями, но никто не решался заговорить первым.

– Жена Михаила отступила от веры! – высказался, наконец, все тот же «Распутин». – Не по пути им, значит!

– Но они не в разводе? – уточнил Мономах.

– А какое это имеет значение?

Мономах окинул группу, застывшую в напряженном молчании, победным взглядом.

– Имеет, имеет! – усмехнулся он, стараясь, чтобы радость не слишком явно звучала в голосе. – Видите ли, граждане дорогие, дело в том, что согласие на оперативное вмешательство женатого человека должна подписать жена, если, конечно, он сам не в состоянии это сделать. Так что будем ей дозваниваться… У кого-нибудь есть номер ее телефона?

– Нехристи окаянные! – взмахнул мощными ручищами «Распутин», всей тушей надвигаясь на Мономаха, Алину и напуганного до чертиков Бабича. – Проклинаю-у-у-у!

Толпа, словно волна, хлынула следом, тесня медиков к стене. И в этот самый момент Мономах увидел за спинами враждебно настроенной группы поддержки «Распутина» начмеда Орловского, мелко семенящего во главе процессии, состоящей из четырех охранников в форме и двух довольно хилых, но явно решительно настроенных санитаров. Орловский относился к «гвардии» Муратова, бывшего главврача, снятого с должности за многочисленные нарушения и злоупотребление служебным положением, и злейшего врага Мономаха. Однако в отличие от большинства его ставленников, Орловский не пытался мешать Анне Нелидовой, вначале ставшей исполняющей обязанности, а потом и главврачом. Будучи человеком практичным, Орловский решил не искушать судьбу и, насколько знал Мономах, порвал все связи с впавшим в немилость Муратовым, предпочтя неизвестности свое теплое, заработанное тяжким трудом место. Поначалу он волновался, боясь, что Нелидова, как «новая метла», посчитает разумным избавиться от всех «бывших», но ничего такого не произошло: Анна проявила мудрость, оставив всех на своих местах, пытаясь понять, кто ей враг, а с кем можно договориться. Таким образом, умный и дальновидный начмед попал в число последних. Отношения Орловского с Мономахом можно было охарактеризовать одним словом – никакие. Им приходилось общаться, но исключительно по работе: Мономах с подозрением относился к тем, кто имел хорошие отношения с Муратовым, а Орловский пребывал в полной уверенности, что бывшего начальника спихнули только благодаря заву ТОН, хотя это совершеннейшая чушь: будь у Мономаха такая возможность, он бы воспользовался ею гораздо раньше и не стал терпеть Муратова столько времени!

– Ну, господа-товарищи, на выход! – громко скомандовал тот из охранников, что постарше. – Чтобы через пять минут в помещении остались только пациенты, оформляющиеся в стационар!

Видимо, внушительный внешний вид мужика произвел должное впечатление, и сектанты тонкой струйкой потянулись к выходу, боязливо оглядываясь на предводителя, продолжавшего упрямо стоять посреди приемного покоя.

– Эй, куда вы?! – возопил он, поняв, что остается в одиночестве. – Они не имеют права… они не могут его резать! Вернитесь, а не то прокляну!

Парочка последователей «Распутина» нерешительно замялась в дверях, тогда как остальные продолжили свой исход из отделения. Рядом с предводителем остались лишь две женщины, и одной из них была мать пострадавшего. Неожиданно Мономах поймал ее взгляд, полный робкой надежды, а вовсе не священного гнева. Она ничего не говорила, просто смотрела на Мономаха в течение нескольких секунд, после чего вновь опустила голову.

– Да мы… мы на вас в суд подадим! – продолжал разоряться «Распутин», лишившись почти всех своих соратников.

– Это вряд ли, – пожал плечами Мономах. – Оперативное вмешательство проводится по жизненным показаниям, поэтому нам не требуется ничье разрешение. Тем не менее мы обязательно разыщем жену Михаила…

– Эту отступницу!

– …и она, уверен, подпишет согласие на операцию, – закончил Мономах. – А вот вы, уважаемый, если не уйдете, можете схлопотать судебный иск от больницы за нарушение порядка!

Распутин еще немного поломался, однако все же счел, что сопротивление бесполезно, и ретировался. Мать пострадавшего и другая женщина последовали за ним.

– Уф-ф, слава тебе господи! – с облегчением выдохнул Бабич. – Я уж было подумал, что они нас затопчут!

– Владимир Всеволодович, – едва слышно проговорила Алина, – как вы думаете, он нас всерьез, того…

– Что?

– Ну… проклял?

– Алина, ты же взрослая девочка, не болтай глупостей! – отмахнулся Мономах. – А вы вовремя, Борис Константинович! – добавил он, обращаясь к Орловскому.

– Ну, гляжу я, вы и без нас справлялись! – усмехнулся начмед, хотя вряд ли ему и в самом деле было весело: человек осторожный, Орловский страшно боялся всяких заварух – видимо, это и стало решающим фактором в его отказе продолжать линию Муратова и отстаивать его интересы. Повернувшись к пациентам, он громко объявил:

– Уважаемые граждане, инцидент исчерпан! Пожалуйста, продолжайте… ну, то, чем занимались до случившегося!

С этими словами он развернулся и, выпятив грудь, двинулся прочь. За ним размашистым шагом шли охранники.

– Прям Бонапарт, не иначе! – пробормотал Бабич и тут же кинул опасливый взгляд на Мономаха – не воспользуется ли тот его промахом в минуту стресса и не передаст ли позже эти слова начальству. Однако Мономах, хмыкнув, согласно кивнул: Орловский и впрямь походил на «маленького генерала», особенно когда полагал, что совершил нечто стоящее. И ведь совершил же, кто спорит-то! Если бы не его своевременное появление, пришлось бы драться с «Распутиным», и Мономах не был уверен, кто одержал бы при этом верх. Но гораздо больше здоровенного громилы его в этом случае беспокоила бы женская часть «паствы»: бабы порой похуже до зубов вооруженных солдат, честное слово!

* * *

Идя по длинному коридору к кабинету Деда, как все за глаза называли руководителя следственного управления Андрона Петровича Кириенко, Алла испытывала одно-единственное чувство – любопытство. То, что он лично решил с ней встретиться, говорило об одном: у начальника имеется поручение, которое либо не связано с ее обычными обязанностями, либо, что беспокоило гораздо сильнее, касается каких-то высокопоставленных лиц. Алла привыкла, что периодически ей приходится иметь дело с сильными мира сего или знаменитостями, но каждый раз она чувствовала себя так, словно ходит по тонкому льду, вот-вот готовому треснуть и обрушиться прямо под ее ногами. Так что же нужно Деду сейчас?

– Сколько у тебя дел в работе? – без обиняков спросил начальник, как только они поздоровались, и Алла расположилась на стуле напротив него.

– Три, – осторожно ответила она, ожидая подвоха: Кириенко отлично знал, сколько у нее чего, ведь только пару дней назад она отправила ему подробный отчет о текущей ситуации в отделе, а Дед славился тем, что тщательно изучал любые документы.

– Тогда я, пожалуй, подкину тебе, гм… «подарочек», – резюмировал он. Даже сам тон Кириенко не сулил ничего хорошего: «подарочек», видать, с двойным дном! – Представь себе: приезжает пожилая дама с дачи, решает проведать квартиру дочери, которая уехала в паломничество…

– Куда уехала, простите? – перебила удивленная Алла.

– В паломничество, – повторил генерал-майор.

– В Иерусалим?

– Господи, как же ты далека от духовной жизни, подруженька! – всплеснул он руками. – Ну почему же сразу в Иерусалим или Афон, а? Паломничество по монастырям Ленинградской области всего лишь!

– А-а… – пробормотала Алла: она и впрямь мало что смыслила в религии, и ее знания ограничивались историческими романами да кратким курсом времен университета. Аллу нельзя было назвать в прямом смысле атеисткой – она, несомненно, верила в некую высшую сущность, которая, худо-бедно, регулирует то, что нас окружает, но все, связанное с церковными праздниками, обрядами и молитвами, вызывало у нее чувство, близкое к панике: такое случается с людьми, попадающими в чуждую для них среду, в которой они не знают, как себя вести, а потому совершают одну ошибку за другой и еще больше тушуются. – Ну и что случилось с вашей пожилой дамой?

– С ней-то, слава тебе господи, ничего не случилось, а вот с квартирой дочери – да.

– Что, ее продали, пока старушка копала грядки? – наобум предположила Алла.

– В точку!

– «Черные» риелторы?

– Похоже на то.

– А что сама блудная дочь говорит? Она подписывала какие-то документы или…

– Подписала сделку купли-продажи, да.

– А подпись…

– Подпись ее – мать провела графологическую экспертизу.