Дем Санд. Странствия меча

Я терпела. Я вспоминала канон Аарок и Кодекс. Я старалась не шипеть, когда урсолак чуть не с корнем рвал одни пряди и больно натягивал другие. Что он там творил со шпильками и какими-то подвесками, я могла только догадываться.

Из дома к этому времени тремя многоногими снарядами выскочили ананси, изобразили паучью качучу[41 - Качуча – является андалузским танцем сольного исполнения в 3/4 или 3/8 такта, схожим с болеро. Происходит из южно-испанской провинции Кадис. Традиционно качучу могут танцевать как мужчины, так и женщины. Обычно танец сопровождается стуком кастаньет и притоптыванием каблуков] перед зашипевшим на них найтмаром и ловко влезли по стене на крышу, там затаившись. Буцефал подошел к распахнутой двери и даже сунулся головой за порог. Я увидела, как по его лоснящейся шкуре прокатилась волна, потом хвост три раза качнулся. И, ступая чуть не на кончиках копыт, жеребец подался назад. На его шее, крепко держась всеми конечностями, висел Тихонький Мя, волоча на хвосте мою сумку.

Я не могла головы повернуть, ибо именно в это время Армуф прилаживал на моих ушах витое сокровище – Elli’thaa aep’ Nertash Sa-War'ch, и расправлял цепочки на затылке, что-то бормоча и всхрапывая.

– Ой, ты ж богинька моя Лунная! – всмотревшись, воскликнул Тихонький Мя, и в его голосе не было слышно ни нотки раздражения. – Таки что это за эльфийский мальчик?! – И подтянувшись, он заглянул в морду Буцефала. Тот извиняющееся фыркнул, мол, сам первый раз вижу. – Ты представляешь, такой славный мальчик аж из северных земель, из этих их продуваемых неуютных княжеств – и у старого Мя в гостях! Поднеси меня поближе, мой большой дикий друг. Я имею интерес поздороваться с этим милым юношей!

Да что же там такое со мной Армуф сотворил-то?! И что Мя нашептал Буцефалу, что тот терпеливо и бережно таскает его на своей шее?! А урсолак уже оставил в покое и мои уши, и волосы, быстро растрепал узел на кушаке и перевязал на другой лад, впрочем, не менее затейливо.

– Такой науз правильнее, – прокомментировал он свою работу, отступая на шаг. – Теперь знающие язык родовых узлов не будут спрашивать, откуда ты. Сразу увидят: благородный Страж из Крайней Цитадели. Этих не спрашивают. Их уважают. И девчонки обожают!

– Да ты поэт, – кисло улыбнулась я, наконец-то поднимаясь с земли. Виски и уши непривычно холодило, хотя надо отдать должное мастеру-ювелиру – Са-Вархи не давили нигде и не отягчали голову. Так же непривычно было ощущение распущенных волос по шее и спине, хотя казалось, урсолак мне там макраме все это время заплетал. Я потрогала родовой узел, подумав, что на досуге надо будет освоить и это искусство, глядишь, пригодится. Потом перевела взгляд на мужское собрание, рассматривающих меня, как именинный торт. Разве что тарелочек в руках – и копытах не держат!

– Очень убедительно, – наконец вынес свой вердикт Тихонький Мя. – Я бы даже сказал, что наложение пишога в этом случае было бы менее удачным вариантом.

Армуф отвесил низкий поклон, расплывшись в самодовольной улыбке. Только Буцефал смотрел с плохо скрываемым скепсисом. И вообще, вид у него был, такой, что я испытала беспокойство: даст ли в седло сесть?

– Ну, что ты стоишь босиком, как плясунья их храма Блаженной Грар?! – прикрикнул на меня Тихонький, роняя на земь сумку и грозя мне пальчиком левой ноги. – Эльфийские вельможики северных краев ходят босиком только в покоях своих невест и на похоронах! Мы что, женить тебя будем или меня хоронить?!

– Долгие лета! – хором произнесли мы с Армуфом, совершая защитные жесты. Я добавила: – Не шути так, дорогой друг. Накаркаешь.

– Шо такое? – дернул ушами фир дарриг. – Где твоя эльфийская речь и заносчивые манеры молодого выскородного паршивца? Я таки тебя спрашиваю?!

– Ye'y star-ach, firh' darrigah sert[42 - «Закрой рот, фирр дарригское семя!» (высш., эльф., Hen Ichanel)]! – тут же рявкнула я, делая шаг вперед.

Армуф вздыбился и стал шарить рукой по груди, пересеченной широким ремнем. Но секира, как и мой меч, благополучно остались в доме синеносого хилера. А сам Тихонький оскалил острые зубки и довольно захихикал, покачивая перед моим носом длинным пальчиком.

– Так-то лучше, юноша! Да, так-то оно гораздо лучше! – приговаривал он. Потом добавил строгим тоном: – Вот так и говори, а если переходишь на Всеобщий, то изображай акцент. Ты же Высший Эльф, кровь с амброзией!

– Яйца с позолотой, – в сторону хмыкнул урсолак.

– Фи, Армуф, грубиян, – сморщил мордочку Тихонький, тут же добавив: – Но таки вы будет чудная компания: невоспитанный провожатый-урсолак и заносчивый эльф!

– Дайте хоть в зеркало посмотреться, изверги, – на высшем эльфийском проворчала я, натягивая сапожки, оказавшиеся на удивление в пору.

– Ой, оно тебе надо? Ну да смотри, старому Мя не жалко.

Уловить миг, когда он наложил пишог, я снова не сумела. Только что я стояла посреди залитого солнечным светом дворика – и вот уже вокруг меня полярная ночь. Под ногами в призрачном свете незнакомых, очень крупных звезд мерцал лед. Вокруг хороводом вознеслись ледяные шпили и глыбы, похожие на исполинские осколки, вонзившиеся в промерзшую твердь. Одна из таких громад находилась напротив меня. От неё веяло весьма ощутимым холодом. Поверхность же была зеркально-гладкой, и в отражении окружающее было хорошо различимо, будто на самом деле было полнолуние. Я смотрела на себя. Точнее – на молодого эльфийского вельможу, потомственного стража Крайней Цитадели. Кожа стала бледнее, благодаря нескольким слоям пудры, веки Армуф обвел темно-серыми, почти черными тенями, из-за чего глаза смотрелись ярче и как-то жутче. Плюс урсолак умудрился так подчеркнуть уголки глаз, что разрез смотрелся почти миндалевидным, а аристократической томности добавляли длинные ресницы. Волосы зачесаны назад, от висков на затылок уходят хитро переплетенные пряди, украшенные подвесками в виде крохотных звезд. На левом виске вызывающе белеет седая прядь. Я даже подумала: может, для симметрии выкрасить справа такую же?..

Са-Вархи удачно маскировали мои уши, не такие аккуратные как у настоящих эльфов.

Так что из ледяного зеркала на меня смотрел высокий узколицый эльф. Я изобразила на лице брезгливость, снисходительность, высокомерие, и невольно вздрогнула, почти не узнавая себя саму. Ну, Армуф! Не удавалось так вывернуть шею, чтобы посмотреть, что же он заплел мне на затылке, но я не сомневалась: тоже какой-нибудь родовой узел с бубенчиками!

За спиной моего зеркального двойника вдруг начала сгущаться мгла, предвещающая снежную бурю. Ночь же вокруг меня была все так же тиха, холодна и безмятежна. А там за ледяной поверхностью росчерки снега замутили воздух, все темнее становились тучи. И в них замелькали уже знакомые тени пластающихся в скачке коней. Но прежде, чем пишог лопнул разбившейся сосулькой, я увидела впереди буревой кавалькады мрачный огромный силуэт черного всадника на черном коне…

Я очнулась, чувствуя, как что-то хрустит и ломается под пальцами. Ошалело глянула вниз. Ф-фух, спинка скамейки!

– Ну, ты!.. – только и смог выдавить из себя Армуф, успевший сбегать в домик и теперь стоявший напротив меня с секирой наперевес.

– Все нормально, – просипел я, кашлянула и повторил: – An sel'als[43 - «Я здесь»(высш., эльф., Hen Ichanel)].

– А вот это ты правильно, – одобрительно заметил фир дарриг, глядя с прищуром. – Ну, насмотрелась? А я таки тебя предупреждал, оно тебе надо?

Я отмахнулась свободной рукой, рассматривая щепки в ладони другой. Да, жалко, резная спинка скамьи понесла ощутимый ущерб: один из грифонов остался без головы. В ухо мне раздалось горячее фырканье. Я прянула назад и наткнулась на насмешливый взгляда Буцефала. Тот снова фыркнул мне прямо в лицо и нетерпеливо топнул копытом. Как ни странно, его поняли все.

– Всё, мальчики, утомили вы старого Мя, старый Мя желает отдыхать и не видеть ваших глупых лиц ближайшие лет сто. – Тихонький махнул ручкой на сиротливо лежавшую на земле сумку (я заметила, что плотная кожа, из которой та была сшита, как-то странно поблекла, словно выцвела). – Забирайте свои вещи и железки, и с глаз моих долой!

– С вещами на выход, – пробормотала я, поспешив в домик, чтобы забрать свой меч. Фир дарриг въехал за мной на руках Армуфа и в голос сетовал на молодых болванов, не желающих блюсти себя, и, ой, таки, горе родителям, произведшим на свет таких неблагодарных детей. Брюзжал он настолько убедительно, что я воздержалась от расспросов по поводу, с чего бы ему содействовать мне, да еще и урсолака сюда приплести. Проверив целостность портупеи и поясного кошеля, я приладила меч на пояс, ощутив, что вот сейчас – одета полностью. На пороге дома я обернулась, вспомнила о своей роли «глупого вельможика» и, приняв соответствующую позу, процедила сквозь зубы:

– Мой род тебя не забыть, ты – получай благодарность от моего имя и быть признателен, что твой нора посетил Я!

– Сгинь с глаз моих! – тонко противно вскричал Тихонький, уже раскачиваясь на одной из трапеций. – И не забудь свой плащ, несчастье своих родителей! Ой, rrach sai-sai pupak[44 - Примерно: «Порождение бесшнуровых штанов»! – фир дарригское ругательство, означающее весьма беспутный образ жизни и не сдержанность в радостях плоти.]!

Я удостоила его еле заметным кивком, схватила с крючка на стене длинный темно-зеленый плащ с капюшоном и попыталась величественно покинуть жилище хилера. Захлопнувшаяся дверь придала мне внезапное ускорение, и я чуть не кувыркнулась вперед, под ноги ожидающим Буцефалу и Армуфу. Последний уже успел где-то раздобыть короткую мохнатую накидку, под которой очень удачно пряталась секира на его спине. Ухмылялся он нагло и вызывающе, как и положено наемнику не самого лучшего воспитания. Впрочем, у него хватило ума не входить в роль настолько, чтобы в мое отсутствие распотрошить мою сумку. Найтмар выразительно наступил на уголок сумки, пытаясь в это же время дотянуться до ближайшего куста.

Я встряхнула плащ, оценив и роскошный цвет, и дороговизну ткани, набросила на одно плечо. Подскочивший Армуф споро подвязал серебряные шнуры у меня на груди так, чтобы прекрасная обновка не потерялась по дороге. Я скосила глаза на очередной науз и задала наконец-то мучавший меня вопрос:

– Слушай, ты ж наемник, я о твоей команде Рубак всякого наслышана… Ну, откуда ты все эти эльфийские заморочки знаешь?! Да еще с косметикой так ловко управляешься?!

Армуф отступил на шаг, сделал довольную рожу и с непередаваемой гордостью произнес:

– Моя жена – Эльфа!

И столько он оттенков вложил в это слово: ведьма, стерва, умница, красавица, ЖЕНЩИНА – что я не стала уточнять, как это ему так повезло, и что вообще из себя представляет их совместная жизнь, раз грозный урсолак освоил все эти «женские штучки». Пришло на память его признание: «В общем, я теперь женщин очень уважаю». Я молча подняла с земли сумку, понадежнее приторочив к седлу, взобралась на спину Буцефалу и коротко сказала:

– В «Графский приют». – Подумала и добавила, коверкая, как и советовал Мя, речь: – Я желай есть хорошо и много!

– Не извольте беспокоиться, милорд, – тут же включился в игру Армуф, изображая шутовской поклон. Потом выпрямился и, поманив меня за собой, потрусил к выходу из Змеиного Хвоста. Я напоследок оглянулась на домик Тихонького Мя. На крыше тремя причудливыми кочками затаились пауки-переростки. Я дала себе зарок еще раз перетряхнуть сумку. Только выводка ананси мне не хватало в память о визите к фир дарригу!

Глава 7

В таверне «Графский приют» в этот час было немноголюдно. Хотя тут было не так уж и много места, чтобы могла разгуляться шумная компания обитателей и гостей Дэрхастона. Таверна славилась тем, что была самым спокойным заведением в ряду подобных, невероятной демократичностью – и звездными ценами на меню. Но стряпня Савадалла Мурра того стоила! И здесь, и только здесь во всем Мире можно было заказать в ожидании своих блюд редкость редкую – чашечку крепкого, черного как ночь кофе!

Чашечка была крохотная, на два глотка. «Наперсток», как презрительно бросил Армуф, не оценивший ни аромат, ни вкус благородного напитка. Хотя я не пожалела денег, и заказала кофе и своему «провожатому».

Мы славно разыгрывали с ним дуэт «эльфийский гость-вельможа и хамоватый гид-урсолак». Прежде посещения «Графского приюта» мы нанесли визит в достойную доверия лавку скупщика-гоблина, и часть моих эльфийских трофеев – золотых пластинок с доспехов бравой стражи и жемчуг из единорожьих украшений – обменяли на монеты. Гоблин вертел блестящие чешуйки, перебирал в ладонях гладенькие жемчужины, цокал языком, хмыкал, дергал длинными ушами. В общем, всячески выражал свой восторг и лебезил перед «высокородным господином», не обращая внимания на мою брезгливую мину. На самом деле мне хотелось смеяться в голос, так что от усилия сдержать хохот я кривилась и надувалась, как от спеси высшей пробы. Покидая лавку скупщика, мы заметили подозрительную троицу, наблюдавшую за входом в лавку из тени соседнего дома. Когда шайка не отстала от нас через два квартала, пришлось «поздороваться» с ними в распространенной по всему Дэрхастону манере. Попросту, свернув в очередной переулок, дождаться там взалкавших наживы преследователей и учинить банальную потасовку. Армуф не сдерживал себя и довольно быстро раскидал незадачливых бандитов. Отрезать им уши в качестве трофеев он не стал по моему громкому требованию. Я пригрозилась, что лишу его дневного заработка, и мы продолжили путь.

Потом мы пробирались в хитросплетениях улиц, отмахиваясь от уличных продавцов и воришек, шлюшек и разносчиков подозрительных снадобий, способных «вознести господина до чертогов богов» или «придать ему в постели мужества трех букентавров[45 - Букентавр – мифическое существо из древнегреческой мифологии, относящееся к классу кентавридов. Представляет собой человека с телом быка.]». От такого заявления даже Армуф поперхнулся и, не дожидаясь моего разрешения, отвесил продавцу чудо-травок хорошего пинка. Чтоб не завирался впредь. Всем была известна мощь букентавров, этих с виду медлительных и меланхоличных жителей далеких Облачных равнин. И ни разу блюдущих всевозможные строгие обеты жрецов Лунной Матери не уличали в распутстве!

После этого маленького приключения, выслушав мой долгий монолог в адрес всех «низких и недостойных», Армуф согласился навестить и Пестрый рынок, самый большой из всех рынков Дэрхастона.

О, если бы вы хоть раз посетили Пестрый рынок!.. Сюда стоило попасть хотя бы ради того, чтобы поглазеть на представителей чуть ли не всех рас этого Мира и десяток – иных Миров. Эльфы, гномы, орки, гоблины, фэйри всех мастей: лишь малая толика народностей, что могли бы потрясти ваше воображение. Всевозможные оборотни, звероглавцы, разумные звери и птицы гигантских размеров, кентавроиды, гуманоиды, негуманоиды и не поддающиеся никакой классификации существа и сущности: и все что-то продают, покупают, меняют, жульничают, воруют…

Здесь Буцефал без зазрений совести то и дело пускал в ход клыки, отпугивая проворных воришек и лишенных лицензии колдунов-звероловцев. Армуф вытащил секиру из-под накидки, позволяя всем желающим любоваться хищным блеском лезвий. Впрочем, прямо на ходу на Пестром рынке обворовывали только уж совсем растяпистых. Главным здесь было продать товар или обменять, завести беседу, узнать новости…

Мы миновали без приключений ряды торговцев оружием – от каменных ножей жителей островных королевств Шумного Моря до запрещенных заклинаний. Так же оставили без внимания лавки тканей и украшений, благовоний и афродизиаков. Задержались возле продавцов специй. Здесь Армуф после бурного и продолжительного торга приобрел три загадочных мешочка, бережно спрятав их на груди. Я изображала высокомерного вельможу и не интересовалась, на что спускает деньги мой «гид».

Везде и всюду с переносных лотков доносились ароматы еды: тут вам и жареные лапки саламандры под жгучим соусом, и каленые орехи цак-цак, похожие на железные шарики, а вкусом напоминающие шоколад. Заслышав, как один из лоточников нахваливает шашлычки из конины, Буцефал, не слушаясь поводьев, потянулся туда и так выразительно посмотрела на продавца-ворка, что тот с перепугу начал обильно линять. И окончательно был сражен на повал моим пожеланием (переданным через Армуфа) приобрести чуть ли не десяток этих самых шашлычков, нанизанных на деревянные палочки. Все это было схрумкано найтмаром на глазах изумленной публики и почти совсем невменяемого ворка. Урсолак успел попробовать один из кусочков этого сомнительного лакомства, разыграв небольшую пантомиму, в которую включил все: вдумчивое жевание, шевеление ушами, подергивание черным носом, облизывание языком губ с намеренной демонстрацией нечеловечески крупных клыков. Цыканье зубом, прищур глаз, вздох. В ожидании его выдоха дышать перестали и несчастный продавец шашлычков, и зрители.