Так и вернулась подружка Келли ни с чем, и уж до того Келли стало невтерпеж, что подумайте только! – она сама решилась пойти к своему ухажеру. И вот подходит она к дому Финна, а оттуда слышно лишь пение да спина самого Финна видна в окошке. Тогда Келли встала на цыпочки и заглянула в комнату, а на полу сидит Финн, возле ног его лежит длинная-длинная веревка, а он все плетет ее и припевает:
Красавице Келли охота
Чтоб дуб изумрудом зацвел
Маккенна совсем не сдается
И выход уже он нашел
– Эй, Финн, – окликнула его Келли, – что это ты мастеришь?
А Финн, даже не оборачиваясь, лишь помахал рукой, и крикнул:
– Готовь свадебный наряд, Келли О’Доэрти, потому что ровно в субботу я заставлю дуб зацвести трилистником!
Такой наглости Келли никак не могла стерпеть. Она тотчас развернулась на своих каблучках, подолом платья подняла в воздух целый столб пыли и пошла прочь, сердито цокая башмачками по мостовой. А Финн только ухмыльнулся да продолжил работать.
И вот наконец прошло три дня, и веревка была совсем готова. Сумерки опустились на городок – значит, пора! Тогда Финн выпил для храбрости пару кружек эля, намотал на руку веревку и отправился на тот самый луг, который зарос ромашкой и лютиком и на котором эльфы оставляли пастись своих коней.
Подойдя к лугу, Финн снял башмаки и тихо-тихо пошел в обход, пригибаясь к траве. То и дело он останавливался, внимательно слушая: не слышно ли цокота копыт? Не фыркает ли кто поблизости? Долго так шел Финн, и вот уже прошел и час, и два, а коней все было не видно. Решил тогда Финн лечь вздремнуть чуток, раз уж ему не везет. Но только он было лег и надвинул шляпу на глаза, как невдалеке послышался перестук копыт, словно к нему по лугу шел огромный конь! Тут Финн подвинул шляпу так, чтобы все было видно, а сам притворился спящим.
Через некоторое время перед ним показался огромный жеребец, чья шкура переливалась серебром под лунным светом. Конь остановился, раздувая ноздри и втягивая свежий ночной воздух, а затем тряхнул гривой и начал объедать лютики почти у самого лица Финна. А тот не растерялся и раз! – выбросил вперед руку с веревкой! Жеребец дернулся в сторону, да поздно – веревка коснулась его шеи, и тут конь разом присмирел и опустил голову. Тогда Финн вскочил на ноги и наконец разглядел свою добычу. Жеребец был выше всех городских коней в холке, грива его свешивалась чуть ли не до земли, а когда Финн положил ему руку на шею, конь скосил на него большой черный глаз, но не шелохнулся.
– Ну, дружище, – примирительно сказал Финн, хлопая его по шее, – завтра ночью вернешься к хозяину, только прежде я выменяю тебя на волшебную свирель. И будешь снова объедать цветы на нашем лугу и бегать за кобылками, задрав хвост. А теперь пойдем-ка к дому, только тихо – не хватало еще разбудить соседей, а они горазды языками молоть.
И Финн повел эльфийского коня прямо к себе во двор, а тот ступал по земле так тихо, что Финн только диву давался.
Приведя коня к себе, Финн завел его в стойло, накинул веревку на колышек, вбитый в землю, и конь так и остался стоять на месте и даже, кажется, задремал. Финн, глядя на это чудо, тоже решил пойти вздремнуть, а перед этим надежно запер двери конюшни, чтобы какой любопытный малый не сунулся туда и не увидел там коня ростом выше человека на добрую голову.
И вот прошел день, и наступила следующая ночь. Как только на улице стемнело, Финн оделся, вышел во двор и зашел в конюшню, плотно закрыв за собой дверь и оставив только щелочку, чтобы видеть двор. Затем он сел на перевернутое ведро и начал ждать, пока объявится хозяин коня. Конь же, до этого дремавший, вдруг оживился и начал раздувать ноздри и бить копытом. Тут уж Финн вскочил на ноги и выглянул в щелочку. А там, по его собственному двору, расхаживал самый настоящий эльф!
Эльф был одет в зеленый камзол и мягкие сапоги, а на поясе у него висела та самая зеленая свирель! Эльф будто что-то искал и вдруг, почувствовав на себе взгляд Финна, выпрямился и наставил на него худой костлявый палец:
– Человечишка! Ты зачем увел с луга моего коня? Мне пришлось целый день сидеть в лесу, прежде чем я смог отправиться на его поиски! Немедленно выводи моего жеребца, и я, так уж и быть, пощажу тебя.
– Э нет! – отозвался Финн, – так просто ты его не получишь!
Тут эльф пришел в такую ярость, что и словами не описать! Он расколол бочку с лучшим элем Финна, перевернул весь двор вверх дном и выкрикнул:
– Не шути со мной, человек! Выводи коня или не жди пощады!
А Финн молча вернулся на свое ведро, только приставил его так, чтобы в щелку было видно эльфа.
Тут эльф подскочил прямо к двери и у Финна на глазах превратился в огромного медведя, который стал драть дверь огромными когтями! А Финн, храбрый потомок славного рода Маккенна, возьми кочергу да и всади ее медведю в глаз! Медведь взревел от боли, отскочил от двери, и вот перед Финном уже стоит огромный волк. Кинулся волк к двери и принялся ее грызть, а Финн кинул ему прямо в нос табак. Тогда эльф принял обличие огня и окружил всю конюшню. Затрещало сухое дерево, конь в испуге заржал и забил копытами, а Маккенна сидит себе на ведре, вытирает пот со лба да сжимает зубы. И вот наконец сквозь треск горящего дерева слышит Финн голос:
– Сдаешься, человек? Отдаешь мне моего коня?
А Финн снял рубаху, повязал ее на голову и сидит, терпит, только сильнее зубы сжал.
И только огонь почти полностью разрушил балки конюшни, как пропели первые петухи! Тотчас огонь унялся, а Финн услышал измученный голос эльфа за дверью:
– Чего ты хочешь, человек? Отвечай поскорее, скоро пропоют вторые петухи.
– Зеленую свирель!– выпалил Финн и распахнул двери конюшни, держа на веревке жеребца.
Эльф молча снял с пояса драгоценную свирель и протянул ее Финну:
– Направь свирель на пашню или на горшок с землей, словом, на все, что ты желаешь оживить. А затем сыграй любую мелодию, да прежде пожелай: хочу, чтобы ты зацвел! И скажи, каким цветом положено цвести.
– И что же, любой предмет может зацвести? – спросил Финн, снимая веревку с шеи коня.
–Любой, в котором есть или прежде была жизнь, – ответил ему эльф, хватаясь за гриву коня и садясь верхом. – А ты не так прост, человек. Используй мою свирель с умом.
И, присвистнув, эльф галопом помчался домой, под сень густого леса.
А Финн решил испробовать силу свирели. Он глянул на горшок с засохшими цветами, который лежал у него на земле, громко сказал «хочу, чтобы ты зацвел горошком!» и, поднеся к губам свирель, начал играть.
И тотчас из горшка потянулись вверх усы горошка, а вскоре появились и белые цветы! Тут уж Финн, не помня себя от радости, как есть, в обгоревшей рубахе и саже, помчался к Келли О’Доэрти, а за ним по пятам побежали и все жители города, ведь Финн впервые вышел из дома за это время, да еще и сразу направился к Келли!
А Келли в это время сидела перед домом с подружками и ни о чем не подозревала, как вдруг перед ней появляется Финн, весь взмыленный да еще и в саже! И, ни слова не говоря, он указывает на ее дубовый стол, говорит «хочу, чтобы этот стол зацвел трилистником», достает свирель и играет на ней простенькую мелодию. И вдруг весь дубовый стол разом зеленеет и покрывается трилистником, точно твой луг!