Потревоженный демон

Центральный персонаж – бедный старый папа Карло. Однозначно, Саша Немет. Большой, красивый, бородатый, с косичкой. С нарисованными на лбу морщинами. Он так выразительно чесал в затылке, так достоверно крутил ручку шарманки, под которую загримировали старый баян, извлекая дикие, режущие ухо звуки, так потирал поясницу, чесал нос, кашлял и сдвигал на затылок красную бейсболку, так печально смотрел на холст с нарисованным очагом, что слова были излишни.

А Пиноккио изображало тощее, вертлявое, визгливое существо – цыганка Марина из оседлой цыганской слободы. Да, да, настоящая цыганка, с таборными песнями и гитарой, правда, без слуха, и устрашающим, сиренной мощи голосиной. По прозвищу сначала цыганка Аза, потом Пиноккио – по роли, потом Буратино и, наконец, Буратинка. Темперамент – бешеный! Как она запрыгивала на шею папе Карло, как дрыгала ногами, как пронзительно верещала: «Папочка Карло, дэдди, я буду самым умненьким, самым благоразумненьким мальчиком на свете!» В ушах звенело. А деревянная судорожная походка! А ручки-ножки как на шарнирах! А длинный нос, цепляющий все вокруг! И полосатый колпачок с кисточкой на макушке.

Считалось, что она влюблена в папу Карло – уж очень надолго зависала у него на шее! Да что там Марина! В папу Карло были влюблены все.

Хромой кот Базилио и лиса Алиса – вообще песня. Котяра в старом обвисшем спортивном костюме с дыркой на колене, с надписью на спине «VasyaAdidas» как бы с намеком на известного городского легкоатлета Василия Г.; с черным кружком на глазу – то правом, то левом – под настроение; с торчащими вороньим хвостом усами, без передних зубов, что, разумеется, сказывалось на произношении – он страшно шепелявил и плевался. Зубы, как вы понимаете, были заклеены черными бумажками.

А как он хромал! А как тыкал палкой в окружающие предметы, притворяясь слепым! А как вращал здоровым глазом! Изображал его единственный в команде профессионал-филолог, учитель английского из пригорода Юра Шевчук, тот, что танцевал канкан. Был это остроумный циник, ерник и насмешник, как уже упоминалось, и больших трудов стоило удержать его от ненормативной лексики и выпадения за рамки текста. Тем более он всякий раз привносил в роль что-нибудь новенькое, нахватавшись у своих учней, и его распирало от желания пустить новые знания в дело.

– Филистеры! – кричал Юра, размахивая костылем. – Мухи дохнут! Разговорная речь должна быть «грязной»! Тем более у кота. Ну, хотя бы пару «факов»! И вообще, бей козлов, люби бобров! Ирка, а ну, переведи!

– Через мой труп! – кричала в ужасе Ирина Антоновна. – Только попробуй! Там же будут дети!

– Дети! – закатывал глаза Юра. – Да эти цифровые вырожденцы дадут тебе фору с твоими старорежимными заморочками. Будь проще, Ирка!

– Папа Карло, скажи ему!

– Базилио, ты прав и не прав, – степенно отзывался папа Карло, сдвигая бейсболку на затылок. – Пара «факов» для выразительности, с одной стороны, никому не повредит, а с другой – я думаю, пока не надо. Премьера, дебют, первый выход, все такое. Давай пока в рамках, а там посмотрим. О’кей? Можно проголосовать.

Юра послушался, но тем не менее при каждом удобном случае склеивал кукиш, неприлично дрыгал хромой ногой и невнятно бормотал неприличные слова. Уличенный, кричал, что все инсинуации и вранье, просто у него так складываются пальцы, совершенно случайно, а «у вас грязное воображение!». Что же касается до хромой ноги – то в ней с детства нервный тик.

– Балаган! – прижимала пальцы к вискам Ирина Антоновна. – Приличные люди придут, преподаватели вузов, учителя, а ты со своими ненормативными жестами и словесами!

– Не парься, они тоже люди! – фыркал нахальный котяра. – Мы ставим комедь, а не трагедь, или я чего-то не понял? И не надо пить мне кровь, хватит мне родного директора.

– Кстати! – хлопнула себя по лбу лиса Алиса. – Надо книгу отзывов! Для истории. Я куплю альбом! Завтра же! Саш, разрисуешь? И фотки.

Лиса Алиса… Татьяна Соболева. Редкая красотка – черные глазищи с поволокой, прекрасные волосы, характер нордический, бойцовский… не характер, норов. Диплом университета, работа в котельной, где сама себе начальник. Начальница то есть. Да, да, вы не ослышались – в котельной! Сутки работаем, трое дома – самосовершенствуемся: читаем древних философов, смотрим культовое кино, пишем стихи. В знак протеста против подлости мира и босса, который вздумал протянуть лапы. В результате едва не лишился глаза – почти лишился, – вызывали «Скорую», а Таня, хлопнув дверью так, что она слетела с петель, удалилась со щитом, но без работы. Попадаются в наше сложное время и такие.

Она была хороша в роли лисы Алисы! Облезшая горжетка из бабушкиного сундука, распространяющая удушливый запах нафталина, страшный допотопный ридикюль, жеваная фетровая шляпка с бесформенным букетом, длинная юбка и тонкие ножки, обтянутые черными чулками, в здоровенных штиблетах на пуговках. Еще хвост, тоже облезший.

Репетиции в иностранном отделе, в читальном зале, что не всегда удобно – читатели недовольны. Крик, споры, креативные находки. Ирина Антоновна всю голову себе сломала, что делать. И тут вдруг заглянул на огонек Эмилий Иванович…

Он заходил иногда полистать иностранные журналы по дизайну и графике, несуразный, нескладный, трогательный Эмилий Иванович, с которым Ирина, можно сказать, дружила. Симпатизировала, другими словами, в силу бросающейся в глаза безобидности и деликатности. Он часами сидел в библиотеке, шуршал страницами, зарисовывал что-то в тетрадку. В очках с толстыми линзами. Он всегда приносил ей в подарок то цветок, то шоколадку или яблочко, то еще какой-нибудь пустячок, вроде брелка или фигурки лешего или домового, которые продавались в местных сувенирных киосках по дороге в библиотеку. И тут Ирине вдруг пришло в голову…

– Эмочка, а ты работаешь один? – зашла она издалека. – Или с коллегами? В губернской канцелярии, кажется?

– Один, – с готовностью отвечал Эмилий Иванович, даже привстал. – В губернской канцелярии.

– И от музейного начальства далеко, правда? – дипломатично вела дальше Ирина Антоновна.

– Правда. А что?

– А если мы попросимся к тебе, а? Один разик! У нас на носу премьера… «Спикеры», я имею в виду? Можно? Завтра, на пару часиков? Нам негде репетировать.

– Премьера? – удивился Эмилий Иванович. – Репетировать?

– Ну да. Мы ставим «Пиноккио», Молодежный пообещал зал для премьеры. Наш клуб «Спикеры». Помнишь, я тебя приглашала? А теперь у нас еще и театр, тоже «Спикеры». А репетировать негде. Читатели возмущаются, директор зудит. Можно мы к тебе?

Эмилий Иванович задумался. Потом спросил:

– Народу много?

– Человек шесть, – порозовела Ирина Антоновна. – Мы тихонечко! Я после работы забегу посмотреть, лады? Условия, в смысле – куда можно прилепить декорации, и вообще.

Эмилий Иванович неопределенно кивнул. Его одолевали сомнения, но отказать Ирише он не мог. На пару часиков, шесть человек, раздумывал он. Приличные люди, читающие, английский клуб «Спикеры», по радио рассказывали. И она забежит сегодня… нужно купить свежего кофе и чего-нибудь еще. Он невольно улыбнулся и кивнул еще раз.

Ирина Антоновна, Ириша…

Она нравилась ему, и он тайком ее рассматривал, делая вид, что занят журналом. Бросал стремительные взгляды, тут же уводил глаза и утыкался в статью или картинку. Ирина Антоновна была в курсе. Всякая женщина в курсе, когда на нее смотрят. Тем более когда смотрит такой робкий и стеснительный молодой человек, как Эмилий Иванович, поминутно краснеющий, прикрывающий глаза рукой и подглядывающий сквозь пальцы.

Подружка Алина из статистики поддразнивала Ирину Антоновну и называла его «твой Эмилька». Ты знаешь, Ир, твой Эмилька ничего, его бы приодеть, а то он как недоросль, ты бы занялась! А ведь хороший парень! Умный, добрый, порядочный, толстый, правда. Имей в виду, такие на улице не валяются. Ну почему как приличный мужик, так вроде Эмильки? Вопрос вполне риторический, ответа на него нет да и не требуется. Почему, почему… Потому! И точка.

Все так, все правильно про Эмилия Ивановича. Но… если честно, всем, кто с ним сталкивался, казалось, что из детства он сразу шагнул в зрелость, но при этом остался ребенком. И одет странновато – Эмилий Иванович носит короткие широкие штаны – такие в юмористической литературе называются «боцманскими», – пенсионерские рубахи и сандалии на пуговке, чем напоминает переростка-акселерата из глубинки, внезапно выросшего из своих старомодных одежек.

Откуда он их выкапывает, хихикает Алина. Не иначе как из бабкиного сундука. Ты бы подсказала, Ир, а то полная безнадега. А ты заметила, что у него разные носки? То черный с синим, то серый с коричневым! Алина хохочет.

Ирина Антоновна укоризненно качает головой: ну и язык у тебя! Да я не против подсказать, но как? Как сказать ему про одежду? И про носки? Может, у него с деньгами туго, сейчас все страшно дорого, ну а какая у них там в музее зарплата, сама знаешь, кот наплакал. На джинсы и футболки должно хватить, говорит неугомонная Алина. Не женат, внебрачных детей нет, платными сексуальными услугами вроде бы не пользуется. Или все на жрачку уходит? Девушки смеются…

…Ирина Антоновна, Ириша, забежала в домик губернской канцелярии, как и обещала, вечером, после работы, и они пили кофе. Эмилий Иванович купил в «Золотом ключике» пирожных – два тирамису и два с маринованной вишенкой. Ириша только ойкала, что нельзя, калории, то-се, но парочку все-таки съела и пообещала себе сегодня не ужинать. Таким образом, вопрос с репетицией был улажен. Зал на первом этаже – прекрасная сцена, там еще есть ступенька, на которую усядется папа Карло, а в торце можно повесить плакат с очагом.

– Прекрасно! – с энтузиазмом воскликнула Ирина Антоновна. – Ты себе не представляешь, Эмочка, как ты нас выручил. Завтра часиков в шесть, добро? Ой, собачка! – Она заметила Тяпу, вылезшую из-под стола. – Какая хорошенькая! Твоя?

Эмилий Иванович кивнул.

Она убежала, а Эмилий Иванович и Тяпа, стоя на крыльце, смотрели ей вслед…

* * *

…Они прибыли в половине седьмого. Пестрая, развеселая компания во главе с Иришей, и было их, как прикинул опешивший Эмилий Иванович, человек пятнадцать. Он задержал взгляд на здоровенном парне с полосатой подушкой под мышкой. Перевел на долговязого и тонкого с подсакой.

– Карабас-Барабас, – Ириша поймала его взгляд. – Подушка для усиления живота. А это Дуремар – Володя.

Дуремар взмахнул подсакой и присел в реверансе. Был это бледный тонкий юноша с бородкой а-ля кардинал Ришелье.

Папа Карло нес шарманку, тощая девушка в длинной цветастой юбке – здоровенное картонное полено. Еще одна девушка была в странного вида шляпке, а ее спутник с черным кружком на глазу. Он устрашающе вращал здоровым глазом и хромал, заваливаясь набок.

«Лиса Алиса и кот Базилио», – догадался Эмилий Иванович, вспоминая культовых героев любимой детской книжки. Правда, в той книжке герой назывался Буратино.

– Танечка Соболева и Юра Шевчук, – представила парочку Ирина Антоновна.

– Подайте бедному животному на пропитание! – Кот вцепился в Эмилия Ивановича. – Же не манж па сис жур! Дай, дай, дай! Жрать охота! И пить.

Эмилий Иванович отскочил и неуверенно улыбнулся.

– Пьеро и Арлекин!

Эмилий Иванович поклонился.