История Российского государства в публикациях газеты «Санкт-Петербургские ведомости». Том I. От Рюрика до Романовых

– А вот самый, наверное, яркий пример обращения к средневековым образам, поискам в них национальных идеалов – это эпоха последних Романовых. Незадолго до революции было основано Общество возрождения художественной Руси, в него были приглашены серьезные ученые из Петербурга и Москвы. Была даже построена маленькая «Древняя Русь» – Федоровский городок в Царском Селе. Идеализация фигуры царя, монархии подавалась через древнерусские формы. Это явное стремление использовать идеи медиевализма в русле политической пропаганды.

Кстати, именно в Федоровском городке оформилось поэтическое творчество Сергея Есенина. Вспомним его строки «Гой ты, Русь, моя родная, // Хаты – в ризах образа…». Призванный в армию во время Первой мировой войны, Есенин числился санитаром при госпитале, который устроили в Федоровском городке. И в числе прочих деятелей культуры был приглашен принять участие в этом «древнерусском» культурно-идеологическом проекте.

ФИЛЮШКИН:

– Еще одна тенденция: на рубеже XIX–XX веков государственная власть, используя образы и идеалы Средневековья, стала «маркировать» территорию Российской империи. Например, власти воздвигали памятники в честь 900-летия крещения Руси, причем не в центральных губерниях, а на национальных окраинах. Казахские степи, Галиция, Кавказ, Дальний Восток… А это значит – пытались расширить территорию империи в идеологическом смысле, продемонстрировать, что эти земли таким образом включаются в наше культурное пространство, относятся к общей русской истории.

– По сути, похожие процессы происходят и сегодня…

ФИЛЮШКИН:

– Да, судите сами: за XIX–XX века в Российской империи и СССР было поставлено всего несколько десятков памятников деятелям Средневековья. Среди героев – Юрий Долгорукий, Александр Невский, Дмитрий Донской. Зато за последние двадцать лет подобных монументов появилось… более четырехсот!

Причем опять-таки налицо тенденция «маркировки» общего культурно-государственного пространства: памятники Владимиру Крестителю, Кириллу и Мефодию, Илье Муромцу появляются во Владивостоке, Ханты-Мансийске, Нарьян-Маре, Калининграде… То есть в городах, исторически не связанных с этими персонажами. Но постановкой памятника героям средневековой Руси они как бы включаются в общее традиционное культурное пространство.

Не забудем также, что медиевализм был очень тесно связан не только с глобальными событиями, но и с локальной историей. Представим себе прозябающий уездный городок XIX века, в котором особенных достижений нет, жизнь там описана классиками русской литературы. А хочется чем-то гордиться. Чем? Конечно же, блестящим прошлым, когда этот городок, возможно, был центром какого-то княжества, когда он, к примеру, остановил нашествие самого Батыя, когда под его стенами сражался Евпатий Коловрат!

Давайте вспомним, что до XIX века знание своего прошлого носило в России либо узко книжный характер, либо мифологический, легендарный. Научного представления не было. В 1813 году на волне патриотического подъема после Отечественной войны школьным учителям Российской империи было дано распоряжение искать на местах, где они работают, памятники древности. Необходимо было создать представление о том, в чем вообще заключается русское прошлое.

Учителя с этой задачей не справились, и тогда в 1826 году вышел указ Николая I, возложивший «обязанность» искать памятники древности на Министерство внутренних дел. Именно оно должно было «привесть в известность нашу историю». Из уездов отвечали: «У нас ничего нет». Замечательна фраза из одного документа: «У нас никаких древностей нет и быть не может». На местах просто испугались, что если признаются в наличии «древности», то за это будут наказаны – как за упущение по службе. Когда поняли, что, наоборот, за найденные древности могут похвалить, стали их искать массово, причем самые мифические. Вроде борозды Никиты Кожемяки или камня в псковском селе Будник, на котором, по преданию, родился князь Владимир.

И вот тогда начался бум краеведения. На местах возникают различные общества. Ко второй половине XIX века они уже создали общую картину памятников древности на территории России и активно занимались воссозданием образа русской древности. Местная героическая история приводит к возникновению локального патриотизма. Сейчас происходит очень похожее. Очень много памятников в «малых» городах ставят основателям, местным князьям…

– Но разве в этом есть что-то плохое?

СИРЕНОВ:

– А мы ни в коем случае не говорим, что это плохо, и стараемся вообще не давать оценок. Мы просто фиксируем явление. Беда может быть в том, что нередко локальные исторические события притягивают, как говорится, за уши, а иногда и просто выдумывают. Весьма характерный процесс – волна юбилеев старинных русских городов, иногда повторных, связанных с их «удревнением».

Например, в 1995 году был организован 1000-летний юбилей Белгорода. При этом факт фальсификации несомненен, поскольку существующий Белгород на Северском Донце был основан как крепость Засечной черты только в 1596 году и оказался всего лишь одноименным древнерусскому Белгороду (ныне село Белгородка под Киевом). Это обстоятельство не отрицалось ни историками, ни краеведами, ни церковными и общественными деятелями. Тем не менее 1000-летний юбилей был официально объявлен, профинансирован и отпразднован.

К этой же группе псевдоюбилеев, когда данные письменных источников, недостоверные или неверно истолкованные, противопоставляются всем другим свидетельствам, в том числе археологическим, относится казус Старой Руссы. Один из древнейших городов Руси, Русса известна по летописям с середины XII века, а по данным археологии, ее основание надежно датируется временем не позднее первой половины XI века. Однако группа местных энтузиастов отдает предпочтение не аутентичным свидетельствам XI–XII веков, а «Сказанию о Словене и Русе» – памятнику русской литературы XVII века. Автор «Сказания» сочинил легенды, в частности, об основании Руссы легендарным князем Русом, который жил… ранее Александра Македонского.

Эти литературные фантазии XVII века противопоставляются надежным свидетельствам источников XI–XII веков. В результате подобных «штудий» в центре Старой Руссы появился камень с цитатой из «Сказания» об основании города князем Русом…

Другой вопрос – с Курском. В 2012 году был отпразднован его 980-летний юбилей. Курск действительно существовал в домонгольское время. Помимо упоминания «курян» (жителей Курска) в «Слове о полку Игореве» Курск фигурирует в Житии Феодосия Печерского, и это вполне достоверное свидетельство существования поселения в XI веке, что подтверждают и данные археологии. Однако после татаро-монгольского нашествия Курск был разорен, опустел, и вторично на этом месте город был построен только в 1596 году при строительстве Засечной черты.

С этого времени, то есть с конца XVI века, прослеживается непрерывная история города Курска. Сводить вместе Курск домонгольский и Курск нынешний достаточно сомнительно, поэтому такой юбилей представляется недостаточно аргументированным.

Идет подмена понятий, и начинается это с общественности и краеведов, которые из благих побуждений сделать свой край более значимым, знаменитым и интересным для туристов соглашаются на исторические подтасовки.

ФИЛЮШКИН:

– В этом ни в коем случае нет злого умысла. Люди искренне стремятся приукрасить свою историю, считают, что так она будет интереснее и поучительнее. Но это не установление исторической истины, а ее изобретение, мифологизация. Мы же исходим из того, что историк должен стремиться к истине – это наше кредо. Однако подобные процессы очень интересны с точки зрения изучения общества, его настроений. Ведь обращение к древности означает, что люди ищут ответы на свои насущные вопросы не в нашем времени, а в прошлом.

Недаром в последнее время массовый характер приобрело движение реконструкторов. Это говорит о том, что, к примеру, сегодня человек сидит в офисе, а вечером берет муляж винтовки или рыцарского меча и, «перемещаясь» в прошлое, находит себя, получает то, чего у него нет в повседневной жизни, – какие-то недостающие ему эмоции, выражение своих мыслей и настроений…

Конечно, само по себе обращение к корням замечательно, это воспитывает общество, сплачивает нацию. Опасность в том, что любой социум должен быть все-таки ориентирован на будущее. Обратите внимание: сейчас у нас нет серьезных общественных дискуссий о будущем. Наоборот, сегодня мы активно спорим о прошлом, идут «войны памяти», общество расколото в оценке различных исторических событий.

Мы имеем, в общем-то, ситуацию, которая была в Российской империи в начале ХХ века, когда общественное мнение было в значительной степени опрокинуто в прошлое. Как я уже говорил, идеология царской власти в поисках идеала обращалась к прошлому – к временам Московской Руси. Устраивались костюмированные балы в одеждах XVII века, пышно отмечалось 300-летие восшествия на престол Романовых, произошедшее в 1613 году.

А кто победил в итоге? Большевики, у которых не было представления о том, что было хорошего в прошлом, но которые были целиком ориентированы на «светлое будущее».

Впрочем, и на Западе мало кто обещает безоблачное завтра. Обратите внимание, что нам предлагает фантастика: либо зомби-апокалипсис, либо «восстание машин», либо визит злобных пришельцев из космоса. Из научной фантастики исчез позитивный образ будущего. В 60-е, 70-е годы прошлого века он еще был, существовала вера в научно-технический прогресс. А сейчас ее нет, поэтому люди и ищут спасения в «светлом» прошлом.

– То есть «зацикленность» на прошлом – это мировая тенденция?

ФИЛЮШКИН:

– Да. На Западе точно так же пышным цветом расцветает историческая реконструкция, а также ориентированные на Средневековье общества поклонников «Властелина колец» Толкиена и Гарри Поттера.

Вообще история – такая вещь, которая приводит к самым неожиданным выводам. В XIX веке она развивалась как наука о происхождении наций, национальных государств. Сегодня же господствует мультикультурализм, отрицание национальных особенностей, сведение их на уровень этнографических достопримечательностей для туристов. Общий тренд – глобализация, построение в планетарном масштабе единого человеческого социума с одинаковыми ценностями и идеалами. А как писать новую историю глобального человечества, никто не знает. Люди теряются и ищут духовные ориентиры в простом, устоявшемся и всем понятном прошлом.

Когда мы начинали свой проект, я думал, что мы его завершим, указав в качестве образца американские национальные парки. В США их было открыто около шестидесяти, их задачей было «примирить» болезненные исторические сюжеты. То есть в одном парке устанавливали памятники всем участникам гражданской войны – и южанам, и северянам. И тут же ставили монумент условному пулеметчику Джону, который сражался во Вьетнаме на «неправедной войне» не по своей воле, но был честным солдатом, исполнявшим свой долг.

Эта воплощенная идея национального согласия казалась мне правильной. Однако дальше были выборы президента, на которых победил Дональд Трамп, и выяснилось, что эта историческая политика, казавшаяся успешной и образцовой, совершенно не работает. Война памяти не обошла стороной и США. В одних штатах оскверняли памятники южанам, в других – северянам… В людях проявились национальные комплексы, которые тщательно прятались под искусственными масками, надетыми массовой культурой.

Поэтому ответа на вопрос: «Как надо?» – у нас нет. Сегодня в России модно говорить об исторической политике, имея в виду при этом почему-то исключительно действия власти. Но ведь это не так: в России одновременно и параллельно существует не одна, а множество исторических политик. На умы пытаются влиять и Военно-историческое, и Вольное историческое общества. Существуют историко-культурные предпочтения, демонстрируемые реконструкторами, а есть трансляция исторических концепций через социальные сети. И все это порой совершенно разные взгляды, идеи… Не надо еще забывать, что Россия – многонациональная страна и трактовки истории в регионах могут очень сильно отличаться.

СИРЕНОВ:

– Наверное, это хорошо, что существует много точек зрения, но плохо, что между их сторонниками почти нет диалога.

Сергей ГЛЕЗЕРОВ

Опубликовано 17.10.2018 в № 193 (6302) «Санкт-Петербургских ведомостей»

Вдохнуть душу в прошлое

Помогает наука, которая до сих пор борется за свое признание

У Александра Радищева в его знаменитом «Путешествии из Петербурга в Москву» можно встретить свидетельство, как он, поглощая кофе, страдал, что ему приходится пользоваться продуктом, добытым американскими невольниками. «Кофе, налитый в твоей чашке, и сахар, распущенный в оном, были причиною слез, стенаний, казни и поругания…». Сейчас мы пьем кофе и не испытываем угрызений совести… Почему у каждой эпохи свои духовные ценности, а у разных поколений меняются оценки одного и того же события? На эти и другие вопросы помогает ответить историческая психология.