«Годится, пожалуй! Лось, он, ведь, тоже олень!»
Когда гости ушли, унося с собой два рубля сорок восемь копеек отцовского проигрыша, Роман вернулся в гостиную-столовую, она же родительская спальня.
– Батя! Я тут в лесу кое-что интересное нашёл! – сообщил он, – Давай, вместе съездим, а? Только лом надо взять и кувалду.
– Это зачем?
– Печку ломать. Там хутор заброшенный.
Глаза отца засветились кладоискательским блеском:
– Конечно, сынок! Я завтра выходной, возьму в части Газик… Там от дороги далеко?
– Не очень. Километров пять. Машина проедет запросто.
– Ну, тогда сразу после школы тебя подберу!
Путь, на который Роман потратил вчера более полутора часов, Газик преодолел за полчаса.
– Левее, батя! Теперь правее… Так держать! – командовал младший Чёрный, ощущая себя капитаном флибустьерского брига, идущего на захват испанского города (он недавно прочитал «Одиссею Капитана Блада» Рафаэля Сабатини).
Вот и развалины хутора.
– Однако! Далеконько ты забираешься, сынок!
– Так, интересно же!
Отец остановил машину и заглушил мотор.
– Ну, показывай!
Сын подвёл его к печке и показал пальцем:
– Здесь!
– А как ты угадал?
Роман показал на трещину, змеившуюся по правой стенке:
– Во, если принюхаться как следует, отсюда оружейной смазкой тянет!
– Ну, ты и нюхастый, сынок! А я, вот, ничего не чую…
– Это потому, что ты куришь, батя! – объяснил Роман.
– А ты? – прищурился отец.
– Я – нет. Пробовал, не понравилось.
Удовлетворенно крякнув, старший Чёрный взял лом и приступил к поискам клада. Печка оказалась крепкая и, несмотря на трещину, сопротивлялась отчаянно. Но майор был могуч! Вот он, тихо матерясь, выворотил первый кирпич… дальше пошло легче! Через полчаса усилий в стене открылась ниша сантиметров тридцать на тридцать и столько же в глубину. Роман вытянул шею, заглядывая через плечо.
– Ну-ка, ну-ка! Что тут у нас?
Николай Александрович вытащил завёрнутый в истлевшую холстину свёрток, затем ещё один, поменьше, и чугунок, закрытый замазанной смолой крышкой.
В большом свёртке оказались два маузера в деревянных кобурах и коробка патронов!
– Вот это да!
Роман схватил один, вынул из кобуры. Густая смазка отлично предохранила оружие от ржавчины, воронёная сталь смотрелась, как новая! Отец нетерпеливо рвал ткань на свёртке поменьше. В нем оказался мешок из дублёной кожи, из которого матово сверкнули золотые монеты. В чугунке нашли серебряные царские рубли. Много!
– Ну, ты, сынок, молоде-ец! – восхищённо протянул майор и стиснул отпрыска в объятиях так крепко, что тот затрепыхался, боясь задохнуться.
Добычу перетащили в машину и принялись считать монеты. Золотых империалов с профилем Александра Третьего и Николая Второго пятьсот три штуки! Рублей с теми же профилями – триста пятьдесят пять! Во время подсчёта отец отвлёкся закурить, и Роман заныкал один золотой – для Оли.
– Сдадим это эхо Гражданской Войны державе, получим свои двадцать пять процентов… На машину хватит, и ещё останется! – мечтательно поведал сыну отец.
– А маузеры, батя?
– Маузеры в наш музей отнесу. Продать же их нельзя!
Роману стало жалко таких замечательных вещей.
– А, может, один оставим на память?
– Нельзя! Огнестрельное оружие! Разрешение на него никогда не дадут!
– А если боёк вынуть и ствол просверлить? Ну, как в автомате учебном у нас в школе?
– Эй, да ты прав! Признают негодным… На стену, на ковёр повесим и будем хвастаться!
Оба рассмеялись.
Доля отца и сына Чёрных составила одиннадцать тысяч триста пятьдесят два рубля и сорок четыре копейки, с учётом того, что некоторые монеты оказались редкими, а потому дорогими. Огромные деньги! Один маузер (с просверленным стволом и без бойка) майор отнёс в КГБ, где его официально признали негодным к стрельбе и выдали соответствующую справку. Другой с благодарностью приняли в краеведческом музее. Тоже, впрочем, сначала испортили.
В газете «Моршанская Правда» напечатали заметку: «Пионер сдал ценный клад государству!» С фотографией улыбающегося виновника переполоха! Почему переполох? Да, потому, что во всех окрестных деревнях, как заброшенных, так и действующих, народ принялся массово ломать печи и стены!
Глава третья
Наступил декабрь. Холодный, вьюжный, снежный. Во второе воскресенье погода выдалась удовлетворительная: потеплело до нуля. С утра пораньше, было ещё темно, Роман с Олей встали на лыжи и пошли в лес. Лыжня до самого леса была накатанная, поэтому дошли быстро и почти не устали. В самом лесу пришлось труднее: лыжни уже не усматривалось, снег лип к лыжам, тормозил.
– Надо нам будет, когда в следующий раз пойдём, правильную смазку подобрать! – пропыхтела Оля, вытирая рукавичкой потный лоб.
– Ага, – согласился Роман, – Я обеспечу. Батя в этом хорошо разбирается.
Сложив лыжи под ёлочкой, они, отвернувшись друг от друга, торопливо разделись. И пошло веселье! Бегали, валялись в снегу, боролись. Увы, никакой дичи не нашли. Следы были: и заячьи, и лисьи, и беличьи, но старые. Через три часа они, памятуя, что зимний день короток, решили вернуться домой, тем более, что уже и подмораживать начало. Одежда, особенно бельё, замёрзла до твёрдого состояния и стояла колом, надевать её было обжигающе холодно, особенно пропотевшие носки. Роман предложил развести костёр, но Оля эту идею отвергла, дескать, поздновато у костра нежиться.
– Давай, Ромик, в темпе! На ходу согреемся!