Первая женщина на русском троне. Царевна Софья против Петра-«антихриста»

– Василий Васильевич, а в покоях Ванечки они тоже успели побывать?

– Кажется, да. Не могу точно утверждать, поскольку без особой нужды стараюсь им на глаза не попадаться. Сейчас стрельцы ко мне вроде бы хорошо относятся, но, не приведи Господи, вдруг кто-нибудь из них меня с Иваном Нарышкиным перепутает?

Невзирая на ужас происходящего, девушка едва сдержала улыбку. Спутать обладавшего великолепными манерами далеко не юного боярина Голицына с дурно воспитанным молодым наглецом Иваном мог только слепец.

– Князь, у меня к тебе просьба. Сопроводи брата в его покои. Боюсь, что из меня получится для него плохой защитник. За себя я не боюсь, но как бы кто Ванечку не обидел.

Умудренный жизнью мужчина с уважением посмотрел на хрупкую девушку, напоминавшую сейчас взъерошенного воробья.

– Разумеется, царевна, я сделаю все возможное, чтобы защитить Иоанна Алексеевича. Не соблаговолит ли царевич прошествовать за мной?

Юноша робко посмотрел на улыбнувшуюся ему сестру, и, почувствовав некоторое облегчение при мысли, что сейчас забьется в свою любимую опочивальню, слегка расправил плечи.

– Ну, с Богом! – Поцеловала его в щеку сестра и, перекрестив, слегка подтолкнув в спину.

– Но что же будет с тобой? – Спохватился князь. – Умоляю тебя, царевна, подождать здесь, в безопасности, пока я не провожу царевича и не вернусь за тобой. Hannibal antre portas («Ганнибал у ворот»). Хождение без сопровождающих по дворцу сейчас чревато очень большой опасностью. Будь благоразумна, нижайше прошу.

– Твои слова не лишены смысла, князь. А пока поспеши, пожалуйста, сделать то, что должен.

Так и не поняв, является ли ответ царевны обещанием последовать его совету, Голицын с поклоном сделал приглашающий жест рукой, предлагая юноше пойти за ним. С тяжелым вздохом царевич выбрался из безопасного убежища и, вздрагивая от любого шороха, быстро засеменил за князем. Два или три раза они сталкивались с рыщущими по дворцу стрельцами, но те не проявляли никакой враждебности, и их путешествие закончилось благополучно.

Выждав немного после ухода мужчин, Софья почувствовала, что не может больше оставаться в неведении. В конце концов, она царская дочь, и негоже ей сидеть под лестницей, точно спрятавшейся от кота мыши.

На лестнице, ведущей на второй этаж, было пусто: все обитатели дворца от царской семьи до последнего жильца попрятались по своим покоям и каморкам, и только стрельцы стучали сапожищами по его многочисленным коридорам и закоулкам в поисках заклятых врагов. На истоптанном полу валялся рукав от кунтуша, богато расшитый золотом и жемчугом. На его обшлаге была видна кровь, и девушку передернуло от ее вида.

Придав своему лицу гордое и неприступное выражение, с замирающей от каждого шороха душой, Софья направилась в свои покои, поминутно готовясь встретить смерть, однако беда обходила ее стороной, и девушка уже решила, что все закончится хорошо, как из-за угла навстречу ей выскочили двое стрельцов, сопровождаемых нечесаным холопом, одетым в живописное рванье.

При виде одинокой девушки они на мгновение остановились, а затем окружили Софью, разглядывая ее горящими от возбуждения глазами. Царевны испокон веков жили затворницами, и бунтовщиками не пришло в голову, что перед ними стоит одна из них.

– Хороша девка! – Хохотнул один из них, бородатый стрелец в голубом кафтане.

– Тебе только бабы нужны, – ухмыльнулся холоп, протягивая руку к девичьему уху. – Серьги-то, гляди, как горят! На них всю жизнь безбедно прожить можно!

– Не смей ко мне прикасаться, пся крев! – С холодным бешенством глядя ему в глаза, прошипела Софья, враз забыв о своих страхах. – Я царская дочь, а ты пес смердящий!

– Гляди-ка, – захохотала троица, – царевна нашлась! Сейчас вот юбку задерем и проверим, какая ты девка!

На Софью накатила волна ужаса, следствием которой была не паника, а обжигающая ярость.

– Клянусь, – прошептала она сипло от бешенства, – если останусь жива, найти вас хоть из-под земли и четвертовать на Ивановской площади. Клянусь, что вы до этого кровавыми слезами будете плакать в Разбойном приказе. Клянусь….

Не ожидавшие такого отпора от хрупкой девушки, мужчины прекратили хохотать, и воззрились на нее с немым изумлением.

– Может, ну нее, – несмело предложил третий, более молодой стрелец, – давайте…

Но договорить он не успел, поскольку в узком коридоре появилось новое лицо. Послышались быстрые шаги, и, отшвырнув холопа, Софью загородил широкоплечий хорошо одетый мужчина, сжимавший в руке саблю.

– Царевна, где ты разгуливаешь? Я весь дворец обегал в твоих поисках. Если бы не карлица царевны Марфы, я б тебя ни за что не нашел! – Проговорил он, чуть задыхаясь и стараясь не терять врагов из виду. – Что тут происходит? Это смерды тебя обидели? Только скажи, и я…

– Бейте его, ребята! – Рявкнул стрелец в голубом кафтане, взмахивая саблей.

– Э, нет! Я еще с ума не сошел! Это же Федька Шакловитый! – Огрызнулся его молодой попутчик и, попятившись, бросился бежать. Холоп дернулся за ним, но, понадеявшись на бородатого приятеля, задержался, готовясь помочь ему или кинуться прочь, в зависимости от исхода поединка.

Сабли лязгнули, высекая искры. Противники были примерно равными по силе, и поединок обещал быть упорным.

Почувствовав себя в относительной безопасности (между ней и оборванцем бились дуэлянты, мимо которых тот не смог бы проскочить при всем желании), Софья перевела дух, но вместо того, чтобы бежать, воспользовавшись подходящим моментом, она прижалась к стене, пытаясь сообразить, как помочь своему нежданному избавителю. Однако тот не нуждался в подмоге. Медленно тесня противника, он уже собирался нанести решительный удар, как в коридор ввалилась целая толпа стрельцов в голубых и красных кафтанах с саблями наголо.

– А ну, прекратить! – Рявкнул один из них, судя по всему, предводитель, одетый в багряную, шитую золотом ферязь. – Опустите оружие!

Прибывших было слишком много, чтобы не подчиниться приказу их вожака, и противники опустили сабли.

– Что здесь происходит? – Сурово спросил командир стрельцов, по очереди оглядев всех участников и свидетелей дуэли. При виде Софьи его брови дрогнули, а на лице отразилось изумление.

– Вот этот разбойник, – тяжело дыша отозвался защитник девушки, – попытался надругаться над присутствующей здесь царевной Софьей Алексеевной.

При этих словах он, наконец, повернулся к девушке, и Софья с изумлением опознала в своем защитнике того самого «душегуба», что так пристально и дерзко разглядывал ее на похоронах брата. Его скуластое лицо раскраснелось, глаза горели боевым азартом, а смеющиеся губы открывали крепкие белые зубы.

Услышав о том, что перед ними стоит царевна, стрельцы опустились на колени, посрывав шапки с голов. Даже несостоявшийся Софьин насильник вместе с не успевшим убежать холопом пали перед ней ниц.

– Прости нас, неразумных, царевна, что напугали ненароком, – взглянул ей в лицо предводитель стрельцов, – в наших слободах каждый знает, что царевна Софья – единственная наша матушка-заступница. Прикажи, что делать – животы за тебя положим.

– Проводите царевну до ее покоев! – Не дал девушке открыть рта ее спаситель. Софью покоробило, что какой-то чужак распоряжается там, где имеет право командовать только она. В ней проснулась родовая гордость. Набрав в грудь побольше воздуха, Софья еще больше распрямила плечи и… промолчала.

Видимо примерно такие же мысли пришли в голову предводителю стрельцов, поскольку он еще больше нахмурил брови и подозрительно поинтересовался:

– А ты сам-то кто таков будешь?

– Дьяк Разрядного приказа Федор Шакловитый. А ты?

– Сотник Стремянного полка Иван Рыков… Что-то морда у тебя слишком наглая…

– А ты так чисто ангел, – дерзко ухмыльнулся Шакловитый.

– Поговори мне! – Разозлился сотник, хватаясь за висевшую на боку саблю. – Ребята, нет ли его в нашей росписи? Может ему, того, рост на голову уменьшить?

– Да знаю я этого парня, – отозвался один из стрельцов крепкий седой старик. – Он мне дальняя родня по жене. Хороший человек, только на язык зело не сдержан… А ты, Федька, перестань дерзить, пока действительно головы не лишился. Шел бы ты отсюда по своим делам, а царевну мы и без тебя проводим… А с этими что делать будем? – Спросил он вдруг у сотника, показывая рукой на напавшего на Софью стрельца и его приятеля.

– А чего с ними делать? – Пожал тот плечами. – Было же на кругу говорено: никакого баловства и мародерства. Кто руку на чужое подымет будет казнен в назидание другим. Сенька, возьми кого-нибудь с собой, и отведите эту парочку в каталажку Разбойного приказа. Потом с ними разберемся.

Один из стрельцов выступил вперед и поманил пальцем еще двоих.

– Да вы чего, братцы? – Опешил провинившийся стрелец. – Да я ее и пальцем не тронул! Кто же знал, что она царевна?.. Софья Алексеевна, – бухнулся он вдруг в ноги девушке, – не бери греха на душу, заступись за меня! Ведь у меня жена больная, детишек шестеро…

Презрительно скривив губы, Софья переступила через распростертое на полу тело, и прошествовала в свои покои в сопровождении стольника с пятью стрельцами. Но перед тем, как скрыться в паутине дворцовых переходов, царевна успела переглянуться со своим спасителем, в зеленых глазах которого пряталась плохо скрываемая насмешка и что-то, похожее на нежность. Почувствовав взгляд девушки, он поклонился ей с показным подобострастием, картинно прижав руку к сердцу.

Возмущенно фыркнув, она отвернулась, не желая даже кивком головы поблагодарить мужчину за свое избавление от насильников. Тем не менее, вместо того, чтобы думать о своем будущем, Софья, пока шла до своих покоев, слышала чуть насмешливый баритон своего нежданного спасителя и видела его дерзкую ухмылку. Она забыла о том, что может стать жертвой разгулявшейся черни, что где-то лежит, забившись под одеяло, ее брат Ванечка – единственная надежда на ее спасение от монастыря, что в кремлевских палатах проклятая мачеха бьется за жизнь своих братьев и отца. Гораздо больше ее расстраивал тот факт, что ее недавний защитник всего лишь какой-то дьяк. Ну, почему он не боярин или, хотя бы, окольничий?..

Когда Софья появилась в своей светлице, то застала там плачущую сестру Марфу, дядю, тетку Татьяну Михайловну, чьи советы так ценил покойный братец Федор, и даже вдову брата Марфу Матвеевну Апраксину. Иван Михайлович метался по маленькой комнатке, как лев по клетке в Измайловском зверинце. Тетка, с полнейшим хладнокровием расшивала церковные воздуха узорами на пяльцах, а юная Марфа Матвеевна робко следила за Милославским глазами, смахивая с ресниц набегавшие слезы.