Ангел, роняющий перья

– Да, четыре года. Поймали за продажу наркотиков.

Светлана молча присела на скамейку.

– Все успели убежать, а меня схватили, – продолжал он. – А знаешь как было? Продавал наркоту, было много денег, все друзья набивались в машину, ехали на бузуки, веселились до утра, я платил за всех… Да, кстати, машину разбил потом, хорошая была, BMW. Да и нетбук разбил как-то. Со злости. И телефон…

– Надеюсь ты там, в тюрьме, получил хороший урок? – задала она глупый вопрос, не придумав ничего лучшего.

– Да, урок получил. Видишь, теперь работаю, – ухмыльнулся Антонис и начал набивать дешёвым табаком очередную самокрутку. – Вообще-то я электрик, раньше, когда строили новые дома, отели, было много работы. Сейчас – ничего. Прошлым летом пошёл зарабатывать в бич-бар, сейчас вот стригу газоны и кустарники. А ты звони, если что: может нужно хлеб купить или лекарства. Я знаю, что значит жить за городом – наш дом ещё выше твоего. Я быстро смотаюсь на мотоцикле, зря машину не гоняй.

– Ладно, договорились, – сказала Светлана, подумав про себя, что никогда ни о чем подобном не попросит.

– Да, кстати… Можешь со мной съездить в соседнюю деревню, нужно одной женщине отвести лекарства.

– Хорошо, если близко.

– Это рядом, 10 минут. Поедем по прямой дороге.

На самом деле прямая дорога оказалась не такой уж прямой, почти без асфальта, да и не более короткой, а скорее более длинной, чем обычная, по которой ездят все нормальные люди. Правда, она была совершенно пустынной и живописной. У деревянного моста с горной речкой, бегущей среди огромных валунов и деревьев, Светлана попросила остановить машину, достала свой айфон:

– Сделаешь фото?

Антонис нажимал кнопку до тех пор, пока она со смехом не выхватила телефон обратно. Фото получились потрясающие: солнечный свет, пробивающийся через огромные кроны деревьев, сглаживал черты её лица и Светана выглядела как счастливая дурашливая девчонка.

У дома, куда Антонис отнёс лекарства, они задержались минуты на три и вернулись домой уже по привычной асфальтированной дороге. И лишь позже Светлана вдруг испугалась: а что если Антонис отвозил в тот дом вовсе не лекарства?

Теперь, когда был решён вопрос со щенком, Светлана подумала, что от услуг Антониса надо отказаться под любым предлогом. Да, ещё оставалось не убранным сено и как попало лежали обрезанные ветки кустарника, но на такие мелочи можно было махнуть рукой и как-нибудь потом самой взяться за грабли. С тех пор, как бабушка-гречанка оставила ей в наследство огромный дом с большим садом, она научилась многому и не боялась никакой крестьянской работы.

Когда Антонис позвонил на следующий день, Светлана объяснила, что ничего уже делать не нужно. Через несколько дней парень просил машину, чтобы съездить с собакой к ветврачу на прививку. Светлана нашла благовидный предлог, чтобы ему отказать. Ещё через несколько дней женщина просто не ответила на его звонок. Роза, которую Антонис как-то привёз ей из своего сада, завяла и была безжалостно выброшена из вазочки. Ещё через неделю Светлана, вспомнив об этом странном парне, подумала: «Слава Богу, отвязался». Хотя это было слабое утешение – она была практически уверена, что встреч в такой маленькой деревне не избежать и, рано или поздно, их дороги могут пересечься.

В один из дней Светлана отправилась в местный храм – была родительская, поминальная суббота перед Святой Троицей. Но оказалось, что служба проходит в маленькой церкви на кладбище, где были похоронены её бабушка и другие родственники. Хоть церковь и носила имя её греческой святой, но это место по соседству с крестами и каменными плитами, женщина не любила, как не любила и то, что местные переиначивали её имя Светлана на Фотини.

У могилок женщины в чёрном раздавали своим знакомым сладости. Какая-то старушка протянула свою коробку и Светлане, буркнув под нос непонятное имя. Женщина постеснялась уточнить и со словами «царствия небесного» заспешила внутрь церкви, где всё было заставлено чашами с коливой и горящими свечами.

Когда все потянулась к выходу, Светлана мечтала только об одном – выпить чашку кофе. Минуя пешком несколько улиц, она заглянула в знакомое кафе и, наконец, с первым глотком бодрящего напитка вернулась к жизни и осознала, что на улице вовсю припекает солнце и можно было бы быстренько переодеться и отправиться на пляж. Прокручивая на телефоне ленту новостей, она, тем не менее, слышала отрывки каких-то фраз от сидящих за соседним столиком греков: «Ты вчера была на похоронах?… Где нашли? На мосту? Боже, что он там делал ночью?… Как думаешь, наркотики?… Ну если у него отец и мать торговал наркотиками, куда ему было деваться?… Жалко парня… Да, Антонис по сути неплохой был пацан…».

Светлана почувствовала такое оцепенение, что больше не могла сделать ни одного глотка. Она перевела взгляд на говорящих молодых парня и девушку, которых видела впервые. Неужели они говорят о том самом Антонисе? Она не знала даже его фамилию. Как спросить? Такой высокий, с серьгой в ухе? Пока она раздумывала, пара расплатилась по счёту и ушла.

Светлана вспомнила, что можно позвонить другому работнику, который рекомендовал Антониса – это был самый лучший вариант, чтобы развеять сомнения. Через пять минут она уже знала, где находится дом Антониса и отправилась туда с твёрдым намерением забрать Грэя. У ворот её встретила бабушка Антониса, в которой она без труда узнала ту самую старушку с кладбища.

После Светлана долго терзалась, и думала, могла ли она спасти Антониса. Но в какой-то момент осознала, что это было невозможно. Конечно, он появился в её жизни вовсе не для того, чтобы косить газоны и стричь деревья, и даже не для того, чтобы она его спасала. Он появился для того, чтобы было кому о нём молиться. Его бабушка умерла через месяц.

…К осени пёс подрос и весело носился по берегу моря, обдавая Светлану брызгами воды.

– Грэй! Грэй! – звала она, и редкие туристы оборачивались в её сторону.

Голубь

Соборный двор заливал мягкий свет фонарей, и только что выпавший снег казался желтоватым, тёплым. Аня, спустившись со ступенек удивительного храма, в котором, как оказалось, крестился Александр Пушкин, собиралась сделать снимок на память, но увидела серого котика. Он сидел в нескольких шагах от кучки людей, ожидавших священника, и был похож на музейного кота-смотрителя. Аня попыталась его погладить, но кот увернулся. Она покопалась в сумочке и бросила коту печенюшку.

– Ты посмотри! Не хочет! Мяяяса ему подавай! – укоризненно протянул мужчина из ожидающих.

И тут Аня увидела, что между ногами людей притаился белый нахохлившийся голубь. Она хотела было уйти, но в ту же минуту собравшихся позвали вглубь здания, а охотник и жертва остались один на один. Кот с готовностью набросился на ослабленную птицу, но она успела-таки отскочить, помогая себе крыльями.

Через мгновение кот повторил свою попытку, но и в этот раз голубь оказался проворнее кота.

– Щас сожрёт! Этот не отстанет! – наблюдавший за немой сценой охранник территории вовсе не собирался вмешиваться в происходящее.

«Ну уж, нет!» – реакция Ани была молниеносной, она буквально выхватила птицу у вошедшего в азарт кота. Конечно, девушка успела подумать о том, что может подхватить птичий грипп или какую-нибудь другую заразу, но что-то было сильнее доводов разума. Аня завернула голубя в православную газету, которую захватила в храме, расстегнула верх шубы и спрятала птицу за пазуху.

Вначале Аня думала, что просто отнесёт голубя подальше от кота и там его выпустит. Пока она шла к метро, присматривала такое место. Но везде было мокро, грязно, сотни ног месили размякший из-за оттепели снег. Аккурат перед праздником Крещения Господне тридцатиградусные морозы отступили, и это было как-то противоестественно.

Теперь Аня думала, что день вообще выдался каким-то странным. Она впервые отправилась в совсем другую Москву – за окном трамвая мелькали старые малоэтажные здания, усадьбы, купеческие особняки. Наконец, позади остался Лефортовский мост, и трамвай остановился на прямой улице, уходящей к краю серо-голубого неба. Найти нужный адрес, где проходила выставка одной молодой художницы, большого труда не составило – от остановки трамвая требовалось лишь перейти дорогу. Но во внутреннем дворе старого дома Аня растерялась. Она беспомощно обвела глазами подъезды и потайные двери без каких-либо табличек и указателей, подивилась выступающим вперёд остеклённым конструкциям, напоминающим пространство для движения лифта, заметила металлическую лестницу, ведущую снизу к террасе второго этажа. Наконец, на одной из дверей она увидела рисунок, и пытаясь прочитать, что там написано, подошла поближе. Внезапно дверь распахнулась:

– Вы что-то ищете?

На пороге стоял высокий светловолосый немолодой мужчина в рабочем комбинезоне. Аня вздрогнула и от сознания, что её застали врасплох, покраснела и виновато улыбнулась:

– Да… где-то здесь проходит выставка «Чужие сны».

– А-а! Ну это, кажется, за углом дома. Как выйдете, сразу направо. Мужчина указал рукой в сторону подворотни и неожиданно предложил:

– А вы заходите ко мне, у меня тоже интересно! Заходите-заходите!

Прежде чем переступить порог, Аня успела-таки прочитать на дощечке слева: «Музей бессонницы». Внутри было что-то, напоминающее мастерскую с гигантскими мистическими фигурами женщин. Где-то в глубине комнаты, куда прошёл хозяин интересной квартиры, одна из скульптур залилась голубовато-зелёным светом. Аня не могла проронить ни слова. Она хоть и не очень хорошо разбиралась в современном искусстве, но каким-то внутренним чутьём поняла, что перед ней работы не просто талантливого человека, а известного признанного Мастера. И это озарение ввело её в такое смущение, что она не посмела даже попросить сделать фотографии.

Позже, в совершенно озадаченном состоянии она думала: «Надо же, в поисках «Чужих снов» забрести в «Музей бессонницы»!

Картины молодой художницы Аня нашла в крошечной галерее, под которую был приспособлен подвал старого дома. Здание, как выяснилось позже, уже давно было облюбовано мастерами кисти и холста, вероятно по той причине, что здесь же находилось одно из подразделений Московского союза художников.

Будь Аня богатой, она непременно купила бы одну картину из подвальчика. Впрочем, она даже не была уверена, что это произведение продаётся и спрашивать не стала. Это был автопортрет художницы – темноволосая девушка в чёрном коротком платье в окружении мифических птиц на яро-красном фоне. Аня нашла в изображении некое сходство с собой – не столько внешнее, сколько нечто более глубокое, спрятанное за осторожными мазками краски и подходящее под определение «мироощущение».