На берегах Серебряной Реки

Все разом смолкли, и в пабе установилась совершенная тишина. Лепрекон между тем достал из пиджака маленький ножичек и вспорол поля шляпы – а оттуда вылетел пожелтевший лист бумаги, исписанный сверху донизу. И прежде, чем кто-либо успел сказать хоть слово, лепрекон взял лист в руки и начал читать, да так громко, что каждое слово можно было расслышать в самом дальнем уголке:

– Я, Ангус Доннелли, завещаю моему сыну Кейси Доннелли долю в пабе «Кобыла и Трилистник». Также завещаю ему и все мои накопления в банке в надежде, что он использует эти средства с умом и пустит в деловой оборот. Для того, чтобы считаться полноправным владельцем вышеуказанного состояния, Кейси Доннелли обязан предъявить эту бумагу владельцу паба Финну Макдоналду и управляющему банком Джеду О’Рурку. А ежели сын мой Кейси Доннелли в течении трех месяцев от прочтения моего завещания не предъявит бумагу, прошу все мои средства раздать сиротам и бедствующим, а долю в пабе отдать моему другу и названому брату Финну Макдоналду. Ангус Доннелли, подпись.»

Тишина в пабе стала почти осязаемой, и слышно было лишь, как какая-то одинокая муха бьется о край стакана. Никто ничего не мог сообразить, и только через пару секунд до Кейси дошло, что только что гнусный лепрекон прочел завещание его покойного батюшки Ангуса! И только Кейси протянул руку, намереваясь схватить лепрекона, как тот одним движением руки разорвал листок бумаги пополам, а затем напялил шляпу и, вместе с обрывками завещания, со щелчком исчез в воздухе!

Тут уже весь паб загудел, да так громко, как не гудел даже до прихода Кейси. Бедняга Доннелли сидел ни жив ни мертв: шутка ли, лишиться целого состояния! У него перед носом уже выстроились кружки с элем да возле стула стоял обещанный бочонок, но ни капли спиртного не лезло ему в горло.

И с того самого дня Кейси стал все реже заходить в паб «Кобыла и Трилистник», а если и заходил, то больше не рассказывал небылицы про эльфов и лепреконов. И если кто-то при нем начинал хвалиться, как чуть было не поймал лепрекона, Кейси только усмехался. Уж кто-то, а Кейси Доннелли узнал, что с маленьким народцем шутки плохи.

Зеленая Свирель

Келли О’Доэрти была чудо как хороша, и когда она проходила мимо, уж вам-то было на что поглядеть! Волосы у нее полыхали словно пламя, глаза были как два огромных изумруда, а вокруг вздернутого носика была целая россыпь веснушек. Келли задорнее всех плясала на праздниках, лучше всех вела хозяйство и в целом слыла лучшей невестой в округе. Уж и не сосчитать, сколько парней с ног сбились, стараясь привлечь ее внимание, а только Финн Маккенна был самым упорным из них. Он поднимался раньше всех на рассвете, чтобы к пробуждению Келли на окне ее домика всегда стоял букет цветов с утренней росой, провожал ее по вечерам, чтобы к ней не прицепилась никакая нечисть, и уж в целом обхаживал так, что хоть завтра бери и выходи за него замуж. Однако Келли славилась не только небывалой красотой, но и дурным вздорным характером. Над всеми ухаживаниями своих воздыхателей она только посмеивалась, а однажды и вовсе сказала такое, что, как ни крути, а выполнить невозможно:

– Кто хочет моей руки, – громко заявила Келли, сидя в трактире в самом центре их небольшого городка, – тот пусть сделает так, что мой дубовый стол зацветет трилистником! И тогда без промедления стану я женой этого человека.

Лица у всех ее ухажеров тотчас сделались такими, словно они хлебнули вместо эля кислого уксуса. Один только Финн не смутился, а подошел к ней вплотную и прищурился:

– И ты даешь слово, что сдержишь обещание и выйдешь за того, кто заставит дубовый стол зацвести клевером?

– Даю слово, Финн Маккенна, – засмеялась Келли, – что буду женой того, кто исполнит мое желание.

Тут уж все вокруг захохотали: виданное ли дело – заставить сухое дерево цвести!

А Финн, ничего не говоря, вышел из трактира, хлопнув дверью, и направился к старой кузнице на отшибе.

В кузнице этой работал его лучший друг и советчик Патрик Фланаган, который был так же умен, как и трудолюбив. Увидев идущего к нему Финна, Патрик обтер громадные ручищи о кожаный передник и приветственно помахал ему:

– Эгей, Финн! – прогудел кузнец, – Сдалась твоя красотка или придумала новую отговорку?

Финн же, не говоря ни слова, прошел в самый угол кузницы, опустился на колченогий табурет и достал из-за пазухи флягу, из которой сделал жадный глоток. Кузнец почтительно наблюдал за этим действом, а после присел рядом и налил себе кружечку пива из небольшого бочонка, стоящего в углу.

– Допекает она тебя, – снова прогудел Патрик и хлопнул Финна по плечу. – Но ты молодец! Не опускаешь руки. На вот, хлебни. Жена варила.

И он протянул Финну огромную кружку, до краев наполненную янтарным пивом.

– Эх, дружище Патрик, – ответил ему Финн, – мне сейчас не то что твоего пива, мне сейчас ничего не хочется, а хочется только взять и удавиться. Сказать тебе, что взбрело в ее прекрасную рыжую головку? Заставь, говорит, дубовый стол зацвести трилистником!

Тут уж Патрик закашлялся и кашлял так громко и так натужно, что Финн все ладони отбил, пока хлопал его по спине. От такого расстройства кузнец налил и себе, и другу еще по кружечке пива и крепко задумался.

– Выход у тебя, дружище Финн, есть, да только он тебе не понравится.

– Да я сейчас на что угодно соглашус, чтобы нос Келли утереть! – ответил Финн. – Измотала она мне всю душу, но не будь я Маккенна, если не заставлю ее стать моей!

– Вот это я понимаю, вот это мой Финн! – обрадовался кузнец. – А теперь слушай внимательно, да не пропусти ни словечка. Слыхал я от жены, что каждую ночь, ровно в час, эльфы выводят своих коней на пастбище, а пастбище это – тот самый луг, где мои девочки плетут себе днем венки из ромашек и лютиков. И вот эти самые эльфийские кони пасутся там до первых петухов, а когда светает, тут уж каждый эльф хватает за гриву своего коня и прямиком домой, в королевство эльфов.

– А мне-то какой от них толк? – спросил Финн. – Разве королева эльфов подарит мне зачарованный дубовый стол, который по моему желанию будет цвести?

– А ты не перебивай, торопыга, – степенно ответил Патрик и вытер усы тыльной стороной ладони. – Так вот, значится. Попасть домой эльф может только сидя на спине своего коня, а иначе скитаться ему по нашей земле до скончания века. А у каждого эльфа, как говорила моя Рози, есть волшебная зеленая свирель, которая вдохнет жизнь в любое существо и в любой предмет, да хоть в твой дубовый стол!

– И выходит, – задумался Финн, – мне всего-то и нужно, что обменять коня на свирель?

– Верно все! – хлопнул себя по колену Патрик. – Экий ты догадливый! Келли точно тебя полюбит!

– А как же мне, по-твоему, поймать эльфийского коня, Патрик? – спросил Финн, нахмурившись.

– Я выясню у Рози и завтра вечером все тебе расскажу, – важно ответил ему друг. – Не переживай, приятель. Келли станет твоей невестой, а я буду плясать на вашей свадьбе!

На этом приятели распрощались, и Финн отправился домой в великолепно расположении духа. «Пусть хоть черта в помощники возьму, а руки Келли добьюсь», подумал он, шагая по широкой деревенской дороге. «Что мне стоит поймать эльфийского коня да обменять его на волшебную свирель?» И с такими мыслями он быстро добрался домой и тут же уснул.

А между тем в доме Фланаганов Рози укладывала двойняшек спать, а Патрик сидел рядом и внимательно слушал ее рассказ:

– И тогда принц увидел самого прекрасного коня на свете и сразу же понял, что перед ним сам скакун королевы эльфов! Тут-то принц не растерялся, набросил коню на шею веревку, которую сам плел из пеньки три дня и три ночи, и тотчас конь, словно смирный ягненок, опустил голову и подошел к принцу.

– А скажи-ка, Рози, – вдруг спросил Патрик, – правда ли то, что ты говоришь?

Его жена, миловидная низенькая женщина, обернулась и сердито сверкнула на мужа глазами:

– Сущая правда, Патрик! Эти истории мне рассказывала еще моя бабка, а ты что же, думаешь, что старушка бы врала?

– Э нет, дорогая, – поспешно сказал кузнец, который до смерти боялся гнева жены, – мне просто стало любопытно, найдись кто-то, кто желал бы поймать эльфийского коня, ему что же, всего и нужно, что сплести веревку?

– Собственными руками, и плести нужно три дня и три ночи, – важно повторила Рози, – так мне рассказывала бабка. А на следующую ночь берегись! К дому придет эльф, который будет принимать разные обличия и потребует вернуть своего коня! Но ты с коня веревку не снимай, как бы страшно не было. И когда до первых петухов останется ровно час, эльф примет свое истинное обличие и предложит тебе все, что ты захочешь, в обмен на скакуна.

– Вот оно что, – задумался Патрик, – а ведь умная женщина была твоя бабка.

– Умная и жизнь повидала,– подтвердила Рози, – однако и нам пора ложиться. Туши свет и давай-ка спать.

И Патрик Фланаган спокойно уснул, зная, как поможет своему другу Финну завоевать сердце прекрасной Келли.

На следующий день, ровно в тот же час, Финн Маккенна появился на пороге кузницы и с ходу закричал:

– Ну что, дружище Патрик? Узнал ли ты что-нибудь от своей доброй Рози?

– Эгей, дружище Финн! – замахал кузнец огромной ручищей, в которой был зажат молот.– Уж я-то все узнал, будь спокоен! К концу недели уже свадебку сыграем!

И, усадив друга на стул, Патрик рассказал Финну все, что услышал от жены.

По истечению рассказа Финн крепко задумался, да так крепко, что Патрик даже заволновался. Но тут Финн резко вскочил со своего стула и как давай трясти руку своего друга!

– Теперь, братец, я знаю точно, что Келли О’Доэрти будет моей! Всего-то и дел: сплести веревку, выследить эльфийского коня, а потом обменять его на свирель! И не с таким справлялись мужчины рода Маккенна! Мой прадед голыми руками задушил медведя, что же, его потомок не накинет узду на какую-то жалкую эльфийскую клячу?

– Накинет, еще как накинет! – согласился Патрик. – А потом раз! – и у тебя в руках свирель!

– И старый дуб уже цветет трилистником, а Келли падает в мои объятия! Только ты об этом молчок. А то мало ли, наши парни развесят уши и сами решат попытать удачи. Нет уж, эльфийская кляча будет моя, – сурово сказал Финн.

Затем он хлопнул друга по плечу и, присвистывая, двинулся домой, обдумывая детали своего плана.

А между тем всем в городке было неспокойно: неужто Финн Маккенна, тот самый Маккенна, решил сдаться? Вот уже три дня как его не было не видно, не слышно, и никто не оставлял на подоконнике Келли букеты цветов с утренней росой. Красавице даже стало немного обидно: вот она, мужская натура! Носить цветы гораздо все, а дай им задачку посложнее, и любой мужчина пропадет из виду! Ей стало до того любопытно узнать, что же случилось с Финном, что она послала свою верную подружку сходить и разузнать, в чем же дело. Да только узнать ничего не вышло: из дома никто не выходил и никто в него не входил, а слышно было только негромкое пение да вроде бы в окно видно было, что Финн сидит дома и что-то мастерит, а уж что – разглядеть не удалось.