Последний миг любви

Последний миг любви
Ирина Дементьева

Любовь – это редкая, диковинная штука. Она настолько многолика, что мы зачастую не можем её узнать, даже если она смотрит на нас в упор.Я не искала любовь, однако каждый день сталкивалась с ней и изо всех сил пыталась защитить её от тёмной и страшной спутницы, идущей по пятам. Но смерть всегда побеждала меня.И вот случилось так, что и мне пришлось встретиться с её посланником. Теперь мне предстоит решить, возвращаться ли обратно к жизни или остаться навечно с ним.

Ирина Дементьева

Последний миг любви

Где найти любовь?

Сразу хочется с глубоким придыханием ответить до невозможности банально: «Везде».

Но это будет ложью. Если бы любовь была везде, мы бы не сбивались с ног, разыскивая её, не совершали бы тысячи ошибок на пути к ней, не влипали бы в неприятности из-за неё. Не было бы тоскливых вечеров и безрадостных будней, мы бы не ощущали тотальное одиночество даже в толпе людей, пытаясь отыскать в других немного тепла и отклика.

Нет! Не стоит даже надеяться, что любовь даётся всем легко и просто за красивые глаза. Любовь – это редкая, диковинная штука. Она настолько многолика, что мы зачастую не можем её узнать, даже если она смотрит на нас в упор. Она не имеет чёткой формы и содержания. Попадая в разные сердца, она меняется, и мы никогда не сможем предугадать, какой она будет, что принесёт нам, и кем мы станем после того, как впустим её в себя.

Я не искала любовь, однако постоянно сталкивалась с ней. Каждый раз она представала передо мной в новом обличье, но за годы тренировок я всё равно научилась её распознавать. Она была в мягких улыбках и дрожащих руках, в отчаянных слезах и облегчённом смехе. Её приносили вместе со стаканом воды и связкой апельсинов и оставляли за дверью палаты, скрывая в коридоре боль, которая увязалась за ней. Я часто видела ту назойливую тень, блуждающую по коридорам больницы, которая сжимала сердца людей, заставляя их выдавливать из себя всю любовь до остатка, лишь бы только успеть отдать её нужному человеку. Момент самых искренних, оголённых и разрушающих чувств – последний миг любви.

Иногда после вторых суток дежурства мне даже казалось, что я действительно видела смерть. Видела этот размытый, тёмный силуэт, который протягивал свои полупрозрачные, словно клубы табачного дыма, руки к человеку в его последние секунды в этом мире, желая забрать в пустоту и холод. И только тот самый последний, отчаянный миг любви, который вспыхивает в человеке, чтобы успеть взглянуть в глаза родным или сказать последние самые важные слова, не даёт этим ледяным пальцам забрать его раньше времени. И я боролась, изо всех сил пыталась отогнать смерть от каждого пациента, хотя бы для того, чтобы у них было время испытать любовь еще хотя бы раз.

***

– Если ты сейчас не моргнёшь, я сдам тебя в музей, как редчайший вид ожившей мумии, – до меня донёсся звонкий голос моей сменщицы Марины.

Она нависла надо мной, внимательно рассматривая моё лицо, затем взяла мою кисть и посчитала пульс.

– Вы будете жить, хватит занимать чужую каталку, – она сложила мои руки на груди и отошла к окну, где уже разложила свой боевой набор косметики, – Анна Леонидовна, ваша смена закончится через пятнадцать минут, будьте добры покинуть помещение. Вы итак тут уже сутками бродите, скоро пойдут слухи, что вы местный призрак, измученный каторжной работой медсестры.

– Я могу подвинуться, если кому-то срочно понадобится прилечь, – я громко зевнула, однако даже не пошевелилась.

– Сколько ты уже здесь?

– Вторые сутки, если ты о рабочих сменах. А если ты говоришь о моём шикарном шезлонге, то я уже минут пять здесь получаю наслаждение.

– Если ты всегда с таким видом получаешь наслаждение, то не удивительно, что ты одна, – Марина рассмеялась, – Могла бы хоть откатить свой шезлонг на пляж повеселее, в проктологии, говорят, сегодня довольно бодро.

– Знаю, я как раз оттуда и сбежала, такие вечеринки мне не по душе, я люблю более спокойный и размеренный отдых. Мне осталось до конца смены двенадцать минут и тридцать шесть секунд, и я планирую насладиться ими сполна.

– Поэтому и припарковалась возле морга? Хорошее решение, здесь всегда можно охладить напитки.

– А ещё здесь очень тихо, и ребята спокойные.

– А главное, совсем нетребовательные, – Марина покачала головой, расправляя на голове ярко-рыжие кудряшки, – Иди уже домой, толка от тебя такой ватной уже всё равно нет.

– Не хочу, – я присела и потянулась, пытаясь размять ноющую после двухдневной беготни спину, – Здесь хоть компания есть, а дома тоска.

– В морге то? Не дури, – Марина стащила меня с каталки, – Иди домой, поспи, утром встанешь, сходишь в парк побегать, потом по магазинам и жизнь сразу станет гораздо интереснее. Нам для счастья то много не нужно.

Марина взяла меня под руку и повела в ординаторскую.

– Не хочу, лучше здесь с трупами. Дома призраки, – я поморщилась, вспоминая неуютные стены своей квартиры.

– Если ты о призраке умершей мыши в твоём холодильнике, то пора завести новую и накормить её. И себя заодно, как будто воздушный шарик за собой тяну. И вообще ночью в больнице о призраках не говорят, здесь и так радостей хватает.

Мы шли по коридору, прокрадываясь в ординаторскую, как кошки в ночи, чтобы не спугнуть и без того беспокойный сон пациентов. В больницах в принципе почти никогда не бывает тихо и спокойно. Слишком сложные, а порой непреодолимые проблемы здесь пытаются решить каждый день. За одну смену здесь можно отыскать с десяток причин для радости и столько же для грусти. Моя смена решила закончиться на печальной ноте.

Из одной из палат послышался сигнал вызова. Мы с Мариной одновременно взглянули на часы, висевшие на стене, чтобы понять, кому из нас идти на вызов. До конца моей смены оставалась всего минута, но Марина показала мне язык и тихонько засмеялась. Я страдальчески вздохнула и повернулась в сторону палаты номер двенадцать. Навстречу к нам вышла женщина и испуганно зашептала:

– Моя соседка сейчас резко дёрнулась во сне. Я испугалась, что она может упасть с кровати, хотела её разбудить, но она не отзывается.

– Ясно, можете на некоторое время выйти в коридор? – я проводила пациентку в холл к небольшому креслу, а сам вернулась в палату.

Марина уже осматривала женщину.

– Что с ней? – я открыла её медкарту, висевшую на спинке кровати.

– Уже ничего, – Марина записала время и накрыла женщину с головой одеялом, – Иди, дальше я сама.

Я молча кивнула в ответ и вышла из палаты. Смерть снова тенью прошмыгнула мимо меня по коридору и успела забрать ещё одну жизнь. Иногда мне казалось, что моя работа заключалась в вечном противоборстве с этим неизбежным врагом. В удачные дни получалось вырвать жизнь из его холодных лап, но сегодня он снова добился своего.

Я остановилась у ординаторской, но внутрь так и не зашла. Вместо этого я завернула в отделение интенсивной терапии и уселась на банкетку у одной из палат. Мне было чертовски грустно. Хоть за время работы в больнице я успела увидеть немало смертей, но, как показывала практика, количество тут дела не играло. Сколько бы горя я не видела, легче переносить его я не стала, наоборот с каждым разом я всё больше теряла надежду.

Мне настолько не хотелось уходить домой, казалось, что стоит мне выйти за эти стены, и я тут же перестану существовать. Я бы прекрасно устроилась на этой самой банкетке прямо в коридоре, словно дворовая кошка, и тихонько сидела бы и наблюдала за всем, происходящим вокруг. Но по взгляду дежурившей в реанимации медсестры я поняла, что ей и без меня забот хватало, поэтому, грустно вздохнув, я всё же поднялась на ноги и пошла обратно по коридору. Перед тем как выйти, я остановилась у одной из палат, где была приоткрыта дверь. Там уже несколько месяцев лежал пациент в коме. Мне вдруг стало тревожно, что гуляющая по коридорам смерть может увидеть открытую дверь и решит зайти к нему в палату. Я оглянулась по сторонам, будто вокруг меня, и правда, уже кружил невидимый ворон, и тут же захлопнула дверь, чем заслужила недовольный взгляд медсестры. Но в этот раз я не обратила на неё никакого внимания, вместо этого я вглядывалась в пустоту тёмного коридора, желая удостовериться, что этой ночью больше никого не заберут. Когда мне стало казаться, что воздух передо мной стал сгущаться и приобретать очертания тёмного силуэта, я с ужасом поняла, что мне действительно стоит отдохнуть.

Испугавшись своих собственных галлюцинаций, я выбежала в холл больницы и прямо в медицинской форме вышла на улицу. Я так надеялась, что ночной воздух сможет освежить моё сознание, но становилось только хуже. С каждым вдохом я будто бы пьянела всё больше и больше. Фонари, освещающие территорию больницы, начали отплясывать совершенно дикие танцы, прыгая вокруг меня, словно кузнечики. Я зажмурилась и с силой потёрла виски, стараясь остановить хаос, творящийся перед глазами. Но стоило мне закрыть глаза, как в ушах зазвучал оглушающий вой сирены приближающейся на всех порах скорой помощи. Я схватилась рукой за ближайшую стену и медленно стала спускаться по ступенькам. Сейчас врачам наверняка понадобится помощь, я вышла на подъездную дорожку, чтобы первой встретить машину скорой. Вой сирены становился всё громче, практически полностью лишая меня слуха, свет от фар больно резал глаза, от чего мне снова пришлось зажмуриться. Я держалась из последних сил в ожидании, когда машина остановится и прекратит эту ужасающую какофонию. Она была уже совсем рядом, я даже могла различить лица водителя и дежурного врача на передних сиденьях. И вот они подъехали совсем близко, уже пора было останавливаться, но у машины, казалось, отказали тормоза, она продолжала ехать, не замедляя ход. Я запаниковала, не понимая, что происходит. Ведь сейчас они не только врежутся в стену больницы, но и собьют меня. Я замахала руками над головой, призывая их остановиться, но они будто не видели меня. На последних секундах я сделала шаг в сторону, затем услышала пронзительный женский крик, и, наконец, всё вокруг стихло. Улица снова наполнилась тишиной летней ночи, фонари отчего-то и вовсе резко погасли, а боль внутри меня в один миг исчезла, унося меня куда-то очень далеко за собой.

***

«Просила же тебя ехать домой. Какого чёрта ты решила испортить мне смену?»

Я услышала над своим ухом надрывное ворчание Марины, которое вот-вот грозило перерасти в настоящую истерику. Мне казалось, что она словно муха летала надо мной и без остановки жужжала, не давая мне поспать. А спать мне очень хотелось, после долгой смены и откровенного помутнения рассудка, я чувствовала себя наконец-то легко. Во всем теле ощущалась непередаваемая лёгкость.