Она поджала губы и помолчала, потом с достоинством вымолвила:
«Может быть, на выходных… Надо посоветоваться со специалистом по Таро-картам, что он скажет».
«Как его зовут?»
«Сэм, пора запомнить!»
«Значит, на выходных! Не забудь, Йоко! Мы будем ждать тебя!»
«Если карты благоприятны, Джон».
Телефон опять зазвонил, я убрал с него руку. Пора было отступать в приемную, на заранее подготовленные позиции. А карты окажутся благоприятными! Вот увидишь, Йоко! Сейчас мы позвоним этому Сэму и приведем дело в порядок.
Вернувшись к себе, я взял переносной телефон и, убедившись, что никого в пределах слышимости нет (все были заняты сборами в дорогу), набрал нужный номер.
«Сэм, это Джон. Слушай, у меня к тебе просьба…»
Все было улажено в пять минут. Этот Сэм свойский мужик, берет, правда, дороговато. Зато теперь уж мама не отвертится и приедет к нам в субботу.
… ну наконец-то мы тронулись! Сюда вкралась вроде бы совсем не по делу некая ирония, а впрочем, если взглянуть на мир глазом Ван Гога, то мы все здесь тронутые, да и чокнутые вдобавок. Зря мы, что ли, столько возились и чокались? Нет, что-то прилипает, что-то остается – значит, тронутые и чокнутые.
«Шон, веди себя как следует, а то папа рассердится и не пойдет с тобой в Диснейленд!»
«Папа, кто это был: галка или ворона?»
«Это корова, которая, как известно, дает молоко. Ты же его пьешь. Куда ты смотришь?»
«Не, вон там, летит, высоко! Папа! Вон там!»
А нас обоих, оказывается, тянет в поднебесные дали! Молодец, Шон! Моя кровь.
«Ах, там! Шон, в небесах летают только журавли, запомни это. Вороны и прочие пернатые не залетают так высоко». Шон понятия не имеет, как его папа близорук! Какие там птички! Хорошо еще, что я вижу его мордашку на расстоянии вытянутой руки. Но вот корову, благо что большая, я могу различить в неровностях ландшафта.
«Папа, а это кто?»
Господи, если ты есть, сделай так, чтобы Йоко приехала, хотя бы на выходные! Конечно, я люблю малыша, это моя плоть и кровь, но я хочу побыть один со своими мыслями, собраться с духом для нового рывка. Как-то раз, это было в тот день, когда мы всей великолепной четверкой навестили Мухаммеда Али, я увидел, как штангист поднимает свою штангу. Это было в соседнем с боксерским зале, и, честно говоря, меня это зрелище привлекло гораздо больше, чем руководство, как делать отбивную из человека по всем правилам искусства, – этому мы научились еще в Ливерпуле, правда, без всяких там специальных перчаток. Муха и мед нас не особенно поразил, и не диво, что он потом появился при дворе нашего обожаемого королька, – там было ему самое место! Недалекий он, нам не чета. А вот штангист меня заинтересовал. И поднимал он вес не сразу, а в два рывка: рывок первый – штанга под подбородком, рывок второй – и она над головой! Я поинтересовался у крепыша, сколько он поднимает: «два моих веса, сэр». И это было сказано очень просто, без всякой рисовки: два моих веса и точка. Так вот это я и хочу сделать: первый рывок было создание «Битлз» и сочинение песен после развала по инерции, а теперь мне нужно набрать воздуха в легкие и сделать второй рывок. Я хочу войти в историю не как миляга «битл Джон», а как поющий поэт Джон Леннон. Кое-что уже сделано: «Герой», «Вообрази», «Один день», еще несколько песен, но нужен окончательный штрих гения, который бы обеспечил мне наверняка достойное место в стелларии. Мне нужно только уловить волшебную струю…
«Шон! Не ешь так много шоколада! Это уже третья конфета! И весь перемазался! Неряха! Фред, скажи своей тете, чтобы она ему не совала столько сладостей в дорогу! Слышишь?»
Фред, не поворачивая головы, флегматично ответил:
«Я скажу, но, по-моему, это был пакетик от Йоко. Но я обязательно скажу».
«Ладно, я сам скажу», – проворчал я, вытирая бумажной салфеткой маленькие шоколадные пальчики. Надо было сесть рядом с Фредом, а его тетю, по совместительству няню Шона, посадить с Шоном на заднее сиденье. А то мне приходится выполнять ее работу, а она едет сейчас с ветерком и любуется видами во второй машине. Но обратно мы поедем другим порядком. Мне нужен покой. Ребенку этого, как видно, не втолкуешь. А жаль.
…Мы были во многом первыми. Так, например, мы первые из звезд высказались против войны во Вьетнаме. Тогда уже «они» насторожились, но никаких конкретных мер поначалу не предприняли, видимо решив, что это эпатаж с нашей стороны, трюк, чтобы привлечь к себе еще больше внимания. Буря разразилась, когда я – на этот раз уже действуя в одиночку – сказал, что у современного христианства огромные проблемы, что оно отстало от времени и захирело. Духовное развитие современного человека прошло мимо церкви, этой самой консервативной из всех общественных структур. Евангелие содержит высокие истины. Я никогда ни словечка не сказал против этой великой книги. В свое время я ее с большим интересом прочитал, мы даже обсуждали некоторые моменты с беднягой Стюартом. Его интересовали скорее мистические аспекты, в то время как я все больше углублялся в моральную перспективу Иисуса и его учения. И чем больше я размышлял об этом, тем яснее мне становилось уклонение церкви от первоначальных идеалов христианства. Боюсь, что если бы жители древнего Рима зашли в какой-либо собор сегодня, они бы предпочли остаться язычниками. Никто бы не согласился ютиться в катакомбах из-за того, что говорится сегодня с амвона. Да зайди в любую церковь – там только и есть что свечной нагар. Веры, Христа там как раз и не найдешь… «И познаете истину, и истина сделает вас свободными» – величайшая фраза из Нового Завета. Лучше не скажешь. «Гони сюда правду» – это моя парафраза на евангельскую тему. Вообще, плох тот художник, который не хочет в своем искусстве сказать правду, найти истину. Так было во все времена, так оно и в наши дни. Вот интересно: наш Элвис, он любил почитывать со сцены Библию – вот это высказывание он тоже цитировал? Вряд ли. Скорее нет, потому что в мире чистого развлечения, в мире неразбавленной попсы, в котором Элвис и был королем, нет места ни истине, ни свободе – только развлечению.
Пока Хелен бегает за Шоном по всем комнатам, гулким после стольких месяцев пустования, а Фред и нанятый специально для этого случая шофер таскают чемоданы, мы, Джон Леннон Первый, удалимся в наши апартаменты и предадимся размышлению.
От Пита Беста до Пита Таундзена рукой подать. Первый Пит был нашим ударником, правда, не совсем как у строителей коммунизма, но вполне терпимым. Увы, его смазливость и чрезмерный успех у женской половины публики сослужила ему плохую службу – его пришлось уйти, в особенности по настоянию ревнивца Пола. Ринго оказался в перспективе даже лучше, и характером он отличался прилично-покладистым, и вообще – свой в доску. По счастью, он никогда не интересовался чрезмерно своей внешностью и не собирался оперировать свой нос. Ох, уж эти мне носы! Уже в зубах навязли – хуже нет проблемы в кругах богемных, чем носы улучшать! Не пора ли нам поддать? Или песню написать? Охи вздохи… Надо всегда искать сути вещей. Потом на горизонте появился Пит Таунзенд, наделенный от природы выдающимся носом. Да, так вот он организовал вполне приличную группу The Who, где ударником стал наш общий любимец Кит Мун, Мун-Лун, самый симпатичный из всех лунатиков. Прошу любить и жаловать! Как он крушил гостиничные номера! Грохот стоял такой, как будто весь дом обрушится! Горничные прятались, уборщицы разбегались кто куда. Менеджер группы просил не вовлекать полицию и тряс чековой книжкой… По-моему, Муняша как раз праздновал свой день рождения. Мы с Ринго припозднились и услышали грохот с парковки. «А наш Муняша сегодня в ударе!» – сказал я, Ринго кивнул, и мы решительно двинулись к отелю, чтобы помочь имениннику расправиться с остатками обстановки. Когда мы вошли в номер, он как раз приступил к истреблению телевизора. Я нюхнул и глотнул чего-то и пришел ему на помощь. Помнится, там имелись еще целое зеркало в ванной и мини-бар в комнате, конечно, уже пустой! Все было выпито давным-давно. После полуночи началась вдруг какая-то потасовка, и Мун лишился передних зубов. Но он не хныкал, а только чуть-чуть протрезвел. Да, вечеринка удалась на славу! Слышно, он решил с недавнего времени вести тверезую жизнь. Как бы оно там ни сложилось, желаю Муняше счастья. Если принять постулат, что мы живем только раз, то все свихнувшиеся дебоширы, громилы и драчуны мира сего поступают единственно правильно. А чего время терять – его и так мало! Круши носы и скулы у любого шакала и акулы! Кто смел, тот и съел. Торжество права кулака и бутылки. Гулять так гулять… Но постепенно начала нарастать во мне какая-то неопределенная тоска. И уж не знаю, что бы я натворил, если бы не Йоко. Она заставила меня задуматься, и не просто для того, чтобы выпалить очередной каламбур, – тут я всегда был горазд, и слова занимать не шастал к соседям, – а задуматься всерьез. О том, что будет потом. Куда перельется душа, когда меня не станет. В какой сосуд, в чье тело? Йоко помогла мне найти ответ. И вот он бегает, носится по всей вилле, как угорелый и смеется от души – наследник моей души, сын Шон. Его появлению на свет предшествовали неисчислимые разговоры и расчеты. Мы обсудили с Йоко все возможные варианты и пришли к выводу: он должен родиться в день моего рождения. И Йоко блистательно справилась с этой задачей. Шон – наследник моего состояния и души.
С гениальным папой и гениальной мамой – из него непременно выйдет толк! Йоко… все врачи были против, но она настояла на своем, рискуя жизнью. Сколько крови ей это стоило! Все пережила, все вынесла. Моя жена – героиня! Сперва никто из этих ученых ослов не верил, что она сможет забеременеть, – забеременела! Потом никто не верил, что она выносит ребенка, – выносила! До седьмого месяца – так, чтобы можно рожать и чтобы крошка выжил. Тогда все стали ее уговаривать доносить еще два месячишка, но тут подошел мой очередной, тридцать пятый день варенья – и Йоко решила рожать во что бы то ни стало. Я тайком от врачей принес ей в палату хорошую порцию героина. Мы поцеловались на прощанье, и она приняла всю порцию в два приема, запивая зеленым чаем. Пакетик от героина я спустил в туалет, чтобы ни одна собака не догадалась, в чем дело. Что тут началось! Йоко стало так плохо, что ее хотели везти в реанимацию, но нам с огромным скандалом удалось убедить идиотов-врачей везти ее прямо в родильную палату. Цепляясь за меня скрюченными пальцами, Йоко прошептала в последний момент: «Если меня не станет, вырасти его по нашему плану…» Тут судороги усилились, ее стало рвать, и санитары побежали бегом с каталкой. Двери захлопнулись перед моим носом. Я услышал еще, как Йоко закричала. Меня силой вытолкали в коридор. Потом я ничего не помню. Пробел. Помню, как вышел врач, снимая на ходу дыхательную маску, и объявил, что у нас сын.
Теперь вот он – наш сын, наше сокровище. Ему отойдет все, в том числе и моя душа. Это нечто мистическое, то, чего еще на Западе никто не добивался. На Востоке другое дело – там они поднаторели во всяких таинствах и эзотерических действах. Что-то Шон будет делать лет через двадцать? Каким он станет? Каким станет мир вокруг него? Или все-таки этим идиотам удастся уничтожить нашу планету? Остается надеяться, что высший разум восторжествует…
«Папа, смотри, что я нарисовал!…»
«Да, да, Шон, иди бегай!»
А все же, по какой кривой пойдет развитие событий? Наше бесподобное телевидение станет еще бесподобней: число каналов возрастет до 500 или даже до 1000! Рекламу будут показывать не каждые 15 минут, а каждые 5, так что многие перестанут вообще смотреть телек, а будут его включать по инерции и потом просто игнорировать. Может, придумают какие-нибудь интерактивные штучки, чтобы все-таки привлечь зрителей; я не знаю, какие-нибудь игры, чтобы им в студию звонили и чтобы можно было выиграть призы или что-нибудь в этом роде. То же самое примерно будет и с радио. Но ты, Шон, на это не покупайся! У тебя будет все, и тебе не нужны будут никакие призы в мире, слышишь? Ты не должен терять драгоценное время, ты должен будешь жить наполненной жизнью, каждый твой день будет прожит не зря. Только так и стоит жить, когда ты дышишь полной грудью, когда ты занят делом своей жизни. И осознаешь это. Только так, Шон! Только так и не иначе. Изменится отношение к питанию, толстяков станет меньше, худоба будет в моде. В колу и пепси перестанут сыпать сахар тоннами, станут наконец-то разумно дозировать и сахар и соль и отменят все химические усилители вкуса, от которых только и остается, что головная боль. Выбросить их вообще на помойку и забыть! Как и многое другое… А вот куда повернет музыка – это вопрос, на который труднее ответить. Потому что это есть проявление творческого духа человека, и если большой бизнес не слопает всех творческих людей, то это может быть даже любопытно для ушей и серого вещества. Да, иной раз хочется пожить подольше, чтобы узнать, куда все пойдет…
«Ну, что там опять, Фред? … Йоко на телефоне? Дай мне трубку!.. Йоко? Да, мы хорошо доехали, Шон носится по всему дому… Шон! Хелен! Где Шон? Мама звонит! … Нет, мы еще не ели… Ты когда приедешь? … И что он сказал? … Ну вот видишь! Даже звезды за нас! … Так, значит, до субботы! Алле! Алле! Вот он, прибежал!»
«Шон, мама хотела с тобой поговорить, но ты был неизвестно где! Вот теперь папе придется набирать ее номер…»
«Где мама? Она приедет?»
«Мама дома, мы сейчас ей позвоним… 7 и 2… Занято!»
«Я хочу говорить с мамой!»
«Опять занято! Вот теперь ты будешь знать, как гоняться по дому, когда тебя зовут! Все, мама сидит на телефоне, и это будет до вечера! Все, Шон, можешь бегать дальше. Мама занята. Беги!»
«Я хочу к маме!»
«Это абсурдно! Только что ты ничего другого не хотел, как играть в прятки с Хелен, а теперь ты вдруг возжелал говорить с мамой! Иди играть!»
«А где мама? Я хочу маму! Папа, где мама?»
«Так! только этого мне не хватало! Не реви! Хелен, забери его! Терпеть не могу, когда дети ревут!»
«У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У! Мама! У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У!»
«Прекрати эту бессмысленную истерику! Слышишь? Если ты не хочешь получить затрещину, заткнись немедленно! Хелен! Фред! Сделайте что-нибудь! Тихо!!! Вот тебе! Хочешь еще?»
Слава Богу, он убежал! Никого не дозовешься, когда срочно нужна помощь! Чистое безобразие! За что я им всем плачу?! После такой нервотрепки мне нужна сигарета. И хорошо бы кофе. Самый черный. Самый крепкий.
Я ворочался вот уже два часа в постели после аппетитной болтовни с Фредом о бабах и вообще о том, кому в Америке жить хорошо. Почему-то начала чесаться спина. Я уже читал много раз об опасностях аллергии, иногда первые признаки этого заболевания начинаются именно с зуда в различных частях тела. Может, кофе стояло слишком долго открытым? Ведь все остальное мы привезли с собой из Нью-Йорка. Или еще одна возможность: неужели Уда-сан опять подменила тофу презренными мучными изделиями? Эта ужасная догадка заставила меня подскочить и спустить ноги с кровати. Я почесал себе под лопаткой, зуд становился все сильнее, перекинувшись на плечи, живот и голову.
Страшно зудела задница. Не может быть, чтобы я что-то подхватил! Последний раз я наведался в *** чуть не год тому… слишком большой срок для такой ерунды. Теперь уже и в паху! Что это за наваждение?! Если начать чесаться везде, то придется идти мыть руки, и это среди ночи! Удовольствие ниже среднего… Или это яд замедленного действия с первыми признаками отравления в качестве нарастающего зуда? Следующей ступенью будет рвота и слабость, потом наступит кома и …
Я чесал одной рукой живот, другой голову. Потом я начал тереть ногу о ногу. Наконец я вскочил и стал бегать по комнате.
Однако никаких рвотных позывов нет! И слабости тоже вроде я не чувствую… Уж не говоря о коме и прочих комических ужасах… Что же это такое в самом деле? Зеркало в ванной комнате – скорей туда! Никаких волдырей, никакой красноты. Стоп, без паники: у меня есть идея, мне нужно надеть очки. Вот мои запасные очочки! Вот те на! Это и есть случай, когда уместно выражение: «Глазам не верю». Я поймал ее: блоху, ху-ху! С очками загадка разрешилась быстро и безболезненно. Удивительное изобретение человеческого гения – очки! Что бы я без вас делал?! Разумеется, это риторический вопрос, я бы и так как-нибудь обошелся, на это и есть у меня леннон-мозги, на тот случай, когда не видно ни зги. Да, это самые элементарные блохи! При блошиной атаке нормально испытывать зуд и чесаться. Ха-ха, вот блоха! хи-хи, нет блохи! А ведь какие они махонькие, эти треклятые бестии! Даже в очках трудновато разглядеть. Так, еще одной меньше! Однако это безобразие надо прекратить, и как можно скорее. Значит так: утром, как только проснется Шон, мы бежим к машине и едем обратно. Без завтрака! Шон может поесть и в «мерседесе». А Фред вызывает санэпидемстанцию, и они обрабатывают весь дом. Положим, это он сделает уже из «Дакоты». Вот Йоко удивится! Представляю ее лицо, когда мы всей честной компанией ввалимся через пару часов в дом, покрытые блошиными укусами! Умереть – не встать! То-то будет потеха! А уж как я все это распишу для Марни, которую любят все парни!!! Любо-дорого! Все попадают с табуреток! Или она как раз куда-то укатила? В крайнем случае, с юмористическими рассказами можно подождать до ее приезда. А сегодня насмешим Йоко. Я уже давно не слышал, как она смеется. А смеяться полезно для здоровья!
Мама! Опять и снова и в тысячный раз! Сколько можно? Вместо того чтобы посмеяться вместе со мной, она нахмурилась, скрестила руки перед грудью и принялась меня отчитывать.
«Джон, не будь таким ребячливым, я прошу тебя! Подобные случаи не могут быть случайностью, уж это ты с твоим опытом должен был сообразить. Тут нет и не может быть ничего веселого, это дело серьезное. Я позвоню Сэму и спрошу его, что говорят карты. На тебя, и на нашего сына, и это только счастливый случай, что меня не было с вами, было совершено покушение. Да, не смейся! Именно так! И карты в руках ясновидящего расскажут, что за этим кроется».