Мои ночные рефлексии

Мои ночные рефлексии
Ирина Гербертовна Безотосова-Курбатова

В книге «Мои ночные рефлексии» автор погружает читателя в разные периоды своей жизни, дает свою интерпретацию событий, ищет ответы на бесчисленные вопросы науки и жизни, предлагает свои авторские концепции: прекрасного Дома, счастливой жизни, состояний психологической совместимости, моделей рефлексии и умного текста.Автор излагает события в психологической (не в политической, не в исторической) плоскости со множеством ссылок на известных людей. А для простоты восприятия – с многими примерами из жизни и литературы. Эту простоту автор видит и в процессе общения людей, которое должно быть без скучного формализма, без интеллектуальной пустоты, без кричащей вульгарности, без плоской пошлости, без психопатического манипулирования и – главное – без понтов.Автор будет очень рад, если доставит читателю удовольствие от текста.

Ирина Безотосова-Курбатова

Мои ночные рефлексии

Памяти моего дорогого прекрасного мужа – Васюши

1. ЗИМНИЙ САД В БИБЛИОТЕКЕ, или Моя интеллектуальная жизнь

2019 г. Апрель. Я начинаю свою книгу «Мои ночные рефлексии» о своей (и не только о своей!) жизни. Название этого Введения – не ошибка: не библиотека в зимнем саду (как было бы логичнее), а именно Зимний сад в библиотеке, ибо логика в том, что в 17-метровой комнате по всему ее периметру на стеллажах от пола до потолка расположилось более четырех тысяч моих любимых книг (в соседней комнате в кабинете мужа – еще более тысячи), а посередине комнаты на трёхъярусном каскаде-острове – оранжерея (зимний сад). Когда к нам кто-то приходит впервые, то, как правило, одни видят только цветы (и не замечают книг!), а другие – только книги (и не замечают цветы!). Нас это забавляет, но не удивляет (понятно, что человека притягивает его доминанта). Цветы – мое относительно недавнее увлечение (в последние 20 лет) – наслаждение и медитация, но, пожалуй, страстью я это не назову. Вообще, моя страсть – вода (См. мое эссе «Страсть к воде: мои заплывы»), однако, самая большая моя страсть – КНИГИ – она первая и самая сильная моя страсть, которая определила содержание всей моей жизни – навсегда.

Очень давно еще в Камышине в 1967 году (я тогда училась в восьмом классе) в одно из воскресений зимой, проведя, как обычно, почти весь день в читальном зале нашей городской библиотеки (с потрескивающей буржуйкой в углу читального зала!) и взахлеб читая «Письма Маяковского к Лиле Брик» (в случайно мною обнаруженном на полке томе Литературного наследства), я ощутила прилив острого наслаждения от чтения, от новых знаний, от погружения в другие миры других людей, НО – самое главное! – от других – не официозных, не формальных, не скучных (а интересных!) текстов – и потом, выйдя из библиотеки на улицу и увидев ослепительный белый снег в начинающихся сумерках, поняла, даже скорее остро осознала, что в жизни буду получать наслаждение, в основном, только от чтения. Так оно и вышло. Здесь же отмечу, что тогда мне в маленьком волжском городке не дано было знать, какой вой поднялся по поводу выхода этого 65 тома Литературного наследства «Новое о Маяковском» (об этом я узнала только сейчас, спустя полвека (!), вспомнив этот день и заглянув в интернет, где опубликованы все эти указы «сместить, запретить, заменить» и т.д. за 1958 год. – год выхода этого тома). Я сразу забеспокоилась и кинулась к Блоковским томам Литературного наследства 1980-1987 годов и – с облегчением выдохнула – нет, в них составители все на месте, даже 20 лет спустя (Луи Арагон защитил: «Только посмейте тронуть!»).

В Камышине (в котором проходило мое интеллектуальное становление) можно было подписаться почти на любое собрание сочинений (Бальзак, Мопассан, Диккенс, Толстой, Достоевский, Чехов и многие другие) и мы с мамой регулярно подписывались на эти «огоньковские» собрания сочинений и они украшали нашу библиотеку многие годы (и сейчас, конечно, несмотря на то, что в ней по прошествии стольких лет приобретено много других прекрасных книг, и, особенно, как ни странно, в 80-е годы, и, конечно, – изданных после перестройки в 90-е гг. и потом – в нулевые и в десятые).

Однако поразительно было другое – в районной и городской библиотеках было очень много хороших книг, например, в 1969 году спокойно стоял впервые (после журнального варианта «Мастера и Маргариты») М.Булгаков со своим знаменитым «Бегом»), эту книгу мне потом «подарит» моя приятельница-библиотекарь, видя мое острое желание её иметь (со словами: «Её все равно никто не читает»). Мистика, но только вчера узнала, читая последнюю книгу Михаила Веллера «Огонь и агония» (2019) – главу об интеллектуальной жизни 70-х годов ХХ века, о том, что этот «синий Булгаков» на черном рынке в Ленинграде стоил 50 рублей!

Моя жизнь – это, в основном, история моих знаний, которые я черпала из книг. Книги я до умопомрачения постоянно читала в библиотеках (сначала в Камышине, потом, когда мы переехали в Волгоград в 1975 году – моем любимом Волгограде, очень много – в тогда еще Ленинграде).

Но главное наслаждение всей моей жизни – это книжные магазины, которые на протяжении очень многих лет были моей настоящей интеллектуальной страстью. Скользя взглядом по книжным полкам, я могу безошибочно сказать о многих книгах, где, когда, при каких обстоятельствах они были куплены, что я при этом испытывала, когда я их читала (чаще – сразу, в тот же вечер, устраивая себе пир интеллектуальной тишины).

И, с другой стороны, я часто мысленно вспоминаю книжные магазины моего неизменного маршрута по субботам в течение многих лет (в том числе и те, которых давно уже нет («Современник», «Техническая книга», в центре Волгограда, книжный магазин на Волгогрэссе, а недавно перестал существовать и «Диалог» (в советское время – «Политическая книга») на моей любимой Аллее Героев), которые дарили мне эту книжную радость, прекрасно помня какие книги я в каждом из них покупала – горячо благодарю их за подаренное мне наслаждение! – (См. об этом подробно в моем эссе «Мои прогулки по городу»). Интересно, но мои прогулки в любом городе – это книжные маршруты. Недавно обнаружила, что в Волгограде этот маршрут у меня был значительно длиннее и гораздо живописнее (в основном, вдоль прекрасной Волги с ее удивительными песчаными косами), чем был в Ленинграде, где, в основном, маршрут пролегал по Невскому – «Лавка писателей», «Дом книги» (дальше), а по Литейному – «Академкнига», «Подписные издания» и магазин «Глобус» на иностранных языках).

Сегодня, мы чаще заказываем книги по интернету в магазине «Лабиринт» (начиная с 2012 года – приобрели более 300 книг за восемь лет), однако, по-прежнему (какая радость!) пасемся и в тех, которые выстояли в бурные 90-е и вялые 2000-е («Книжный мир» на нашем Авангарде, где мы живем, «Учитель» на улице Кирова (в 5 минутах ходьбы от нашего дома). Именно в «Учителе» я открыла для себя несколько лет назад прекрасную серию «Интеллектуальный бестселлер читает весь мир», когда купила «На солнце и в тени» Марка Хелприна (самая лучшая, на мой взгляд, сага о любви! – вряд ли кто-то найдет где-нибудь еще такую глубину чувств!!!).

То, что еще остались книжные магазины в городах – это загадка (сейчас практически никто не читает или предпочитает электронный вариант). Мы тоже с мужем в 2015 году купили каждому по планшету и скачали по интернету много интересных книг (мне даже удалось скачать William J. Stoner – как сонет № 73 У.Шекспира перевернул всю жизнь главного героя!).

Но, по иронии, судьбы именно 2015 год оказался очень «урожайным» в отношении книг, они лавиной появлялись в газетных киосках : интересные серии о путешествиях издательства «Амфора», которое, к сожалению, позже обанкротилось, но именно это издательство напечатало полную версию «Москва слезам не верит» – так я открыла для себя гения – сценариста и писателя Валентина Черныха и поняла, благодаря кому этот фильм получился гениальный. И в этом же 2015 году (лучше поздно, чем никогда) открыла для себя другого гения – Анатолия Рыбакова и его шедевр «Дети Арбата» – до сих пор не могу понять, почему он прошел мимо меня в конце 80-х!!! Такой многогранной, многоуровневой книги нет больше нигде, ни в какой литературе!!! Даже Сталинградскую битву он описал так талантливо, что я впервые до самой глубины осознала трагичность и величие нашего прекрасного героического города.

Я очень благодарна судьбе за то, что именно книги определили главное содержание моей жизни и именно книги сделали мою рефлексию содержательной, глубокой и такой многогранной, а не личный опыт, который, как известно (на что указывал еще умный Александр Герцен) есть беднейшее средство познания этого мира.

Все, что мне интересно в этой жизни, все темы и проблемы, которые я попытаюсь затронуть в моей книге – все они своим источником размышлений обязаны книгам.

Вообще, если жизнь каждого человека представлять в контексте основных векторов ее содержания и наполнения, то таких основных векторов (областей) у меня десять: книги (чтение) – об этом на протяжении всей этой книги, английский язык (См. мое эссе «Мой английский») и литературоведение (См мое эссе «Мои прогулки по городу») – это моя филология), психология (См. мое эссе «Моя психология»), музыка (сначала на пластинках, а в последние годы на более, чем 200 дисках классической и инструментальной музыки и, конечно, по радиостанции «Орфей» – на очень маленьком музыкальном центре с «серьёзными» колонками музыку слушаю много десятилетий каждый день), город и его среда (См. мое эссе «Мои прогулки по городу», степи и леса (отдельного эссе на эту тему решила не писать – но «вставочки» будут разбросаны по всей книге – по бескрайним нашим степям особенно много бродила часами за верхней Горной поляной в полном одиночестве в течение пяти лет с 1993 по 1998 гг. и – по лесам – в 80-е гг. – на Карельском перешейке), путешествия на машине (См. мое эссе «Наши путешествия на машине»), вода (См. мое эссе «Страсть к воде: мои заплывы») и – дом (См. об этом ниже), который и «вбирает в себя» почти все перечисленные выше векторы содержания моей жизни:

В нашем доме 8 основных сфер: библиотека из более 5 тысяч книг (расположены только по периметру вдоль стен от пола до потолка – многие восклицают: «Какие красивые обои!»), оранжерея – зимний сад (суккуленты-крупногабаритники на всех трёх окнах и – на 3-х-ярусном острове-каскаде, который был придуман в 2005 г. одним талантливым мебельщиком (физик по образованию), все цветы – в элегантных темно-коричневых кашпо, в таких же – и три прудика с плавающими листьями (аллюзия плывущих осенних листьев на моей незабвенной Иловле) и – среди всего этого темного царства – пламенеющая, как костер, солевая лампа), балкон (как только мы переехали в эту квартиру, я уже на следующий, 1999, год «отрисовала» собственный дизайн и по нему балкон застеклили и обшили деревом (не пластиком!), а Вася укрепил широкие для цветов подоконники, а на окна я купила «римские шторы» из бамбука, больше на балконе ничего нет, кроме пуфика – никаких шкафчиков, никаких полочек, никакого хлама (это повергло как-то в непередаваемый восторг проверяющего пожарного!), а за окном – аллея с большими деревьями (вязами и ясенями), которые летом полностью закрывают дом напротив и создают иллюзию «дождевых лесов Коста- Рики», сквозь которые скользят лучи нашего южного солнца, поэтому, когда сидишь с чашечкой кофе, то совершаешь прогулку по кронам деревьев (мы на четвертом этаже) – не надо ехать на популярные аттракционы в Европу и ходить по натянутым высоко среди деревьев пешеходным канатам, а ночью – висит луна на восточном небе (все окна выходят на восток) или небо усыпано звездами (наша аллея не освещена и особенно в бинокль видны россыпи звёзд) и в этой тишине слышен шелест листьев деревьев и стрекотание сверчков – истинная медитация, как и музыка (См. выше), которую я слушаю утром и иногда вечером на музыкальном центре, компьютеры: ноут-буки (путешествия в YouTube, часто по Колымской трассе и по рекам Сибири и Урала), планшеты-андроиды – со скачанными текстами – «читалки», телевизор на кухне (восторг Леонида Каневского! и – нашего тоже!), ванная, где мы принимаем каждый вечер меридиальный душ и где я «плаваю» с целым комплексом упражнений, наконец, кухня, в которой мы вкусно трапезничаем (никакая сила меня уже не затащит в общепит, даже если это будет высоко разрядное место – «жевать чужие слюни», как остроумно сказал один молодой криминалист в сериале CSI!).

Многие европейцы жалуются на свои маленькие квартиры, в которых им тесно и не очень комфортно находиться, поэтому они всю свою жизнь проводят на улицах в клубах, кафе и ресторанах. Наша квартирка – это 42 кв. метра, а балкончик – 1.5 кв. метра! НО! Она – не тесная! Например, в 5-метровой прихожей – только картина на стене и пуфик (что однажды привело в шок одного Васиного клиента по фотоаппаратам: он долго не мог понять, в чём огромная разница между его такой же квартирой и нашей – всё спрятано в строенных шкафах). И в ванной, и на кухне тоже много открытых пространств (тоже всё спрятано, а стены открыты). Но самое главное – это содержание нашего дома. Огромный интеллектуальный мир – книги. Мир природы – оранжерея и кроны деревьев за окнами. От всего этого никуда не хочется уезжать. Наш дом – это наша жизнь, наша душа. Ещё Лев Толстой сказал: «Счастлив тот, кто счастлив дома».

А, если под домом подразумевать и пространство любимого города (См. мое эссе «Мои прогулки по любимому городу»), то это сильнейшие для нас места притяжения. И несмотря на то, что многие превратились в микрорайоны с многоэтажными домами, тем не менее любимые рощи ещё остались, в которых можно совершить полноценную почти лесную прогулку (от дома – на расстоянии вытянутой руки – ни на чём не ехать – дорогОго стоит!). А старый бульвар на ул.64 Армии (где я жила 23 года), там осталось еще 28 видов деревьев и кустарников – мы с Васюшей специально посчитали в 2015 году (уже не 38, как это было в далеком 1987 году, когда я однажды переводила на английский язык текст из диссертации (она и была этому бульвару посвящена!) для одной прелестной женщины, которая мне сказала, что редкие европейские бульвары могут похвастаться таким биологическим разнообразием деревьев!), а бульвар на улице Кирова – 3-километровая прелесть почти без разрывов для машин! – с очаровательными двойными желтыми фонарями! А наша несравненная Волга с Сарпинским островом (одним из 3-х самых больших речных островов в Европе) – прямо напротив нашего места, где мы живем (5-10 минут пешком от дома до пристани и 15 минут до Сарпушки – на пароме!).

Васюша и я – не граждане мира! Нам не надо бежать из дома в поисках интересной жизни. Как можно, вообще, бежать от своей интересной жизни (об этом очень тонко рассуждает героиня, университетский преподаватель, в книге «Недоразумение в Москве» Симоны де Бовуар). А – там, что там? «Всё- чужое!» – с ужасом повторял Юрий Лотман, приехав как-то в Германию на конгресс по семиотике культуры. И я его хорошо понимаю! Как понимаю и И.А.Гончарова, который в поздние годы своей жизни упирался и ни за что не хотел ехать на юг «поправлять здоровье», повторяя: «Ну, ежели вы свезете меня туда вместе с моим кабинетом!» – и это И.Гончаров, который, всем известно, в возрасте 40 с лишним лет на фрегате «Паллада» два года неистово носился по морям и океанам (но штормы он и тогда не выносил!).

Вообще, если человек в своей жизни сумел создать свой прекрасный дом и среду обитания вокруг, он вряд ли с такой маниакальной страстью будет стремиться к путешествиям. В «Нравственной философии» Ральф Эмерсон о том, кто путешествует, пишет, что он «убегает от самого себя от недостатка самобытного развития». А Артур Шопенгауэр в «Афоризмах житейской мудрости» написал жестко: «Внутренняя пустота и отвращение к самому себе гонят людей в общество, на чужбину или в путешествия».

Итак, все перечисленные мною сферы жизни представляют для меня исключительный интерес и наслаждение. Они будут основными в этой книге.

Свои тексты я хочу сделать «живыми», т.е. «читабельными» (считаю, что, в основном, тексты как в научной, так и художественной литературе чаще всего «тошнотики», сквозь которые продираться порой очень неприятно).

Чтобы текст был приятным для чтения, он должен соответствовать четырем критериям, а именно: быть точным (мысль должна соответствовать слову); быть глубоким (проникать в самую суть проблемы); быть быстрым и лёгким (и при этом компактным, но емким) и, наконец, быть интересным.

Эту формулу «хорошего читабельного текста» (как я ее назвала – «интеллектуальный квадрат текста») я предложила еще в своем авторском курсе (См.: Методические рекомендации к авторскому курсу «Рефлексивная психология в контексте культуры» Волгоград, 1998 – Лекция № 14, С. 19-20;) и в своей диссертации (См.: «Развитие рефлексии студентов технического вуза в процессе обучения психологии». Самара. 2004, С. 242).

А еще мои тексты должны отвечать двум идеалам нашего бытия: состоянию «высочайшей образованности» и состоянию «величайшей простоты» (формула жизни Ф.Гёльдерлина – и моя тоже!) – поэтому у меня везде ссылки на умных и образованных авторов. И – очень много примеров – для простоты восприятия («живое знание», по С.Франку) – без этих примеров это были бы формальные, скучные, неживые тексты.

И еще. Я хочу, чтобы меня читали умные, образованные и добрые читатели (другие читатели – мне не нужны!).

Несколько слов о названии книги. Перебрала в лингвистической игре очень много вариантов: жизнь – как пунктир, как миг, как мгновение, как волна(ы), как блики, как качели, как синусоида (оказывается, есть с таким названием роман у В.Пикуля!), как дихотомии, как антиномии, как оксюморон, как когнитивный диссонанс, как принцип дополнительности, как иллюзии, даже «И-И» (в противовес С.Киркегору с его «Или-Или»), подчеркивая значимость всего в этой жизни, а не – непременного выбора). Но, во-первых, много книг с такими названиями уже изданы – их пруд пруди в интернете (и можно нарваться на авторское право), а, во-вторых, многое стало просто затертым клише и трюизмом.

И тогда я задала себе вопрос: «Что для меня в жизни очень важно?». Ответ пришел мгновенно: «рефлексия» (размышление) – самое радостное состояние моей души – это к тому же и – тема моей диссертации) и – конечно, «ночь» (самая лучшая для меня часть суток). И получилось очень точное и очень ёмкое название моей книги «Мои ночные рефлексии».

Они («Мои ночные рефлексии») будут написаны (в отличие от размышлений Марка Аврелия «Наедине с собой») совсем в другой – не поучительной – стилистике!). И – в отличие от «Ночных бдений» Бонавентуры – не в средневековом готическом стиле (хотя…).

И, поскольку, мои тексты написаны не по принципу диахронической линейности (скучной последовательности), а по принципу «синхронического анализа» (по Ф. де Соссюру), то -

Каждое эссе – автономно и можно читать отдельно – не по порядку.

2. МОЙ АНГЛИЙСКИЙ

Начну немного с необычного ракурса. Хорошо известно, что существуют целые профессиональные династии (военных, врачей, учителей и других). Но мало кто знает, что есть и противоположная сторона: когда упрямые дети категорически не хотят идти по стопам авторитарных родителей (а, может быть, и не авторитарных) и выбирают наперекор – другие профессии, которые часто могут им и не соответствовать. Не могу судить, как разыгрывался жизненный сценарий в одном конкретном случае, но он, на мой взгляд, интересный. Один из примеров – очаровательная дочь одного прелестного врача-психиатра (не знаю, была ли мать тоталитарной – мне она такой не показалась, хотя я ее и видела в своей жизни только один раз). В свое время дочь категорически не захотела стать врачом (сама рассказывала об этом), а поступила в политех. Когда ее мать в возрасте 78 лет, трагически погибла на собственной яхте (на нее упала балка) и нужно было продолжить профессиональную деятельность матери (у нее был известный в нашем городе психиатрический центр по реабилитации), дочь призналась в интервью журналистам, что горько пожалела, что когда-то не стала врачом.

Но есть ещё один сценарий (третий): когда авторитарные родители всё-таки не в состоянии убить любовь ребёнка к предмету. Это – про меня.

История моей влюбленности в английский язык началась с 5 класса (1963 г.). Годом раньше (в четвертом классе) наша мама решила нас обучать английскому (она его знала превосходно – закончила американскую школу в Харбине). Занятия проходили в ее стиле – жестко – и поэтому состоялось только 2-3 занятия, мы сидели зажатые, мама своим энергичным голосом вводила нас сразу в лабиринт спряжения глагола «to be». Но, видимо, ей эти занятия самой были в некоторый напряг – да и некогда было (тогда еще в 1963 году субботы были рабочими – отдыхать по субботам стали только с 1967 года) и свободного времени почти не было).

Много лет спустя (к тому времени я и сама уже преподавала английский язык на своих любимых курсах при пединституте) я случайно узнала, что когда-то в Магадане мама тоже преподавала английский на курсах, мне стало страшно интересно и я ее стала расспрашивать, сколько человек было в группе и сколько времени это длилось. Она, как ни странно, но очень нехотя, сказала мне правду: после первого занятия из 15 или 17 человек на следующее занятие не пришел никто. Я одновременно испытала сильнейшие амбивалентные эмоции: была потрясена, но и не удивилась, испытав на собственной шкуре ее методы. С нами мама уже больше никогда не пыталась заниматься английским, но тем не менее я на всю жизнь запомнила тот вечер нашего первого занятия: было около восьми часов вечера, я отпросилась одна погулять, вышла на улицу, светила огромная луна, я смотрела на нее и с восхищением повторяла «moon», мне навстречу неслись грузовики с зажженными фарами (недалеко была автобаза и они, наверное, возвращались после рабочего дня) и я испытала, ни с чем не сравнимое, интеллектуальное волнение от совершенно новых знаний.

Год спустя, в пятом классе в школе нас стали обучать иностранным языкам. Мы, конечно, стали учить английский – именно английский кардинально и изменил нашу жизнь. Мы учились в школе № 1, но директор не дал английского в пятом классе, для мамы это было неприемлемо, и она отдала нас в школу № 4, которая находилась очень далеко от дома (нам приходилось туда добираться пешком около 40 минут, транспорта никакого не было). Как послушные дети, мы не роптали, более того, мне там нравилось (школа располагалась в очень красивом 4-х-этажном здании, бывшем до революции реальным училищем, стояла на самом берегу Волги и вид из окон был сказочный). Но сейчас, по прошествии многих лет, видя, как быстро бегают в школу дети из нашего двора буквально за 3 минуты, я осознала, что мы все-таки много сил тратили на дорогу и мы были единственные в классе, кто жил от школы так далеко (конечно, это была не 3-х часовая опасная дорога в джунглях в школу, как это бывает в латино-американских или азиатских странах), но рядом с нашим домом было две школы в шаговой доступности, куда мы спокойно могли бы ходить. Но наша мама об этом не думала, а если и думала, то со знаком наоборот, считая, что ходить далеко очень полезно (и, наверное, она была бы права, если бы не мой ревматизм сердца, который всю жизнь давал сильную усталость, но она о нем не догадывалась – я ведь не жаловалась!). Но вернемся к моему английскому.

Лето 1964 года. Все это лето мы провели, как всегда, на даче, а я часами сидела в машине с 3-х – томником учебника Валентины Скультэ «English for Little Ones». Название «Английский для малышей» – обманчиво, ибо в нем было много серьезных текстов (даже с интригующими детективными сюжетами!) о повседневной жизни англичан. Я с упоением погрузилась в эту атмосферу и на протяжении трёх летних месяцев освоила все (!) уроки, прочитала все сопутствующие методички с пояснением грамматики и выучила более 1,5 тысяч слов (20-30 слов каждый день!). Не знаю, сколько слов выучил Корней Чуковский в свои, кажется, 19 лет, сидя где-то на чердаке в Одессе и переводя «Листья травы» Уитмена, но для 12-летней девочки (как я это вижу сейчас) это было серьезным осознанным интеллектуальным усилием, но она его преодолела только благодаря интеллектуальному наслаждению, которое она испытывала. В школе учительница от моих новых знаний была в шоке, а мама долгое время о них даже не догадывалась (мой английский она оценит только более, чем 25 лет спустя, в 1990 году, когда я ее попрошу послушать меня перед экзаменом по кандидатскому минимуму – она, по ее словам, была сильно потрясена: «Ты так знаешь английский?»). А тогда я стала жадно читать. Сначала американские «Readers», которых почему-то было много в иностранном отделе нашей городской библиотеки, но они мне не нравились (я их считала скучными и пустыми). А вот когда мама стала с 1966 года выписывать польские журналы на английском языке «Mozaika» (и «Mala Mozaika»), то неожиданно передо мной открылся целый мир (тексты были разноплановыми и располагались в десяти направлениях: англоязычные авторы (их биографии) и их произведения (отрывки из романов и рассказы), поэзия, английская грамматика, страноведение (Великобритания, США, Канада), искусство, разговорный английский в топиках и диалогах об англичанах, американцах, их традициях и образе жизни, наука. Я с упоением в отрывках (но в оригинале!) читала Уильяма Шекспира, Чарльза Диккенса, Уильяма Теккерея, Вальтера Скотта, Вашингтона Ирвинга, Марка Твена, Шарлоту и Эмили Бронте, Джейн Остин, Сомерсета Моэма, Вирджинию Вулф, Айрис Мёрдок, Фрэнсиса Скотта Фитцджеральда (моя будущая выпускная дипломная работа по литературоведению в институте), Артура Конан-Дойла, Агату Кристи и многих других. Путешествия по странам были восхитительны (чего стоили статьи о путешествиях по Темзе (в семи номерах за 1967-68 годы!!!), Тура Хейердала (по океанам), путешествия по английским каналам и прогулки по английским садам, улицам, музеям, театрам. Уже в 1974 году – комплекс упражнений из Йоги и упражнения для сердца. Прекрасные рецепты королевского пудинга (в 1972 году) и много- много всего самого необычного. Мы выписывали «Mozaika» по 1977 год (полных 12 лет), а потом ещё в 1981 и 1985). Помню, как в метель в один из зимних дней 1982 года я отнесла более 120 номеров в мастерскую в центре Волгограда на Пушкинскую улицу и отдала в переплет, а потом составила подробный каталог (все они со мной до сих пор – и ласкают взор с верхней полки восьмого стеллажа).

Несмотря на то, что монологи Гамлета У.Шекспира наизусть я знала еще в школе, все-таки по-настоящему романы в оригинале я отважилась читать только после второго курса института. Повторяться не буду – это авторы, упомянутые выше, но уже не отрывками как в «Mozaika», а в полном варианте, однако многие были для меня и новым откровением: Aldous Huxley «Crome Yellow», John Steinbeck «The Winter of Our Discontent», Henry James «The Aspern Papers», James Joyce «A Portrait of the Artist as a Young Man», Thornton Wilder «The Cabala», Truman Capote «Breakfast at Tiffany~s», John Fowles «The Ebony Tower», Irwin Shaw «Evening in Byzantium», Tennessee Williams «Orpheus Descending», David Lawrence «The Rainbow» & Lawrence Durrell «Justin», Archibald Cronin «The Northern Light», John Braine «Room at the Top», Margaret Mitchell «Gone with the Wind».

Читать книги на английском я продолжаю до сих пор. Это мое наслаждение! В моей библиотеке – около 500 неадаптированных книг: о большинстве из них хранит моя благодарная память (где и когда я их покупала и какие эмоции испытывала при их чтении). Однако многие выпускники ин.яза практически ничего не читают. Особенно книги в оригинале. Но меня однажды поразило другое. Оказывается, в свое время книги для домашнего чтения в нашем университете (который в свое время в 1980 году и открылся на базе нашего педагогического института!) многие студенты читали по-русски, т.е. переводные (о чем вскользь как-то обмолвилась одна моя знакомая (которая английский язык вообще-то знает), сказав: «Как хорошо, что многие авторы к тому времени были уже переведены на русский»!). Однако мои преподаватели моего любимого педа (который многие пренебрежительно называют «педун»!) в 70-е годы, чтобы запустить механизм чтения англоязычной литературы в оригинале, мудро поступали – давали только непереведенных на русский язык авторов для домашнего и аналитического чтения. Правда, кошмарик начинался для меня (на перемене меня иногда окружали и требовали пересказать в нескольких словах – небольшое резюме на английском, чтобы хоть что-то ответить на занятии). Но справедливости ради скажу, что две девочки из нашей группы читали самостоятельно. А в основном (70 % курса) были бессовестными «пофигистами», которые потом очень даже неплохо устроились в жизни (См. мое эссе «Мир непрофессионалов»). Они и преподавали так, что «ушки в трубочку сворачивались» (например, как-то стою между стеллажами в отделе иностранной литературы в библиотеке и невольно слушаю урок болгарского языка, который происходит за столами рядом – и преподавательница, разбирая текст, постоянно говорит своим слушателям: «Это слово я не знаю. А это – посмотрите в словаре» (!!!). И – не стыдно!

На вечерних курсах иностранных языков, где я преподавала английский язык 17 лет (См. мое эссе «Мои прогулки по городу»), в основном, преподаватели были вполне на уровне, но два случая меня удивили. Однажды слушатели пожаловались на преподавателя французского языка, потому что она не знает слова из учебника (!) – справедливый упрёк! А второй случай – очень смешной. Муж одной из молодых преподавательниц как-то прибежал разъяренный к заведующей курсами со словами: «Что это у Вас здесь за курсы, если моя жена вынуждена к занятиям готовиться по шесть часов!». Заведующая спросила меня – что это может означать? Я ответила очень лаконично: «Она плохо училась в институте». «Я так и думала. А ты сколько готовишься?». По традиционной грамматике, текстам учебника и топикам – полчаса. НО: если нужен новый интересный материал – не меньше часа (иногда и больше, но точно – не шесть часов!).

Вообще, моя страсть к английскому языку располагалась только в зоне чтения текстов. Я никогда не стремилась – никогда! – к общению с иностранцами. В отличие от многих наших девиц я никогда не бывала в интуристе (Что вообще я там забыла?).

Был только один случай такого общения пока я училась в институте – в 1979 году была организована выставка картин в картинной галерее на Краснознаменской, которую привезли из Англии. Я подошла к куратору выставки и этот англичанин почему-то очень оживился, стал показывать картины. Но на мой вопрос: «А где русские картины?» – показал свои знания в древнерусской иконописи (что-то было даже у них выставлено). Но я не унималась: «Нет, где наши картины золотого века русской живописи Х1Х века?». Он о существовании целого золотого века в истории русского искусства не знал (а может быть, не выдал себя?). Но видно было, что его это заинтересовало. Я стала называть художников (Левитан, Айвазовский, Репин, Поленов, Саврасов, Шишкин, Куинджи, Васнецов, Верещагин, Рерих, Коровин). Он все добросовестно записал в свой блокнот. Мы расстались очень тепло (спросил, откуда я так хорошо знаю английский – я ответила, что учусь на факультете иностранных языков в педагогическом институте) – и подарил прекрасно оформленный проспект выставки.

Второй случай произошел на моих курсах в начале 90-х: ко мне в группу буквально напросились молодые американцы-мормоны. Я им сразу сказала: «Никакой политики!». Они были очень недовольны. Очень завидовали моим студентам (сами, по всей вероятности, нигде не учились!). На наши вопросы об их образе жизни отвечали очень уклончиво. Но они приносили с собой роскошные журналы (чаще – о природе Америки, где я увидела осиновые леса – деревья – не наши тонкие осины – были огромными!). Наше общение продолжалось недели две и не оставило, к сожалению, никаких приятных впечатлений ни у кого из моей группы.

Третий случай произошел в Германии зимой 1998 г. Когда на границе Польши и Германии немецкие таможенники попросили нас всех из автобуса выйти, я подошла и спросила по-английски, кто из офицеров знает английский язык и может подойти к моему пожилому больному отцу в автобусе. Мне ответили – старший офицер – а он, улыбаясь, уже шел мне навстречу, спросил фамилии, отца и мою, быстро нашел наши паспорта, и мы пошли в автобус. Он был очень доброжелательный (огромный контраст с польскими таможенниками сутками ранее на белорусско-польской границе), сказал, что отец похож на профессора (действительно воротничок белой рубашки на фоне темного свитера, которые я купила перед поездкой, достойно смотрелись). Он пожал мне руку, и я осталась в автобусе. Потом еще несколько раз мой английский очень в этой поездке меня выручал – когда звонила по телефону, покупая талоны, и когда отправляла письмо в Канаду, по просьбе знакомого, на почте. Но я не могу без улыбки не написать о той реакции со стороны тех, кто ехал со мной в автобусе: они были ошеломлены, как быстро я справилась с ситуацией, используя только английский (они всё повторяли, если бы они так знали английский – им в Германии никакой немецкий не был бы нужен!(?). Я, конечно, очень тогда была рада, что старший офицер хорошо говорил по-английски (но другие ведь – нет!). Потом я выяснила, что многие образованные немцы до 40 лет английский знают (теперь уже, 23 года спустя – до 60 лет!). В нашем автобусе всем молодым людям, которые в ту поездку ехали за покупкой машин в разные города Германии, было до 40 лет.

Но самый смешной случай произошел в 2011 году на Украине, когда мы с моим мужем Васюшей сдуру (по-другому сказать не могу) туда попёрлись в июне месяце (См. мое эссе «Наши путешествия на машине»). На выезде из Днепропетровска около АЗС к нам неожиданно подлетел какой-то поляк и на ломаном русском стал втюхивать какую-то посуду. Отделаться от него было проблематично и вдруг мне пришло в голову заговорить с ним на английском и я включила очень быстрый темп, однако … решила сделать всё по-честному – уж коли он такой бедный, пообещала всё у него скупить (заодно проверяя, насколько он английский язык всё-таки знает!), но … уже через 5-7 моих предложений его … как ветром сдуло и он убежал от нас с бешеной скоростью! Мы ошарашенно переглянулись, не ожидая такой молниеносной реакции (Васюша с удивлением спросил: «Что ты ему сказала?»), а потом мы дружно расхохотались (оказывается, иностранный язык может быть даже и оружием!).