На стене висел флаг ихней страны. Палка с кругом из проволоки и материей затянута, а на ней морская звезда нарисована, яркая и с выпирающими иглами по всему телу. Почти как хлопушка для насекомых у нас, только огромная.
– Смотри, опять флаг, такой же, как на всех домах торчит! – засмеялась Ай.
– Ну, да. Звезда вон какая, э-э-э, вызывающая. Но мама говорила, что эта звезда на самом деле хищник, – заметил я рассеянно, оглядывая будущих одноклассников. Здесь собрались ученики со всего света разных возрастов и разного цвета. Были даже чешуйчатые, они, наверное, родились в другом океане или просто еще не учили свой язык. Как попугаи: разговаривать умели, а читать и писать – нет. Вот их и взяли в наш эмигрантский класс.
Вообще-то, как я скоро узнал, в школах здесь скорее не демократия, а приятный бардак: делай, что хочешь. Слушай учителя, по-ихнему – профессора, или песенку насвистывай, или прессованные медузы, жвачку такую, жуй. Да и с занятий можно свалить в любое время. Выбор всегда за учеником.
В классе мы расселись, кто где захотел. Точнее, как получилось. Несколько бледных с полупрозрачной кожей мальчишек даже на пол уселись.
– Камбала! – ткнул на них пальцем и хихикнул один толстокожий. На его щеках, словно пот, блестела чешуя.
– Нее, это моллюски-чистильщики, – важно поправил другой чешуйчатый, – они же все чистильщиками будут, песок просеивать для нас.
Все местные захохотали. Я ничего не понял, но посмеялся со всеми.
Из учеников образовалось несколько групп. Мелкий и Елик терлись рядом со мной, а Ай нашла девчонок, которые уже немного тараторили по-местному. Около меня сидел парень моего возраста с гладкой кожей темно-желтого цвета. Первый вопрос «Ты откуда?» он сказал на своем языке, по-моему, так говорят где-то на юге, но я его понял.
– Меня зовут Ян, – ответил я, – Мы недавно приехали. Здесь так прикольно! – я огляделся и хмыкнул, глазами показав на мальчишку с перепонками на пальцах.
– Мое имя Дани, – указал на себя мой собеседник и улыбнулся.
Мы пожали друг другу руки. Я с интересом и надеждой посмотрел на Дани, невольно сравнивая его с моими друзьями далекого дома. Но тут вошел профессор и прервал наш странный разговор. Это был большой, весь в чешуйках, похожий на сома, человек. Многие засмеялись, но он не смутился, а наоборот, заправил свои усы за спину, оглядел нас и представился.
– Профессор Ссс, – поняли мы. Затем он жестом пригласил всех встать и приложил правую руку к своей груди, кивком головы призывая нас сделать то же самое, после чего уставился на флаг и запел. Мелкий от неожиданности шмыгнул мне за спину, мы с Даней переглянулись и пожали плечами, зато чешуйчатые запели вместе с профессором. Оказывается, это был их гимн, гимн Океана. Слова мы тоже вскоре выучили, не особо понимая, что поем. С этого дня каждое утро в школе начиналось вот с такого обязательного пения.
После гимна учитель начал спрашивать наши имена и что-то рассказывать. Я ничего не понимал и даже не слушал, а просто повернул голову, чтобы выглянуть в окно, как делал дома. Но окно оказалось просто куском стены другого цвета. Это не дом, здесь все по-другому, надо привыкать. Наш урок длился часа три с двумя перерывами для отдыха. Как только профессор выходил, местные рыбоподобные начинали есть каких-то моллюсков и растения. Временами они закрывали глаза от удовольствия, раскидывали руки и ноги в стороны и, казалось, даже дремали.
– Какие они крутые, – шепнула мне Ай, – у нас в школе никто не позволил бы себе так зависать. После уроков, не попрощавшись, каждый пошел в свою сторону.
Так начались наши ежедневные занятия. Оценки нам не ставили, и скоро класс разделился на тех, кто учится и тех, кто приходит тусить. Взрослые тоже стали ходить на курсы языка и адаптации, а параллельно начали искать работу. Без чешуек мы были как голые и даже стыдились.
Гладкая кожа вызывала у местных сочувственное раздражение или вежливое равнодушие. Отец Елика был оптимист, хотя казалось, что он страдает больше всех нас. На его беду, у него была не только нежная кожа, но и лысина на голове. Немного позже, когда он наконец понял, что это из-за плешивости на него смотрят или с брезгливостью, или с презрением, он начал постоянно носить шляпу. Сейчас же он накупил уйму средств, помогающих коже огрубеть, и втирал их 4 раза в день, заставляя делать это и жену, и сына. Лик был уверен, что Океан их примет.
День Независимости
– Вставайте, идем День Независимости отмечать! – мама Эля тормошила спящего папу, на ходу взъерошивая волосы Ай, Мелкому и мне, и выбирала, что надеть.
Не дождавшись от нас ответа, она махнула рукой, натянула белые брюки и голубую кофточку и расшелушила свои проклюнувшиеся чешуйки.
– Ну и спите! – мама вышла на улицу, держа в руках красно-белый флажок с сияющей морской звездой посередине.
Настроение было праздничное, красные кустики багрянки вперемешку с морскими лилиями апельсинового цвета ярко оттенялись зелеными водорослями. Повсюду мельтешили стайки мелких рыбешек. Эля огляделась, надеясь увидеть украшенные улицы и толпы людей с какими-нибудь шарами или флагами, и чуть не упала, споткнувшись о громоздкий диван, перегородивший полдороги. За диваном стоял круглый стол, потом шкафы и другая мебель.
– Переезд! – радостно поприветствовал ее сосед.
Это слово она знала и дружелюбно кивнула, протиснувшись между стульями и выйдя на площадку между домами. Повсюду суетились люди, запаковывая или распаковывая вещи. Вдоль дороги стояли кеты для перевозки мебели. Все еще держа свой флажок, изумленная Эля осторожно обходила детские одно- и двустворчатые коляски на маленьких колесиках, рулоны напольных покрытий из кожи морских животных и радостно возбужденных океанян, таскающих свои пожитки. Кто-то вез на тележке картины, кто-то вдвоем нес кровать, останавливаясь, чтобы пропустить пролетающие мимо кеты, и присаживаясь на кровать отдохнуть.
– Вот это да! Что-то случилось? – с тревогой спросила она парня, окруженного большими коробками.
– Лё, – парень презрительно посмотрел на нее, но потом все же ответил:
– День независимости – день переезда. Мы все свободные, надоело в одном доме – забирай другой. Видишь? – для убедительности он легонько пнул коробку, доверху наполненную какими-то кристаллами, – может где-то там будет круче, – парень махнул рукой куда-то в сторону и засмеялся. Но заметив, что эмигрантка ни черта не поняла, пожал бугристыми плечами и отвернулся.
Эля прошла несколько шагов и остановилась, наблюдая как маленький мальчик несет свои игрушки и складывает их около больших плетеных корзин. Неподалеку от них, но явно отдельно, она заметила одиноко стоящий шкаф, его видимо забыли. Подойдя ближе, мама Эля услышала слово «отдаю». Оно доносилось из маленького кубика внутри шкафа и раз за разом повторялось.
– Вот здорово! – Эля чуть присела и хлопнула себя по коленям.
Мебели у них в доме никакой не было, только матрасы, набитые морской травой, лежали на полу. Она схватила кубик, сдерживаясь, чтобы не закричать «мое» и попыталась шкаф поднять. Ничего не вышло. Тогда она подбежала к телефонной кабинке, быстро нажала нужные кнопки:
– Слушай, тут халява, иди скорей, – и осталась караулить свое первое приобретение.
Папа скомандовал:
– Вперед!
И мы высыпали на улицу. Оттащив шкаф, вся наша семья, включая Мелкого, с азартом начала прочесывать район, высматривая бесхозные вещи. Как охотники.
– Ай, смотри какая шляпка модная, как раз для тебя, – мама вытащила из кучи вещей у дороги пару одежек и с интересом стала разглядывать.
– Я не буду ношеное носить! – Ай скривилась, но мама со словами «почистим» засунула шляпку в сумку.
А потом ловко подцепила и куртку для Мелкого. Иногда нам встречались конкуренты, тоже похожие на людей сверху, и приходилось вежливо маневрировать.
– Мы же интеллигентные люди, – объяснил папа.
Никто на нас не обращал внимания, ни чешуйчатые, ни проплывающие мимо рыбы. Вскоре мы откатили к себе кресло и диван на колесиках. Правда, он был с дырками, из которых что-то торчало, и не особо чистый, но мама сказала, что, накрыв его покрывалом, она сделает его приличным. Мы с Ай подобрали кухонный стол с тремя стульями, и несколько полок.
– Отмою, почищу и все будет как новое, – повторяла Эля.
Целый день мы трудились, как бешенные, и загромоздили все наши комнаты. Вечером родители с усталой радостью сказали: «Ух» и с удовольствием обвели взглядами расставленный по углам улов. Потом мама воткнула флажок с яркой морской звездой в вазу, достала кружки и налила искристую пенящеюся жидкость.
– За нас! И за Океан конечно! Мне, однако, здесь очень нравится, – она обняла мужа, мечтательно потягивая напиток.
Приходите через год – два
Лик был первым из нашей компании, кто попытался стать полноценным океанским жителем. Он как-то сразу нахватался местных выражений и уже через 3 месяца после приезда отправился в самый крупный университет на кафедру физики.
Университет был идеально круглый и огромных размеров. Крыша его терялась в водных высотах. Оконные проемы, сделанные в виде геометрических фигур, запросто пропускали проплывающих рыб. Сколько здесь этажей было непонятно, так как лестницы из темно-голубого, хорошо обточенного, камня обрывались на любом уровне. С них открывался доступ в студенческие аудитории или лекционные залы. Лик зашел внутрь, и его никто не остановил.
– Никакой охраны! – с восхищением подумал ученый и неторопливо пошел вдоль коридора.
Первым делом он начал искать библиотеку или что-то подобное, чтобы узнать, как же сохраняются знания в этом мире. Чтобы разгадать загадку, Лик осматривал содержимое помещений, которые были связаны лестницами и мостиками. Закрытых дверей не было, и везде казалось одинаково светло. Свет исходил из кораллов. Кое-где в классных комнатах на полу сидели студенты и слушали лектора, у каждого в руках был небольшой, размером с ладонь, предмет, похожий на причудливую с множеством завитков ракушку. На Лика никто не обращал внимания.
Он зашел в большой зал, где рядами до потолка лежали кристаллы. Они мерцали и переливались разными цветами. У стены сидел человек или не человек, а подобие морского конька с горбатой спиной и вытянутым лицом, но размером с человека, и держал в руках прямоугольный камень. Он смотрел на камень, как будто читал что-то и иногда подносил этот предмет к уху, смеясь и качая головой.
– Здравствуйте, – обратился к нему Лик, – я ученый, профессор физики.
Но человекоподобный сначала улыбнулся, затем, разглядев того, кто потревожил его, нахмурился, махнул рукой и отвернулся. Лик пошел дальше и наконец приблизился к ярко освещенному круглому залу, от которого наподобие колесных спиц во все стороны расходились коридоры с пузырьками аудиторий на концах. По всей окружности зала стояли высокие цилиндрической формы стеллажи с одинаковыми пронумерованными папками, сделанными из непонятного материала. Три человека в строгих облегающих костюмах черного цвета стояли за прозрачной перегородкой и деловито беседовали. Их чешуйки отливали холодным безукоризненным серебром.