Любовь. Слёзы. Алкоголь

Уезжаю на целые полгода! По щекам побежали слезы, и я рыдала целый час, радуясь, что мама на работе.

Мы пили чай на кухне, часы показывали девять.

– Я рада, что ты у меня такая целеустремленная, ты такая же, как твой отец. Когда он начинал свой бизнес, никто в него не верил. Еще бы! Мы оба из простой семьи, родители наши были обычными рабочими. Он добился всего только своими руками, потому что работал на износ. Этот дом, машина – как много он нам оставил, и, если бы он был жив, то обязательно поддержал бы тебя сейчас, и тебе бы не пришлось думать о том, на какие деньги ты будешь жить. А я продала его фирму за бесценок от страха- по щекам у мамы катились слезы, мое сердце упало.

– Мама,– я вскочила и обняла ее,– перестань! Ну, хочешь – я не поеду? Хочешь – я останусь?

– Нет, – вдруг резко оборвала меня она. – Ты поедешь! Я не допущу, чтобы этот город загубил тебя. Потом, глядишь, устроишься в столице, и я к тебе перееду, – через слезы она улыбнулась. – Всё, хватит реветь! Мы с тобой сильные независимые женщины. У меня Шпротик есть, не заскучаем. Ещё я подумываю выращивать комнатные цветы, ты же знаешь, как я их люблю.

Это, действительно, так и было – у нас весь дом был уставлен цветами. И все они были зеленые, веселые, ухоженные, а летом весь дом был увит вьюнами от земли до самой крыши.

– Ты не против, что я пока займу твою комнату рассадой? Хочу попробовать разводить чайные розы и орхидеи!

– Ах, вот, значит, почему ты не против, что я уезжаю?– ехидно подметила я,– У вас со Шпротом уже планы на мою комнату?

Мы долго смеялись, разговаривали, шутили, как обычно бывает после чего-то печального. Когда всё высказано, на душе становится так легко, что потихоньку миришься со своей печалью и начинаешь принимать ее и воспринимать, как данное.

Мой поезд отъезжал от перрона в пять сорок утра, часы показывали два ночи. Я не спала. Луна была просто огромная, и комната освещалась ею. У меня было возбужденное состояние, как перед решающим броском. Я не могла больше лежать в кровати и встала, подойдя к окну, которое было распахнуто настежь. Летняя ночь была теплой, тихой, волнующей. Как прекрасно! Где-то вдали проезжали редкие машины, жужжали кузнечики, и нежно танцевал ветер. Такую ночь хочется запомнить навсегда, запомнить ее нежные запахи, звуки, запомнить себя в ней и те чувства, которые рождает такая ночь, ведь всё, что есть прекрасного в человеке, рождают именно такие ночи. В такие ночи я не верю, что может быть просто смерть, я верю во что-то большее. Я легла, когда уже рассвет начал освещать мое лицо, и, подремав около сорока минут, стала собираться.

Когда я спустилась вниз, мама жарила яичницу, разлив нам по стакану кофе.

– Мама, зачем ты так рано встала?

– Доброе утро! У меня сегодня выходной, хотела, чтоб мы вместе позавтракали, – мама была печальная, но старалась всеми силами это скрыть,– ты уже собралась?

– Да. Так жалко оставлять синтезатор, как же я без него? – я глубоко вздохнула. – И мои книги…

– Я буду за ним ухаживать, не волнуйся! Буду протирать пыль и играть те две песенки, которым ты меня научила. Помнишь?

Огонь так и прожигал мою грудь, когда вот-вот рыдания прорвутся наружу, я уже так скучала по маме, по дому, по коту, по своим вещам, но нашим утренним посиделкам.

– Не время реветь, давай ешь!– сказала мама, предугадывая мои чувства. – Ты, надеюсь, не передумала ехать?

– Нет, – сквозь слезы пробормотала я.

Подъехало такси. Я стояла одетая, груженая двумя массивными чемоданами.

– Ты и зимние вещи взяла? – удивилась мама.

–Да, зачем покупать, у меня эти вещи еще новые, – хотя моему пуховичку исполнилось уже добрых три сезона.

Я напоследок потрепала кота за ухом, отчего он благодарно замурлыкал. Мы крепко обнялись, и мама проводила меня до ворот.

– Я верю в тебя! Будь сильной и ничего не бойся, это тебе! – мама протянула серебряную цепочку с кулоном, где был изображен японский символ.– Этот символ означает «путь». Я хочу, чтобы он стал твоим талисманом. Никогда не забывай две самые главные дороги: дорогу своей жизни и дорогу домой.

Мы с мамой всегда держали эмоции при себе, поэтому такое откровение заставило давить в себе слезы.

– Мама, спасибо! Это так важно сейчас. Спасибо,– машина прогудела, я обернулась, водитель указывал на счетчик, тем самым давая понять, что «денежки капают».– Мне пора! Когда сяду в поезд, я обязательно позвоню тебе, пока.

В окно я видела маму, которая, немного покачиваясь, стояла у ворот, а возле ее ног сидел толстый усатый кот. Моя семья. Как же мне больно оставлять вас! Но это мой путь. Спасибо, мама!

Я стояла на перроне. Ранее утро уже таило в себе отголоски осени. Меня всю трясло от макушки до самых пяток, но я хранила внешнее спокойствие. Поезд подъехал, объявили, что остановка продлится двадцать минут. Я нашла свое купе, поблудив несколько минут туда-сюда. В купе находился молодой парень, лет двадцати пяти. Он занимал нижнюю полку.

– Привет,– весело произнес он, отрываясь от книги. Я не заметила, что он читал.

– Э-э, привет! Не против, если я займу верхнюю полку? – я была возбуждена, бессонная ночь дала о себе знать.

– Да без проблем! Меня Жека зовут!

– Анна!

–Приятно познакомиться, далеко едешь? -спросил он, пока я закидывала свои пожитки наверх.

– О да! Очень далеко! И, если повезет, надолго, -ответила я, впихивая свое тело на верхнюю полку.

– Ладно, вижу, бессонная ночь была. Не буду напрягать расспросами.

«Какой воспитанный!», – подумала я, и, что-то пробурчав в ответ, вырубилась, несмотря даже на ненавистный стук колес.

Я открыла глаза от приятного запаха кофе. В маленьком окошке мелькали непонятные пейзажи. Лил дождь. Через окно смотреть было то же самое, что и через переполненные слезами глаза, когда видишь просто размытые контуры. Часы показывали шесть вечера. Голова трещала, и сон в одежде не пошел на пользу: всё-таки джинсы не предназначены для того, чтобы в них спали.

– Ого, ты проснулась! Проспала почти двенадцать часов. Хочешь кофе? -он наливал кофе из термоса себе в стакан.

–Да,– мой голос был сиплым ото сна,– голова болит!

– Может, на погоду? Или от пересыпа!

–Думаю, и то, и другое, – я слезла вниз и села напротив.

– Есть стакан или мне налить в свой?

– Да, да, конечно, есть, -я чувствовала себя сонной мухой, и реальность как-то тянулась за сознанием: и этот дождь, стук колес, тусклый свет – все располагало, чтобы допустить сомнение в реальность происходящего. Я встала и начала рыться в сумке, не без труда вытащила свою белую большую кружку с кроликом, играющим на пианино. Подарок папы.

–Ух, ты, какая кружка! Ты музыкант?– увлеченно спросил парень.

– Да, можно и так сказать!

Он протянул мне полнехонькую кружку горячего сладкого кофе со сливками.

– М-м, как вкусно!– я стала потихоньку, наслаждаясь, потягивать кофе.

– Спасибо! Кофе – это единственное, что я делаю хорошо, -с улыбкой произнес он.

–Что-то я сомневаюсь, -так же с улыбкой ответила я.

– Почему же?

–Потому что, если человек что-то делает хорошо, значит, подходит к этому основательно, а, значит, и любые другие дела не сможет делать «тяп-ляп».