Песни безумной Женщины

Песни безумной Женщины
Илья Сергеевич Кандыбович

Книга представляет собой симбиоз всего прочитанного и услышанного мною за пока что еще коротко прожитую жизнь. Так же на иллюзорных соображения, сновидениях и переживаниях, которые понятны только одному мне, с попыткой донести это до читателя, и дать ему возможность осмыслить под себя все написанное. Сюжетная линия проходит среди невыносимой тяжести быта, в которой погрязли люди, и автор в том числе. Герой вместе с Женщиной, которая выступает в роли некой эфемерной Богини, преодолевает всяческие переживания, но при этом не пытаясь никого ничему не учить и не бороться.

Песня 1.

Больше всего что беспокоило Женщину, этим холодным, ярким, весенним утром, это вопли безосновательных старух.

Бегая вокруг молодого тельца, они неустанно изрыгивали проклятия в ее светлую душу, оставляли следы испражнений на могучих стенах сталинского ампира, и неуклюже мочились под деревья старого парка.

Окутав пеленой безысходности и мрака, они радовались новой жертве быта, недостатков и тягот.

Жизнь покидала их червивые и трухлявые тела, но в мерзости своей им не было равных.

И вот, хлебнув сполна, она снова с потухшими глазами шагала на работу, и слабость духа была крепка, и трусость с прежним задором крепчала…

Проникшись духовным безобразием, бродячие коты перегораживали ей дорогу.

Поправляя свои монокли неуклюжими лапами, они трепались о высоком, и ехидно вопрошали:

– А что вы, Женщина, не верите в возможности социалистического транспорта? Вагоны только наполовину пусты.

И отступали.

С визгом, как тени, мерзкие коты уползали по улице, легко и бессмысленно озирая все еще гадящих под деревьями бабок.

С тугим лицом шла героиня этого времени, этого дня.

С великой потугой давался каждый шаг в никуда.

Мысли спутались в клубок замогильных червей, ноги вязались словно змеи.

Заглядывали прохожие ей в лицо.

Прямо в глаза таращились мерзкие двуногие личины.

Женщина неминуемо смотрела тоже.

О, тщета!

Разве что-то видно в них?!

Разве есть в этих угасших глазах то, чего нет в помойной яме?

В могиле сырой, в промозглом склепе запоздалых огней того света близкого.

Раньше Женщина ходила по улице и заглядывала в лица случайных прохожих, неминуемо неслучайно проходящих.

Она видела их, они пылали страстью, жизнью и эмоциями.

Теперь глаза опустели и глазницы впали тьмой внутрь несовершенно переходящие.

И люди словно тени, без намека на какую либо, хоть холодную живость и бодрость духа, слава нам.

В квартирах многоэтажек, в беспросветной темени существования, сгнило все, заменилось бессмысленным.

И, Женщина пыталась с ними:

– И я с вами! – завопила она, раскинув в стороны запоздалые руки, и запрокинув голову к праздничному свинцовому небу.

– Я с вами!

Вороны кружились, и сокрушали округу вороньим шепотом.

– Ты с нами, ты с нами…

Окрыленные безумием и жадностью, и проклятием, не унимались они.

Шептали и кружили, путали и веяли, блестя глянцем зеленоватым, и без веры в своих вороньих сердцах, и крыльях.

– Оставь все это, будет больно…

– Забудь, немыслимо и тяжко будет…

– Не высовывайся, скотина. – не унимались змееголовые птицы.

Остроглазые рептилии, без возможности всякой, без доводов надуманных, да по нескольку раз, да в присядку и весело.

– Я с вами, я с вами – твердила она.

– С нами, с нами, летим с нами, – твердили они.

В бреду летя по около-парковой дороге, Женщина радовалась принятию.

Свет тух неукротимо, алчность и кредиты, да здравствуют!

Тяжелый серый воздух густо наполнял улицу из открытых окон прижизненных склепов.

Пестрые лучи тьмы мерцали из открытых дверей подвалов, что у входа.

По ним можно пройти сквозь…

Мерцали и звучали словно старые ржавые радиаторы, непременно вышедшего духа былого сладострастного…

Струились и обрывались в нигде, и в никогда, но по сути всегда.

Сочиняли верлибры дерьму.

А вокруг мочившихся бабок, бомжи дрались в добавок, и силы их были равны.