Горькое лекарство

– Нет, конечно, ведь я не бог… Хотя Гурнов считает, что все хирурги болеют звездной болезнью, но опыт расставляет все по своим местам: мы учимся принимать неизбежное.

– Вот и мы тоже, – со вздохом сказала Алла. – Не всегда все зависит от нас, хоть мы и стараемся себя в этом убедить! К примеру, сейчас я занимаюсь делом одного онколога…

– Он кого-то убил?

– Она, – поправила Алла. – Это женщина. И – нет, она никого не убивала. Это ее преследует неизвестный, и она напугана, растеряна… Но я упомянула ее не поэтому, а потому, что ее профессия связана с большим количеством разочарований. Я права?

– Я никогда не понимал, почему люди идут в эту область медицины, – качая головой, ответил Мономах. – Слишком высокий уровень смертности, а человеческий геном изучен так мало, что ожидать больших прорывов в ближайшем будущем не приходится!

– И все же они работают, не позволяя неудачам вогнать себя в тоску. Не бросают все к чертовой матери, а продолжают кропотливо делать свое дело в надежде на то, что для кого-то их усилия окажутся не напрасными!

– Поэтому еще более странно, что кто-то желает ей зла, – заметил Мономах. – Может, она кого-то не спасла? Родственники пациентов обычно склонны винить врачей… Это, в сущности, понятно, ведь кого-то обвинить надо, а до бога далеко, да и верят в него не все!

– Я как раз хотела с вами кое о чем посоветоваться. Скажите, насколько разборчивым может быть врач при выборе пациентов?

– Что, у кого-то есть выбор? – усмехнулся Мономах. – Видимо, ваша онколог работает в частной медицине!

– В точку, Владимир Всеволодович!

– Ну, тогда… Понимаете, я не специалист в онкологии, но есть области, в которых подбор «правильных» пациентов действительно имеет значение. К примеру, когда речь идет о различных экспериментальных методах лечения.

– Что значит «правильные» пациенты?

– Ну, такие, которые подходят для участия в испытаниях каких-то препаратов…

– Это законно?

– Вполне, если больные в курсе, что участвуют в эксперименте.

– И что, многие соглашаются?

– Представьте себе, что вы умираете – ну, чисто гипотетически. Государственная медицина от вас отказалась, так как испробовала все, что имелось в арсенале, и больше не осталось вариантов лечения, применяемых в случаях, подобных вашему. Вы отправляетесь домой, гадая, доживете ли до следующего дня рождения, и вдруг узнаете, что кто-то где-то набирает пациентов для участия в исследованиях новых методов лечения. Вы откажетесь от возможного шанса или стремглав броситесь к врачу, который этим занимается? Повторяю, вы – умираете!

– Наверное, брошусь, – медленно произнесла Алла. – Особенно если буду знать, что есть положительные результаты.

– В России это не очень развито, но в Европе и США – сплошь и рядом. Вы даже не представляете, Алла Гурьевна, сколько в мире разнообразных болезней, а ведь есть еще всяческие синдромы! К примеру, есть такой синдром Хатчинсона-Гилфорда, или проще – прогерия…

– Это, если не ошибаюсь, преждевременное старение? – перебила Алла.

– Верно. Или, допустим, витилиго. Никогда не слышали?

Алла качнула головой.

– Это такое хроническое заболевание, вызывающее появление белых пятен на коже. Им страдает всего лишь полпроцента населения Земли… Кстати, одна известная модель страдает этим синдромом, и это не мешает ей в карьере. Не мешало и Майклу Джексону…

– Джексону?

– Он это не афишировал, само собой. Возможно, его неистребимое желание «стать белым» как-то связано с этим: будь он просто черным, вполне вероятно, его бы это не беспокоило. Или, ближе к моей специфике, фибродисплазия – заболевание, влияющее на соединительную ткань – она, грубо говоря, постепенно превращается в кость. Его врожденным классическим симптомом является порок развития большого пальца, и какого-то одного способа лечения этого синдрома нет, поскольку операция по удалению кости заставляет организм еще интенсивнее превращать ткань в кость. А есть еще порфирия, синдром Туретта, аналгезия и так далее. Официальных методов лечения не существует в принципе – только экспериментальные! Онкология – малоизученная область медицины, и каждая опухоль индивидуальна, потому-то и невозможно придумать таблетку или инъекцию, которая лечила бы от всех видов рака. К счастью, наука не стоит на месте, и многие подходы, поначалу считавшиеся экспериментальными и не признаваемые официальной медициной, стали вполне себе обычными в наши дни!

– Спасибо за консультацию, доктор, – улыбнулась Алла. – Теперь мне все понятно!

– Что будете делать?

– Как обычно – искать тех, кому выгодно. Должен быть кто-то, ненавидящий врача так сильно, чтобы желать испортить ей жизнь!

– По крайней мере, не настолько, чтобы убивать… – мрачно процедил Мономах.

– Тьфу-тьфу-тьфу, Владимир Всеволодович: надеюсь, до этого не дойдет! Вообще все эти выходки больше похожи на… – она осеклась, зацепившись за мысль, неожиданно пришедшую в голову. Через минуту, не обращая внимания на вопросительный взгляд собеседника, Алла добавила: – Обещайте мне одну вещь, Владимир Всеволодович, ладно?

– Я не могу обещать, пока не узнаю, о чем речь.

– Обещайте, что встретитесь с адвокатом.

– Считаете, это необходимо?

– Боюсь, что да.

– Ну, тогда…

– Вам не придется никого искать, – быстро добавила Алла. – Адвокат – моя подруга Марина Бондаренко. Она опытный специалист, прокурорские ее побаиваются, а следователями она закусывает между основными блюдами.

– И как такой человек сумел с вами подружиться?!

– В обычной жизни она – чудо-женщина, нежная и ласковая. Но вам ведь не нужна ее ласка, верно? Вам требуется ее бульдожья хватка и умение защитить клиента. Все это есть в Марине, иначе я не стала бы вам ее рекомендовать.

– Но согласится ли она мне помогать? Вы уже нашли кое-что, способное выставить меня в невыгодном свете!

– Она в курсе. А еще Марина знает, что я вам верю – ей этого достаточно.

– Тогда и мне достаточно того, что вы верите ей, – усмехнулся Мономах. – И спасибо, что не бросаете – поверьте, я это ценю!

– Ну, а зачем же еще нужны друзья? – улыбнулась она, чувствуя, как по телу разливается приятное тепло от сказанных им слов. – Ой, глядите, Жук кого-то поймал?!

Вскочив на ноги, Мономах кинулся к воде: пес и в самом деле тащил нечто, напоминающее птицу.

– Это же утка! – воскликнула Алла, подбегая к собаке сразу за Мономахом. – Бедная птица, он же ее слопает!

Неожиданно Мономах расхохотался и отступил. Алла подняла на него удивленный взгляд.

– Что тут смешного?! – воскликнула она, пораженная неожиданной жестокостью, которой раньше в нем не замечала.

– Это действительно утка, Алла Гурьевна, – все еще смеясь, ответил он. – Подсадная утка! Вернее, пластиковая, – видимо, кто-то решил украсить озеро или собаки с участка утащили!

Теперь и Алла увидела, что в пасти Жука зажата игрушка. Она так походила на живую птицу, что сразу было невозможно отличить подделку! Жук радостно вилял хвостом, переводя взгляд с Аллы на Мономаха, пытаясь понять, чем же так развеселил их, но определенно довольный тем, что ему это удалось.

* * *

Антон терпеть не мог медицинские учреждения: едва переступая их порог, он сразу начинал чувствовать себя больным! Отчасти виной тому был печальный опыт нескольких ранений, но больше – самые ужасные воспоминания детства, когда он угодил на больничную койку с аппендицитом. Белые халаты – если, конечно, они не принадлежали поварам, – вызывали у него легкое головокружение и желание спрятаться, он никогда не приходил в восторг от медсестричек, частенько вызывающих сексуальные фантазии у его коллег. Поэтому Антон обрадовался, узнав, что профессор Изварский, с которым ему порекомендовали побеседовать, находится в отпуске и обретается на собственной даче на берегу Ладожского озера.