Невероятность равняется нулю. Роман

– Это ты, Илона? Есть новости? Удалось что-нибудь узнать?

– Да, кое-что прояснилось. Милена позвонила, просила не беспокоиться. Пока не знает, когда вернётся. Решила отдохнуть, побыть одна, привести мысли в порядок, успокоиться. Тебе от неё привет. Я не успела спросить, где она находится. Неожиданно прервалась связь.

Илона положила трубку, а про себя подумала: «Это похоже на бегство Милены от себя в никуда. Надо же? Даже причину своего отъезда не сообщила. Теперь хоть знаем, что жива, и то ладно. Вернётся, никуда не денется».

Пауль тоже внутренне успокоился, узнав, что Милена звонила Илоне. Он был реалистом, знал на основе своего опыта, что женщин понять трудно, и решил не впадать в панику, успокоиться, серьёзно заняться изучением русского языка и подготовкой к поездке в Сибирь.

В последующие дни Пауль был внешне спокоен, но отъезд Милены, который он считал бегством от него, заставил его задуматься. Интерес к выяснению своей родословной и желание разобраться в причинах вымирания рода не пропадали, но в его душе посеялись сомнения: «Стоит ли столько времени уделять теме родословной? – думал он теперь вечерами. – Вот и Милена уехала, видимо поняв, что меня занимает нечто, что может помешать семейному счастью? Не станет ли поиск исторических корней потерей времени и не помешает ли состояться карьере учёного?»

Руководитель по службе Вальдемар Деринг показал Паулю, как из результатов их совместной деятельности легко строится диссертация на соискание учёной степени кандидата наук, а затем и доктора наук. «Для достижения этого, как говорила мама, нужно только „чуть-чуть“ постараться». С руководителем Пауль имел доверительные отношения. Это был единственный человек, которому Пауль рассказал о своих планах поиска родовых корней. Вальдемар Деринг идею не поддержал: «Вместо того, чтобы мотаться по архивам, забивать голову историей давно ушедших предков, которые уже никуда не уйдут, занялись бы вы, господин Грегер, диссертабельной темой, которая может сгореть, хотя бы потому, что те же результаты могут быть получены и нашими конкурентами. Вы, господин Грегер, должны понять, что Вам важнее: танцы или пение? Что вам важнее: прапрапрадеды или научные достижения и уважение в обществе? Вам решать».

«Да, только я один могу решить, что в таком случае для меня важнее. Но шеф не знает причину поисков моей родословной. Ему легко говорить, а у меня личное счастье от решения задачи зависит. Что для меня важнее: дальнейшее существование и развитие рода или личная карьера?» У Пауля было сильно развито чувство ответственности за принимаемые решения. Его обуревали сомнения: «Не подведу ли я свой коллектив, своих коллег? Правильную ли цель выбрал?»

После разговора с шефом он провёл беспокойную ночь. Часто просыпался, вспоминал остатки сна, а потом вновь засыпал, видя в новом сне ту самую старуху, которая часто ему виделась и прежде. Она манила рукой, держа в ней какой-то конверт. «Я должен её найти, – решил Пауль, проснувшись утром. Это для моей психики сейчас важнее, чем все научные степени мира».

Глава девятая, в которой Пауль совершает поездку в город Детмольд

На следующий день Пауль занялся поиском в интернете материалов, касающихся темы российских немцев. От матери он знал, что это – небольшая группа населения Германии, примерно в два миллиона человек. Среди них внуки и правнуки тех самых меннонитов, к которым и он относится по происхождению. Взгляд Пауля остановился на названии статьи «Музей истории культуры российских немцев в городе Детмольд». Сразу начал знакомиться с её содержанием. Из статьи узнал, что музей расположен в одной из немецких земель – Северный Рейн—Вестфалия. Долгие годы им руководит Катарина Нойфельд. Пауль решил не откладывать дело в долгий ящик и в ближайшее время совершить поездку в Детмольд, чего бы это ему ни стоило. Своими мыслями он поделился с Илоной. Её реакция превзошла ожидания.

– Ты знаешь, Пауль, а я ведь приглашена через неделю в Детмольд на семинар российско-немецких авторов, который должен состояться как раз в помещении этого музея.

– Что ты говоришь? Такое не бывает!

– Бывает ещё и не такое. Ты просто выполняешь миссию, предопределённую тебе небесами, поэтому все пути для тебя открываются по мановению волшебной палочки. Тебе при этом нужно только захотеть, сделать выбор, и все желания исполнятся.

– Твоими бы устами, – ответил ей Пауль по-русски фразой, которую от неё же узнал на занятии по изучению русского языка.

– Да, могло бы быть и лучше, если бы я поехала с тобой, но, к сожалению, не смогу отказаться от четырёх ночных смен.

С помощью Илоны Пауль связался по электронной почте с руководителем авторского объединения немцев из России. Понял, что в любом случае ему придётся до Детмольда добираться самому, а там он сможет войти в группу авторов, если ему это понадобится. Он приобрёл билеты на скорый поезд, правда, с тремя пересадками в городах: Офенбурге, Франкфурте-на-Майне, в Алтенбеккене – и через неделю отправился в те края.

– Надо же, как судьба поворачивает, – думал он, находясь уже в поезде и глядя в окно, за которым мелькали великолепные осенние пейзажи, на некоторое время задержавшие его воображение.

Созерцая живописные места, он не мог отделаться от мысли, что неслучайно судьба подарила ему эти мгновения, помогла остаться на некоторое время с самим собой, погрузиться в размышления о прошлом, неотделимом от стран его рождения и проживания.

«Почему родственники так долго умалчивали факт моего рождения в России? Почему нельзя было с детства вложить в меня знание русского языка? Наверное, мама боялась, что я не захочу принять на себя груз их прошлого, прожитого вне страны, которая стала мне родиной? Может быть, они с бабушкой боялись, что я не захочу узнать и принять их правду о стране рождения? Кто знает, может, они думали, что, если я узнаю о стране моего происхождения, то это станет тормозом моего развития? Теперь уже не от кого получить ответы на прилетевшие ко мне из ниоткуда вопросы, но я ощущаю внутреннюю потребность понять, кто я, какого рода-племени, кто мои предки, что во мне от них по наследству осталось?»

Соседями Пауля по вагону были люди различных национальностей и разного цвета кожи. Они переговаривались друг с другом, по-видимому, на родных языках и наречиях. «А мать почему-то не говорила громко на русском языке, встречаясь со своими земляками в поездах, на улицах города, в магазинах, или в учреждениях, в комнатах ожидания для посетителей или на приёмах у врачей. Чего она боялась? Или страх так впитался в её сознание в России в пред-или послевоенные годы, что не отпускал и в последующие годы проживания в Германии? Ведь в депортации в Казахстане и в Сибири, куда российских немцев выселяли во время Второй мировой войны семьями, их считали изгоями, фашистами, предателями, шпионами, одним словом, врагами советского народа только за то, что они по происхождению были немцами. А ведь я тоже родился в России. Так кто я теперь? Российский немец или немец по генам, вложенными в меня предками?»

Пауль откинулся на спинку сидения. Он ехал в вагоне второго класса. «Мать говорила, что мы остались в Германии людьми второго класса для местных немцев. Они не знают истории нашего малочисленного народа, который и сейчас не имеет покоя и в поисках душевного равновесия мечется по планете, возделывая необжитые земли то в России, то в Австралии, в Мексике и в Парагвае, в Канаде и в Америке. Не обретя и там Родину, многие возвращаются на свою исконную родину в Германию или в Россию, живут и умирают там тем же непризнанным народом, которым были сто, двести, триста лет назад.

Народ в пути, так принято говорить о моих предках. Мать рассказывала, что существует землячество российских немцев. Годами оно добивается равноправия немцев из России с другими гражданами Германии, хотя бы в вопросах пенсионного обеспечения. Сама она получала только 60 процентов от размера пенсии, заработанной в России, в сравнении с людьми, относящимися к немцам, проживающим здесь всегда».

Вопросы кружились в голове, но Пауль не пытался сейчас найти на них ответа. Он считал себя гражданином Германии. Германия – его родина. Это понятие вмещало для него всё: город, в котором он живёт, людей, с кем общается, воспоминания о школьных годах, о первой любви, о первых попытках профессионального становления. Он был доволен итогами прожитых лет и надеялся на успех в будущем. Пауль мечтал и о счастливой личной жизни, о семье и детях. «Зачем я пытаюсь разворошить осиное гнездо прошлого, найти в нём спрятанные тайны предков, раскопать их скелеты? Тени прошлого… Они молчат, а я хочу заставить их заговорить. Но кому это нужно, и что это даст мне?»

Пауль, продолжал вглядываться в удивительные пейзажи за окном, потом перевёл взгляд на своих попутчиков. «Нет. Я не сдамся. Мне нужно выполнить завещание матери. Я должен посетить родные места отца и найти ответы на вопросы: Почему вырождается наш род? Что нужно сделать для того, чтобы он продолжил своё существование?» Он вспомнил слова «ещё не вечер», которые в трудные минуты произносила мать. «Тогда они мне ни о чём не говорили, и я порой думал: «Причём тут вечер, если в семье, например, трудности, или денег нет, чтобы отправить меня с классом в поездку по родному краю, или когда после долгих лет учёбы маму не утвердили заведующей отделения, в котором она проработала много лет? Сейчас мне часто вспоминаются и другие её слова: «Ничего, сынок, всё устроится как-нибудь. Главное, чтобы мы понимали друг друга, а остальное – трын—трава». Какая «трава»? Почему «трын»? Этого мне никто и никогда не смог объяснить, даже бабушка, которая всегда понимала мать с полуслова».

Поезд, на котором Пауль уже подъезжал к станции Детмольд, остановился на каком-то полустанке. Последний раз проводник проверил наличие билетов. «Ну, что ж, пора покинуть этот состав». Девять часов езды привели Пауля к мысли, что он не зря совершает это путешествие. Невдалеке увидел автобусную остановку. В справочном бюро вокзала подсказали, на каком номере автобуса можно доехать до музея.

Двухэтажное здание музея, одной стороной примыкающее к зданию частной евангелической школы, Пауль увидел издалека. Порог музея перешагнул с благоговением и внутренним чувством, что в этом помещении он найдёт путь к дальнейшей раскрутке спирали в стеклянном стакане. Теперь Пауль уже не помнил, откуда в его сознании такое сравнение, но оно помогло ему ощутить уверенность в правильности совершаемого им действия. Работники музея оказались людьми приятными в общении. Его привели в большой зал с экспонатами и на время оставили одного.

Здесь началось таинство. Позже Пауль расскажет Илоне об этом так: «В дороге в тот день я очень устал, и сознание начало выдавать картины, которые можно было увидеть только во сне. С одного портрета на меня смотрел мужчина примерно пятидесятилетнего возраста. Он просил взглядом подойти к стене, на которой демонстрировалась различного рода одежда из прошлого. Воображение нарисовало пожилую женщину в одном из строгих в чёрную расцветку платьев. Казалось, она манила меня к себе. Потом указала на стенд, где крупными буквами было написано: «Колония Молочная». Я знал, что именно там проживали мои предки, переехав по зову Екатерины II из Германии на Украину. Тогда я начал лихорадочно фотографировать всё, что видел перед глазами. Уже не думал о том, что скажут те, кто, может быть, наблюдает за мной со стороны или со стен, увешанных портретами.

Глава десятая, в которой Пауль делится с Илоной впечатлениями от поездки

Пауль позвонил Илоне сразу, как только вернулся из Детмольда.

– Илона, ты не можешь себе представить, какое приятное чувство я испытал, общаясь с твоими знакомыми, авторами Литературного объединения немцев из России.

– Так ты всё-таки с ними познакомился?

– Конечно. Я проживал с ними в одном отеле. Мы общались на немецком, но постоянно вокруг звучала и русская речь. Сразу познакомиться с тридцатью авторами, говорящими на двух языках, не каждому такое в жизни удаётся.

– А Артур Розенштерн? Ты его видел?

– Ты знаешь, Илона, в нём я узнал самого себя. Ведь он приехал в Германию из России тоже в малолетнем возрасте. Ты же сама знаешь, что он разговаривает в основном на немецком, хотя владеет и русским. Он автор книги «Планета Германия» на немецком языке. После того, как я с ним познакомился, непременно прочту эту книгу. Илона, приходи ко мне на кофе, я расскажу тебе обо всём, что увидел и узнал в музее. Думаю, это тебе тоже будет интересно.

Пауль не спросил у Илоны о Милене, надеясь, что она сама поделится с ним новостями. «Наверное, новостей нет, – подумал он, положив трубку. – Что же ты, Милена, так на меня разобиделась, ни видеть, ни слышать меня не хочешь?»

Пауль перебирал в памяти счастливые мгновения встреч с Миленой. Он помнил всё до мелочей, скучал по женщине, но никак не мог понять, что же так сильно растроило любимую, что заставило её убежать от него, не оставив возможности на дальнейшее примирение. Когда он думал о ней, становилось трудно дышать. «Сейчас придёт Илона. Мы поговорим о важном для меня деле, и станет легче воспринимать факт, что ты меня оставила. Не понимаю… Я же извинился перед тобой. Да и извиняться было не за что. За что же ты так со мной?»

Через час пришла Илона. И квартира наполнилась радостным смехом. Они пили кофе, заваренное хозяином. Разговор не прекращался ни на минуту. Пауль отметил про себя, что Илона его прекрасно понимает, проявляя искренний интерес ко всему, о чём он говорит.

– Илона, ты слышала когда-нибудь, что переезд немцев в Россию происходил с 900 года? Сначала перебрались туда миссионеры, торговцы, строители и учёные, картографы и врачи, шахтёры и люди искусства. О принцессах, которых выдавали замуж за русских царей – отдельный разговор.

– Да. Отец упоминал об этом в своих дневниках. Он писал о том, что его предки были из Катариненштадта…

– Да ты что?! В музее я как раз узнал, что эта немецкая колония в России была основана в 1766-ом году из немцев лютеран и католиков. Подожди минутку. Я где-то записал точные сведения. А, вот нашёл. Первых семей приехало туда 283, а к 1905-ому году – там было уже 12334 жителей немецкого происхождения. Можешь себе такое представить?

– С трудом. Отец что-то ещё говорил про Маркштадт.

– Так это тот же город Катариненштадт. Его переименовали в Маркштадт в 1914-ом году. В 1918-ом он стал столицей автономной Республики немцев Поволжья. К тому времени там уже было открыто пять начальных школ, одна семилетняя, пять библиотек, педагогический и торговый техникумы, музыкальная школа и ещё многое другое.

– Пауль, я сейчас подумала: отец был бы рад узнать, что его дочь заинтересовалась прошлым его народа.

– Да, Илона, я тоже часто думаю, что мои родители были бы этому рады. Я, наконец-то, узнал, что в архивах именно этого музея хранятся документы об истории немцев – меннонитов по вероисповеданию. Когда я там спросил у гида, где стенд, посвящённый им, он удивленно вскинул на меня глаза и ответил: «Так это же всё о них». Потом я спустился в библиотеку музея. Первое, что отметил – запах книг. Наверное, только старинные книги могут издавать такой, присущий только им, запах? Библиотекарь сказала мне, что шифр книг о меннонитах начинается с буквы «М», потом растолковала, что на разных полках стоят книги о меннонитах разных регионов России и других стран. Как я пожалел в тот вечер, что не могу остаться в этом городе ещё на пару дней, чтобы прочесть хоть часть этих книг.

– Я слышала, что книги из библиотеки музея можно выписывать по почте за небольшую плату.

– Да, что ты говоришь? Надо обязательно это сделать.

– А что ты узнал ещё о меннонитах нового?

– Если я правильно понял, как религиозное течение оно возникло в 16 веке в Голландии и в Северной Америке. Не зря мой отец говорил маме, что они из голландских немцев. В 18 веке его предки перебирались из Западной Пруссии на юг России. В основном это были бедные люди, которые добирались в Россию своим путём, на чём придётся, некоторые по морю, на пароходах. Тогда они переселялись целыми селениями. Прочитал на одном из стендов музея, что Григорий Потёмкин пообещал дать немцам земли на берегу Днепра. 228 семей поселились там в 1789-ом году. Поселение назвали Хортица. Первоначально оно состояло из 18 деревень. Второе поселение было заложено в 1804-ом году и состояло из 56 деревень. Оно расположено на сто километров южнее Хортицы, на берегу реки Молочная.

– Извини, что прерываю. Недавно, читая биографические рассказы Роберта Лейнонена, российского немца, узнала, что его предки переселились из Германии в Россию после выхода Указа Екатерины II 1765 года, разрешающего создать немецкие колонии в Санкт-Петербурге. Мне запомнилось, что сразу в 1765-ом году из Пфальца, земель Гессен-Дармштадт, Вюртенберг и Бранденбург прибыло в Санкт-Петербург 110 семей, позже, в 1967-ом году – 67 семей немцев из Варшавы. До 1819 года в Санкт-Петербурге обосновались 24 немецкие колонии. Не знаю, были ли среди них колонии меннонитов?

– Я этого тоже, к сожалению, пока не знаю.