– А есть? – радуется он.
Я, не ответив, иду в кухню. Выдвигаю нижний ящик шкафчика, где лежит всякий хлам, вроде мотков шпагата и проволоки, напильника, старых ключей, использованных электрических батареек, молотка и щипцов-гвоздодеров. Парень, присев на корточки, копается в этом добре, рассчитывая найти жемчужное зерно. Я стою у него над душой, сверля взглядом между лопатками, сложив руки на груди – поза, свидетельствующая об отсутствии симпатии и понимания. Он, наконец, находит какие-то металлические штуки, которые, как ему кажется, помогут открыть дверь. Смотрит на меня снизу вверх. На физиономии ухмылка. Глаза голубые и, кажется, все-таки нахальные. Тут появляется Анчутка, страшненький, на кривых коротких ножках – даже неудобно за него. Усаживается на пол напротив спортсмена. Семья каких-то уродов, думаю я самокритично.
– Фелис катус, – говорит он и протягивает руку к котенку. – Люпус негрус. – Анчутка обнюхивает его руку, вытягивая шею, и издает вопль, от которого звякают подвески на кухонной люстре. – Однако! – удивляется спортсмен. – Славный малыш, – говорит он мне. – Очень редкая порода в наших широтах. Откуда такое чудо?
– Подарили друзья, – отвечаю я. «Фелис катус» – кот на латыни, это я еще помню. «Люпус негрус» – «черный волк»? Это что, порода такая? Я смотрю на котенка – и это волк? Не смешите меня! А откуда моему соседу известно, как будет «кот» на латыни, и… вообще?
Анчутка повторяет свой любимый фортель – вдруг вспрыгивает гостю на колени, оттуда взбирается на плечо и тычется носом в щеку. И выдает оглушительное мурлыканье. Спортсмен смеется и говорит:
– Кстати, я не представился. Владимир Маркелов из двадцатой квартиры.
– Наталья Васильевна, – отвечаю я сдержанно.
– Очень приятно, – говорит он и осторожно снимает Анчутку с плеча. Поднимается, говорит «спасибо» и выходит из кухни. – Инструменты верну, как только открою дверь, – добавляет уже с порога. Еще раз повторяет: – Спасибо, – и исчезает. Дверь за ним захлопывается, и я остаюсь одна. Вернее, с Анчуткой, который тоже вышел проводить гостя.
Разумеется, я сразу же подхожу к зеркалу, чтобы взглянуть на себя его глазами. Да… вид на Мадрид.
– Ты все слышала? – спрашиваю у Шебы. Она едва заметно кивает и щурит глаза. – Ну и… что бы это значило?
Она пожимает плечами – сосед как сосед. Ровным счетом ничего не значит. Никаких тайн. Бегает по утрам, в то время как некоторые – не будем показывать пальцем – валяются в постели. И глаза голубые. Мне всегда нравились мужчины с голубыми глазами, говорит она мечтательно. Серые лучше, не соглашаюсь я. Стальные серые глаза, как у… Жоры. Мужественный взгляд, сильный характер. А голубые… даже не знаю. Голубые все-таки лучше, настаивает Шеба…
Ты бы привела себя в порядок, говорит она через минуту. Он придет вернуть инструменты, а ты все еще в халате. И накрась губы. Запомни правило номер один для каждой женщины: никогда не принимай гостей с ненакрашенными губами. Даже мусор выноси накрасившись. Поняла? Я только хмыкнула – в наше время это необязательно. Глупости, сказала Шеба. Это всегда обязательно. И не вздумай надеть джинсы, слышишь? У тебя есть приличные чулки? «Такие, как у тебя?» – ехидничаю я. Хотя бы и такие, все лучше, парирует она. Чулки подстегивают воображение мужчины. Или что там у вас… колготки! И никаких тапочек. Хорошенькие туфельки… те, замшевые, на каблучке. Зачем мне подстегивать его воображение, защищаюсь я. Он мне даже не нравится! Потому что такая твоя женская планида, говорит Шеба, теряя терпение. До чего же вы все убогие, честное слово! На всякий случай.
Через час примерно раздался звонок в дверь. Не спрашивая, кто, я открыла. Владимир Маркелов стоял на пороге в красивом оранжевом свитере и джинсах. У ног его, задрав хвост, сидел здоровенный рыжий котище с неприветливой самурайской рожей. На толстой шее его виднелся широкий собачий ошейник с металлическими заклепками. «Вот, принес инструменты», – сказал Владимир и, не дожидаясь приглашения, двинул в кухню. Рыжий котище шмыгнул у него между ног и исчез в гостиной. Я зацокала каблуками вслед гостю, чувствуя себя по-дурацки в узкой черной юбке и обтягивающем свитерке цвета лесного мха. Еще подумает, что я вырядилась так ради него. И незачем было тащить сюда своего кота.
Из гостиной вдруг послышался знакомый пронзительный вопль, после чего утробное мяуканье, звуки прыжков и падения на пол каких-то стеклянных предметов. Я бросилась в комнату. Посередине, почти упираясь лбами, стояли Анчутка и рыжий котище. Анчутка, раздутый, как шар, был много ниже, и рыжему пришлось нагнуться. На полу валялись подушки с дивана и разбитая хрустальная ваза, бабушкина, столетняя. Настоящий хрусталь, а не современная штамповка.
Анчутка издал вопль, от которого кровь стыла в жилах. Рыжий взвыл басом. Анчутка проворно треснул его лапой по носу и отскочил.
– Брысь! – закричала я, бросаясь к драчунам. – Заберите своего кота! – это уже соседу, который прибежал из кухни следом за мной.
– Это не мой кот! – ответил он. – У меня нет кота!
– Он пришел с вами! – настаивала я, пытаясь поймать Анчутку, но не тут-то было. Он увертывался от моих рук и вопил уже без перерыва. Рыжий отвечал в другой тональности. Царапина на его носу налилась кровью. Оба двигались по кругу, не выпуская друг друга из виду. – Хватайте рыжего! – приказала я. – Возьмите плед!
Мой сосед ловко накинул на рыжего плед и схватил его на руки. Тут же зашипел от боли – рыжий, высунув мускулистую лапу из пледа, вонзил когти ему в руку. При этом он издавал бойцовские вопли в самом нижнем регистре. Мне удалось схватить Анчутку, который дрожал от возбуждения и вырывался. Я закрыла его в ванной и вернулась в комнату. Мой гость прижимал к себе орущего кота, завернутого в плед. Что делать дальше, он, видимо, не знал. Из ванной комнаты верещал Анчутка. Молодой человек посмотрел на меня вопросительно.
– Несите его сюда! – приказала я, бросаясь в прихожую, и распахнула входную дверь: – Вытряхивайте!
Он вытряхнул рыжего разбойника из пледа, тот тяжело шлепнулся на пол и немедленно бросился обратно в квартиру. Но мой сосед оказался проворнее и захлопнул дверь, отсекая рыжего. Мы посмотрели друг на друга – растрепанные, красные, взмокшие – и расхохотались.
– Откуда же он взялся? – спросил Владимир.
– Он пришел с вами, – ответила я.
– Не заметил, – удивился он. – Вообще-то, я его уже где-то видел. Кажется, он из нашего дома.
– На ошейнике должен быть адрес и телефон, – сказала я. – Можно посмотреть, если хотите.
Мы снова расхохотались. Тут я заметила, что у него исцарапана рука, причем довольно глубоко.
– Нужно остановить кровь, – сказала я. – Пошли!
Ну, дальше все было как в кино. Он сидел на табуретке. Я, стоя рядом, совсем близко, разрисовывала йодом его руку. Он мужественно морщился, но не издавал ни звука. Потом я заметила, что он украдкой рассматривает меня. К своему неудовольствию, я покраснела, как сельская барышня. Опустила взгляд, чтобы полюбоваться еще раз своими новыми замшевыми туфлями, и обнаружила широкую стрелку на чулке. Черт! Оказывается, я тоже пострадала в кошачьей войне. Силой воли я удержала себя от желания немедленно бежать переодеваться. Не суетись, сказала я себе. Один автор, мужчина, естественно, заметил однажды, что женщина в разорванном чулке выглядит очень сексуально. При Жоре я себе такого не позволила бы. Но в кухне со мной сидел не Жора, а сосед Володя, незатейливый молодой человек, бегающий по утрам и ведущий здоровый образ жизни. К тому же исцарапанный неизвестно откуда взявшимся котом-персом. Стрелка на моем чулке его смущала, судя по тому, какие он бросал взгляды на мои ноги. Мне стало смешно.
– Удивительно, – сказал вдруг Володя, – никогда не слышал, чтобы чужой кот врывался в квартиру и так по-хамски вел себя. У персов характер довольно сложный, но не до такой же степени! Уж скорее, ваш черный волк… Сторожевая собака, а не кот.
– Откуда вы знаете?
– Случайно, – ответил он и покраснел. – У моей знакомой был кот… и я читал…
– Хотите кофе? – спросила я. Мне было неинтересно слушать про его знакомую.
– Хочу, – ответил он с облегчением. – Я принес пирожные.
Тут только я заметила на столе бумажный пакет и спросила бесцеремонно:
– Какие?
Удивительное дело – если мужчина не нравится, то есть не нравится как мужчина, с ним так легко и просто! А если нравится, то начинаются сплошные паузы, комплексы и бесконечные вопросы – ах, как я выгляжу? Как я одета? Причесана ли? Ой, кажется, ляпнула глупость… не надо было про политику… и все такое.
– Даже не знаю, – ответил он, подумав немного. – Я попросил продавщицу положить разные.
…Мы пили кофе и болтали ни о чем. О погоде, книгах, двери в парадном, на которой все время ломают замок. Он спросил, наконец, где я работаю. Я сказала, что в банке. Он удивился – я совсем не похожа на банковских служащих. Он и это знал – наверное, одна из его девушек работала в банке.
– Я закончила иняз, – призналась я.
– А почему же тогда банк?
Жора тоже удивлялся.
– Так получилось, – я пожимаю плечами. – Переводчиков полно, учителей тоже. А вы?
Он оказался программистом. Свободным художником, который выполняет проекты для разных фирм.
– А вы пробовали искать работу по профилю? – вернулся он к теме моей профессии.
«Не твое дело», – подумала я, но сказала, естественно, совсем другое.
– Пробовала, – сказала я. – Я и сейчас покупаю газеты с объявлениями, но нужны в основном секретарши, бухгалтеры и уборщицы. И всякие… – я замялась.
– Ну, кто сейчас ищет в газетах! – удивился он. – Самые клевые предложения только в Интернете. Можем поискать!
– Да искала я! Даже отправляла, но мне никто так и не ответил. А два месяца назад мой компьютер сгорел. В мастерской сказали, полетел жесткий диск и дешевле купить новый. А до нового руки не дошли. – О том, что свободных средств на покупку техники у меня нет, я скромно промолчала. Кроме того, инерция и неверие, что обломится, – все приличные места давно заняты.
– И вы два месяца без компа? – поразился он. – А почта? А Скайп? А Фейсбук?
– Так и мучаюсь, представляете? – не удержалась я. – Бегаю в интернет-кафе, если что. А с другой стороны, какая разница? Я уверена, что объявления дублируются.