Хроники Ворона. Книга первая

И каждый вздох – дыхание любви…

Растроганные циркачи аплодировали своему хромому товарищу, в то время как за их посиделками у костра чуть поодаль наблюдал одетый в черную походную одежду господин, который явно был не из труппы. Дождавшись, когда основная масса артистов, слегка хмельных и подшучивающих друг над другом, разойдется, оставив взявшего передышку жонглера наедине со своим инструментом, он подошел к бревну, на котором тот сидел, и приземлился рядом, уставившись на пламя костра. Динкель, задумавшийся о чем-то своем, даже не обратил на гостя никакого внимания, пока последний вдруг не заговорил:

– Всегда поражался тому, насколько разносторонний ты человек, Динкель. Красивая песня.

Динкель повернул лицо и сначала удивленно, а потом радостно уставился на неожиданного собеседника:

– Зоран! Зоран из Норэграда! Ты ли это, или глаза мне врут?

– Это я, мой друг.

Динкель сердечно и довольно крепко пожал протянутую ему ладонь, а затем заговорил:

– Какими судьбами, Зоран? Как обычно, мимо проходил, хе-хе? Черт подери, я не видел тебя тысячу лет! Будь проклят Ригерхейм с его просторами, на которых так трудно найтись двум старым друзьям!

– Да уж, давно мы с тобой не пропускали по стаканчику за партией в холдем. И ты прав, я действительно проходил мимо. Я держу курс на Хикон и по пути заглянул в Навию. Обычно в это время года ваша труппа не гастролирует, и я хотел с тобой увидеться, но в городе мне сказали, что вы еще не вернулись из тура по Кадилии. Тогда я отправился по делам дальше, но по пути все-таки наткнулся на вас. Как ты, Динкель?

– Да по-старому, Зоран. От концерта к концерту. Бедро ноет все меньше, а в остальном все как прежде.

– Ты все жонглируешь? Или сменил цирковую профессию?

– Да какой там. С моими-то травмами.

– Жалко. Но, знаешь, я все равно почему-то не теряю надежды, что когда-нибудь ты уйдешь из цирка и снова начнешь заниматься тем же, чем до войны с Южным Альянсом.

Динкель рассмеялся.

– Ты что, Зоран, действительно считаешь, что я смогу снова стать матадором? Ничего не скажешь, рассмешил так рассмешил. Да с моей ногой мне не выжить против любого быка, даже старого и больного, потому что он от меня и мокрого места не оставит, а просто потопчется по мне, как по старому ненужному ковру, и оставит мой корявый труп посреди арены, на радость публике. Хе-хе.

– Ты когда-то хвастался, что перед тобой не устоит не один бык, даже если у тебя не останется обеих ног. И, должен признать, даже с твоей травмой ты очень ловок и подвижен. По крайней мере, ты мог бы попытаться. Кстати, я видел неподалеку пастбище, и там, по-моему, были быки…

Динкель перестал смеяться и недовольно покачал головой с таким видом, будто Зоран сказал какую-то глупость, после чего ответил:

– Ты хоть понимаешь, что ты говоришь? Зоран, ты, может, угробить меня хочешь?

– Я просто верю в тебя, Динкель. И если бы я хоть немного сомневался, что ты справишься, то не уговаривал бы тебя вернуться к тому занятию, в котором тебе когда-то не было равных.

Циркач тяжело вздохнул, вспоминая, как когда-то ликовала толпа, выкрикивая имя бесстрашного матадора Динкеля, как содрогалось от ее рева само основание арены и как он стоял в самом центре желтого круга, склоняясь над телом поверженного им быка. Динкель был настоящим богом арены. Динкель «Песчаный шторм», так его называли. А теперь он – Динкель хромой жонглер.

– Нет, Зоран. Матадором мне уже никогда не быть. Для этого все-таки нужны две ноги. Две нормальных, здоровых ноги, Зоран, а не нога и обрубок. Да и к тому же не хочу я возвращаться туда, где родился.

– Это из-за Флави?

Динкель снова погрустнел.

– Да. Из-за Флави. Она все еще с этим чертовым Эмилем, представляешь? С этим напыщенным смазливым щенком! И из-за чего – не пойму! Сколько бы я для нее ни делал, сколько раз ни намекал на свои чувства, она все равно остается ко мне холодной. Взять хотя бы наше последнее морское путешествие! Представляешь, Зоран, стоит она такая с Жаком и этим своим Эмилем, хохочет и случайно роняет в море свою заколку, подарок папы. Расстроилась вся, чуть ли не плачет, а Эмилю хоть бы что! Знаешь, как он отреагировал? Он просто пошел есть! Флави, значит, стоит перед ним в слезах, места себе на находит, а он просто есть пошел! И она все равно с ним! А хочешь узнать самое интересное? Я нырнул за этой чертовой заколкой и отдал Флави! И знаешь, что она мне на это сказала? Ничего! Ничего! Она просто взяла заколку и все! Просто, черт побери, молча взяла заколку и все!

Зоран поймал взгляд стоящей неподалеку от них Флави. Он разбирался в женщинах и умел читать кое-что по глазам. Циркачка смотрела, чуть приоткрыв рот, на Динкеля и, казалось, забыла обо всем на свете. Вдруг к ней подошел Эмиль и обнял за талию, но она вроде бы даже этого не заметила.

– Куда ты смотришь, Флави?

Та немного растерялась:

– А? Что? Нет, никуда. Пойдем, Эмиль.

Зоран посмотрел на Динкеля с загадочной улыбкой так, словно знает какой-то секрет:

– Знаешь, Динкель, мне кажется, Флави ты не безразличен. Просто ей нужно время.

Жонглер отмахнулся:

– Посмотрим. Будь что будет.

– И то верно.

Они замолчали, глядя на костер и слушая его успокаивающий треск. Динкель нарушил молчание первым:

– Что мы все обо мне да обо мне, Зоран? Ты-то как? Все помогаешь нашему нерадивому дознанию преступления раскрывать?

– Да, Динкель. Кому, как не мне.

– А с женщинами как у тебя? Все по борделям бегаешь или нашел кого?

Зоран вздохнул.

– Сам не знаю, Динкель. Вроде бы и нашел, а вроде бы и тут же потерял. Как там в твоей песне? «А ночь полна зловещих приключений, полна случайных судьбоносных встреч»…

Динкель заулыбался:

– Звучит интересно. Она красивая?

– Красивая.

– И где же вы с ней познакомились?

– В Ланте, Динкель. Мы познакомились на карнавале.

Снимая маски

Во всем пышном великолепии карнавала, среди множества одинаковых в своей помпезности нарядов, Зоран, даже пристально вглядываясь в маски, носимые гостями, не мог угадать под ними ни одного знакомого ему лица. Хотя таковых под масками скрывалось совсем немного.

Ежегодный карнавал в городе Лант был событием особым для сурового и страдающего дефицитом праздников Ригерхейма. В самый южный город государства со всех его уголков приезжали самые знатные и уважаемые люди: потомственные дворяне, выдающиеся деятели науки и искусства, банкиры и чародеи. Каждый из приехавших на карнавал был одет по последнему писку карнавальной моды и пышностью одежд с легкостью мог сойти за члена королевской семьи.

Карнавал был отличным мероприятием для знатных гостей в плане открывающихся для них возможностей заводить новые выгодные знакомства. Нередко на этом празднике жизни представители торговых гильдий заключали между собой партнерские отношения, а пожилые главы дворянских семей, гонясь за процветанием своего рода, заключали кровные союзы, договариваясь связать узами брака своих детей.

Оставшееся от деловых переговоров время гости, пестря остроумием, тратили на непринужденные беседы, созерцание великолепных по красоте фейерверков, поедание деликатесов, азартные игры, обильные возлияния и танцы. А когда концентрация алкоголя в крови гостей достигала максимума, многие из них предавались утехам куда более низменным. И оргии на данном карнавале были далеко не диковинкой, хотя это, само собой, не афишировалось.

Однако до победы похоти над воспитанием празднующими было выпито еще недостаточно. И хотя Зоран был далеко не прочь с головой окунуться в омут разврата, он пока что был вынужден с тоской бродить по карнавальной площади, протискиваясь между группами людей, беззаботных и хохочущих, и, как казалось Зорану, никогда не видавших в своей жизни ни проблем, ни забот, ни горя.