Невероятность равняется нулю. Роман

Глава третья, в которой на помощь психиатру приходит медсестра Илона

Илона сидела в это время в ординаторской и, как всегда, когда она находилась одна и у неё было свободное время, вносила запись в дневник жизни. Писательство было её хобби, скрашивающее жизнь в этой богадельне, которая в течение последних лет стала её вторым домом. Об этом её занятии никто в отделении даже не догадывался, но в короткие минуты паузы или, как сегодня, в предутренние часы, когда коллеги ещё были в дороге и не находились в рабочей комнате, она позволяла себе открыть заветную тетрадь, которую всегда носила с собой, чтобы внести туда пару новых мыслей.

Сегодняшняя запись началась так: «Мне нравится находиться ранним утром в отделении. Когда день только начинается, хватает ещё энергии и времени, чтобы обогреть пациентов улыбкой, словом, делом, побыть с ними наедине, хотя бы несколько минут. Вот сегодня я уже и утренние таблетки раздала, лежачих больных – водой напоила, нуждающихся – в туалет сводила, одним – одеяло поправила, другим – привет из мира, расположенного за стенами клиники, передала. С больными у меня свои отношения: к каждому свой ключик имеется, условный знак, слово, сигнал. Скоро подойдут коллеги, тогда начнётся жизнь и в нашем отделении закрытого типа».

Размышления Илоны были прерваны каким-то неясным шумом. Затем раздался стук, крик. Она сразу поняла – что-то непредвиденное произошло за дверью кабинета психиатра. Утром она видела фигуру врача фрау Перец, почему-то очень медленно идущую к своему кабинету. Илона тогда ещё подумала: «Чего ей-то не спится? Ненормированный рабочий день, обход больных только с девяти часов, могла бы ещё дома посидеть, другими делами заняться».

А сейчас, не раздумывая, Илона побежала к кабинету врача, рванула на себя дверь, и первое, что увидела – это больную фрау Дольскую, которая лежала посреди комнаты и корчилась в судорогах. Доктор Перец в это время лихорадочно нажимала на кнопки телефона, вероятно, пытаясь вызвать кого-нибудь на помощь.

Зная, что в этой комнате, предназначенной ранее для склада, нет сигнальной кнопки – с её помощью можно было бы оповестить о случившемся персонал больницы, Илона по телефону, который носила всегда с собой, позвонила врачу, дежурному по клинике. Сама же, сразу определив, что у фрау Дольской приступ эпилепсии, больная продолжала корчиться в судорогах, и пена шла у неё изо рта, перевернула её на бок. Нужно было срочно принести из дежурной комнаты чемоданчик, в котором находились медикаменты первой необходимости. Эту роль взяла на себя фрау Перец, которая уже слегка отошла от первоначального шока. В который раз Илона убедилась, что психиатры порой беспомощны, когда дело касается оказания практической помощи больным. Сама же она продолжала действовать согласно инструкции медсестры. В данной ситуации большего от неё и не требовалось.

Медсестра Илона держала ситуацию под контролем. Позже она напишет в своём дневнике: «Дежурный врач, оказавшийся по вызову в соседнем отделении, расположенном на первом этаже, уже оказывает помощь больной. Коллеги, пришедшие на смену, стоят невдалеке. Они каждую минуту готовы выполнить приказ врача. Укол поставлен, тело больной обмякло. Сейчас она придёт в сознание, будет доставлена в свою комнату. На этом утренний инцидент исчерпан, забыт, так как много других случайностей подстерегает персонал и больных в течение дня».

После обеденной паузы психиатр, доктор Перец, вызвала Илону к себе в кабинет. Разговор шёл о пациентке Дольской, её прошлом, о болезнях, об особенностях поведения в течение дня.

– Да, после того, как стало известно, что у фрау Дольской рак груди, общаться с ней стало трудно, – поделилась Илона своими наблюдениями.

– Мы предлагали ей операцию, – перебила её фрау Перец, – но она не дала согласия. А без её согласия, как вы знаете, мы не имеем право направлять её на операцию.

– Да, да, персоналу это известно. Ведь и фрау Шнайдер была в её состоянии, но та дала согласие. Теперь у неё операция позади. Вы же видели её сегодня? Никаких проблем, и настроение улучшилось. Песни поёт целыми днями.

– Судьбы у женщин разные, – сказала фрау Перец задумчиво. – Фрау Шнайдер намного младше фрау Дольской и у неё отклонения в психике не так сильно выражены. Фрау Дольская прошла войну. Была переводчицей. Много чего повидала и пережила. Такое не забывается, даже если психика нарушена. Страх сопровождает её всю жизнь.

– И неадекватное восприятие действительности.

– Раздвоение личности. В двух мирах она живёт. Вы этого не замечали?

– Что вы! Конечно, замечала. Это проявляется и в её отношении к персоналу. Она мне однажды сказала: «Вы не медсестра Илона, вы её двойник. У медсестры Илоны сегодня выходной, у неё двое детей.»

– Она ведь в нашей психиатрической клинике проживает уже с конца сороковых годов. Как ни прискорбно, но это так. Не смогли мы ей помочь. Медикаменты раньше не те были, а современные тоже не дали положительного эффекта.

– Да, это касается и многих других, кто прошёл через страшные годы Второй мировой войны, много судеб она покалечила. Жаль мне их всех.

– Спасибо, что вы так оперативно действовали утром. Рада, что у нас в клинике такой обученный персонал. А давайте проведём сегодняшний вечер вместе в каком-нибудь ресторане. Не беспокойтесь, я вас приглашаю. Мне будет приятно продолжить наш разговор.

Илона не смогла отказать врачу, хотя посещать такие заведения было не в её правилах. Тут выяснилось, что обе живут в одном микрорайоне, добираются до работы одним путём, только фрау Перец преодолевает его на региональном поезде, а Илона – на автомобиле.

Придя домой, Илона сто раз пожалела о том, что согласилась на встречу с врачом в неофициальной обстановке. Она чувствовала себя уверенно только на рабочем месте, где была профессионалом, и в своей однокомнатной квартире, в четырёх стенах, где никто не мог нанести ей удара в спину. «Как я всё-таки легко соглашаюсь со всеми. Зачем мне это нужно, уставшей сейчас идти в какой-то ресторан, вести там разговор на непонятную тему, да ещё с психиатром, не зная зачем и не понимая о чём?»

Настроение Илоны окончательно испортилось, когда она, открыв створки платяного шкафа, пыталась отыскать в нём то, чего там не было. «В чём же мне пойти на эту треклятую встречу? Что надеть? Мой гардероб совершенно не рассчитан на такого рода времяпрепровождение». Потом медсестра вспомнила, как однажды коллега, знавшая о том, что Илона – одинокая женщина, несколько лет назад приехавшая из Берлина, сказала ей перед походом в какой-то ресторанчик: «Ты не заморачивайся насчёт одежды. Мы ведь не в театр идём, просто поужинать». В Берлине Илона никогда бы себе не позволила прийти в ресторан в брюках и простом пуловере: «Но в данном случае такая одежда, вероятно, подойдёт лучше всего, – решила она. – Бог её знает, нашу фрау Перец, какова она в общении с персоналом вне клиники? Зачем я, дура, согласилась? Теперь напрягаться придётся. О чём-то ведь надо будет говорить? Между нами ни одной точки соприкосновения, не считая пациентов, да этот утренний случай. Ну, хорошо, если будет совсем не по себе, всегда смогу уйти, этого фрау Перец мне запретить не сможет?» – в конце концов решила Илона.

Дальнейшие сборы были недолгие. Она с детства не привыкла к косметике, время на это и сейчас тратить не стала. Подошла к большому зеркалу. Внимательно всмотрелась в своё отражение. Оттуда на неё внимательно смотрела рыжеволосая шатенка с карими глазами. Илона выглядела моложе своих лет, благодаря короткой стрижке. «Да, годы не красят, – думала женщина, разглядывая себя в зеркале. – Густые волнистые волосы – это моё достояние, гордость в некотором роде. А вот морщинки… Они уже начали плести сеть вокруг глаз. Хорошо, что хоть, в мои сорок пять лет нет глубоких морщин. Что-то ещё будет?» Чуть прищуренные глаза выдавали высокую степень внутреннего напряжения. Розовые щёки говорили о сильном волнении. «Накрутила себя. Так и до инфаркта недалеко. В конце концов я ведь не на свиданье иду. Кому я нужна в этом ресторане, чтобы меня рассматривать?»

Чтобы окончательно не раздумать и не остаться дома, Илона быстрым шагом подошла к двери. На всякий случай оглянулась, по старой привычке не оставлять за собой беспорядок. С детства ей в семье были привиты два качества: аккуратность и пунктуальность. Но вместе с тем именно в детстве формировался в ней и комплекс неполноценности. Среди подруг она отличалась излишней нерешительностью. Постоянная внутренняя борьба, сомнения, разрушающие душу, мешали самостоятельно принимать решения. Став взрослой, пришла к выводу, что неуверенность характера развилась в связи с близорукостью. Очки носить не хотела, боялась обидных прозвищ со стороны сверстников. Ей хватало и того, что родители всю жизнь что-то от неё скрывали. Она чувствовала это, но спрашивать не решалась. Только когда пошла в первый класс, поняла, что родители немцы, но родом из России. К таким людям её сверстники относились с пренебрежением, поэтому, сделав такое открытие относительно своего происхождения, девочка не испытала тогда большой радости.

Сейчас времени на размышления не оставалось и, хлопнув дверью, закрывшейся автоматически, Илона быстро сбежала по ступенькам вниз. Уверенным шагом, выработанным с годами, направилась на встречу с фрау Перец, которую в глубине души недолюбливала и опасалась.

Женщины пришли в ресторан одновременно. Здесь было шумно и совсем не соответствовало представлениям Илоны о такого рода заведениях. Официант предложил им столик в глубине комнаты. Там был полумрак, и это успокоило Илону окончательно. Пока она мучительно обдумывала тему для беседы, Доротея Перец начала разговор сама:

– Я живу одна. Несколько лет назад произошёл несчастный случай, в результате которого погиб муж. Наши отношения с ним к тому времени уже не были крепкими. Он проводил большую часть времени вне дома, в разъездах по делам фирмы, в которой работал много лет. Была ещё падчерица Эмма, дочь умершей сестры мужа. Но с ней у нас не сложились доверительные отношения. Я коротала вечера за чтением книг. Психиатрия – наука не до конца изученная. Занялась научной работой, за основу взяв проблемы памяти. Слава Богу, что мне нравится моя работа. Она – моё спасение и сейчас, а в тот период заменяла и мужа, и подруг, и детей. Своих у нас так и не появилось. Сначала муж не хотел, ему достаточно было племянницы Эммы, воспитанием которой он серьёзно занимался. Они хорошо понимали друг друга. Одна кровь в жилах текла, тут ничего не скажешь. Я сжилась с мыслью, что своих детей не будет Да, и времена были, как и сейчас, неспокойные. Потом мужа не стало. Эмме исполнилось восемнадцать, она ушла из дома. Оставшись одна, я отступила от своих принципов, начала встречаться с приличным человеком, который был значительно моложе меня. Но обстоятельства сложились так, что мы полгода назад расстались, – фрау Перец внезапно замолчала. Сидела безучастная ко всему, наматывая на указательный палец свою чёрную прядь. Коллеги Илоны уже давно заметили, что это признак внутреннего беспокойства врача, когда она не видит ничего вокруг, погружаясь в свои мысли.

Понимая, что та ушла в воспоминания, вероятно, нелёгкие для неё, но, чтобы молчаливая пауза не затянулась, Илона начала рассказывать о своей, как ей казалось, неудавшейся личной жизни:

– Я тоже живу одна. От мужа уехала несколько лет назад. У меня есть сын Влад, но он живёт у отца в Берлине, так как обучается там в университете. Мужчины меня не интересуют. В молодости ждала суженого на белом коне, но он так и не появился на горизонте. Несколько случайных встреч не убедили меня в том, что нужно заводить семью без любви. Поняла, что свобода действий – важное условие для жизни. Правда, одиночество не придаёт силы. Тоска заедает. Душа на волю просится. Тесно ей.

– Ты права, Илона, – очнувшись от мыслей, поддержала её фрау Перец, – когда я дома одна, на меня накатывает такая душевная боль, что я не могу оставаться в четырёх стенах, боюсь, что сорвусь на крик или начну колотить кулаками в стену от бессилия. Чего только не натворишь, если мысли загоняют в угол и не дают покоя.

Илона никогда раньше не видела фрау Перец в таком душевном состоянии, даже не могла себе представить её такой. Чем-то они всё-таки были друг на друга похожи, наверное, бабьей долей, поставившей их обеих перед вопросом: Как жить дальше? Илона была моложе фрау Перец, но в продолжении беседы они прекрасно понимали друг друга. В конце вечера договорились ещё раз встретиться, продолжить так хорошо сложившийся разговор.

Глава четвёртая, в которой Илона знакомится с Миленой и решает ей помочь

На другой день, знакомясь с личным делом новой пациентки, медсестра Илона прониклась уважением к этой миловидной светловолосой женщине. Чем-то её судьба напомнила ей свою. Нет, конечно, не во всём, а просто некоторыми деталями. Мужья обеих были намного старше их. О большой любви в их семьях говорить не приходилось. Да и одиночество, которое разъедало душу Илоны, тоже было свойственно этой молодой блондинке.

– Буду уделять ей больше внимания, – подумала Илона после первой встречи с пациенткой. – Имя у неё такое приятное – Милена. Русские бы сказали: от слова «милая», что значит дорогая, любимая, близкая душе.

У Илоны проснулся неподдельный интерес к личной судьбе женщины ещё тогда, когда она несколько дней назад увидела новую пациентку в парке в обществе её мужа. Такие мужчины, квадратной внешности, солидные до умопомрачения, считающие себя столпами мира, ей никогда не нравились. Вероятно, он служил в каком-то учреждении или был бизнесменом. Илона знала из опыта, что такого рода реалии накладывают отпечаток на внешность человека. Он был уже не молод. Лицо круглое, с выпяченной вперёд челюстью, придавало ему какое-то неприятное выражение. Видно было, что он считает себя не пешкой и даже не офицером, а королём, и это чувствовалось в его горделивой осанке, в повороте головы, во взмахе руки даже здесь в парке психиатрической больницы, где, казалось, не перед кем было вести игру в своё величие.

Илона чувствовала, что ему самому неприятен спектакль, который он подготовил и разыгрывает сейчас, имея артистическую натуру, но он хотел довести его до конца, раз уж когда-то начал. «Такие мужчины однозначны и примитивны, – подумала тогда Илона. – От них ничего нельзя ожидать, кроме мыслей: «Подумаешь, застала жена однажды с любовницей, и что теперь, поднимать из-за этого шум, скандал? Ну, нет, она ещё тысячу раз пожалеет, что испортила мне репутацию верного мужа семейства. Да, факт не из приятных, но зачем из этого ещё делать трагедию? Видишь ли, он её предал… При чём тут предательство?»

«От таких мужчин и ожидать больше нечего, – подумала тогда медсестра Илона. – Хорошо, что в письме к врачу он не пользовался научными терминами. В его рассуждениях всё шито белыми, вернее сказать, чёрными нитками, говорящими об огульном обвинении некогда любимой женщины, которое не стоило и выеденного яйца».

В личном деле находились и описанные им, в доказательство своей версии, ситуации, которые явились бы хорошей рекламой для фильма ужасов.

К примеру: За окном ночь, обитатели дома спят, и вдруг раздаётся шум. Мужчина просыпается, а его любимая жена стоит над ним и обливает его водой из графина. Другая сцена: он пришёл домой немного раньше, а она стоит в углу спальни и разговаривает с кем-то невидимым о совместных планах убийства мужа. Он окликнул её, а она, не узнав его, с криком выбежала из комнаты. Через какое-то время он нашёл жену плачущей в другой комнате за тяжёлым занавесом. Описаны и другие случаи, когда жена, разговаривая с ним, вдруг замирала и начинала что-то нашёптывать тихо и безумно, отстраняясь от него, как от незнакомого существа, нечаянно появившегося в комнате. А эти вечные страхи, что их хотят разлучить, подозрения в шпионаже, бесконечные ссоры из-за того, что он поздно возвращается домой.

Муж перечислял в письме и другие доказательства психического расстройства жены, которые заключались в том, что она забывала многие события и факты, называла знакомых не их именами и, запираясь в своей комнате, часами не давала о себе знать.

Проработав медсестрой в психиатрии много лет, Илона поняла сразу, что Милена – женщина очень ранимая по своей натуре и что она находится всего лишь в состоянии депрессии. «О признаках шизофрении в случае с этой молодой женщиной говорить нельзя, – промелькнуло в сознании медсестры. – Испытав неверность мужа, она просто не смогла справиться с накатившим на неё нежеланием жить и в приступе отчаяния приняла большое количество снотворных таблеток». «Прививок от столкновения со случаями предательства, к сожалению, пока не изобрели», – подумала медсестра, а про себя решила непременно помочь этой симпатичной женщине выйти из состояния душевного кризиса.

Глава пятая, в которой Милена знакомится с медсестрой Илоной и психиатром фрау Перец

Милена проснулась в это утро рано. Ей не хотелось открывать глаза, тем более вставать с постели. Холодом веяло отовсюду.

– Дожила, – подумала она вслух, – докатилась. Много пришлось пережить, но, чтобы проснуться и не знать, где находишься? Такого ещё не было. Что я не дома – это точно, но как я здесь оказалась? Почему ничего не помню?

Она осмелилась приоткрыть глаза. Первое, что увидела, было зеркало, стоявшее на тумбочке. Осторожно взяла его в руки, приблизила к лицу и тут же отшатнулась. Какая-то незнакомая испуганная женщина смотрела на неё из глубины отражения.

– Где моя улыбка? Почему я так напугана? Да я ли это? Что происходит? Кто-то насмехается надо мной?

Взгляд Милены упал на соседнюю кровать. Там лежала женщина, наблюдавшая за ней с неподдельным интересом в глазах.

– Кто вы? – спросила Милена громко. – Почему я здесь?

Женщина натянула простыню на голову и пробурчала в ответ что-то нечленораздельное. Это напугало Милену ещё больше. За стеной раздался крик. Потом всё стихло. Тишина какая-то подозрительная, ненастоящая. Соседка уронила на пол стакан с водой. Звон разбившегося стекла снял напряжение, но не уничтожил страх.

– Помогите! – закричала Милена что есть силы. Потом, увидев на стене красную кнопку вызова, нажала на неё.

Через минуту в комнату вбежала медсестра в белом халате: