Сказка снежной пустыни

– К дороге пойдём?

– Башмаки ещё не высохли. Снова у костра весь день сидеть…. Холодно.

– Неизвестно, когда машина будет. А может её совсем не будет?

– Да, давайте здесь пока останемся.

Людей сломало ожидание и пустота тайги.

…Время приближалось к обеду. В кармане комбинезона нашлось несколько упаковок приправы от лапши. Я разводил их в кипятке и пил. Какая – никакая, а все ж еда.

После полудня стало ясно, сидеть бестолку. Затянул портупею ещё на одну дырочку. Пересчитал оставшиеся деньги. Негусто. Надо найти машину и ехать. Потащился в деревню. Мышцы болят, да и есть охота.

Зашёл на вокзал. На вокзале – голодный Литвин.

– Как тут, тихо? – спросил его.

– Никого, вчера мы всех разогнали.

– Это хорошо, пусть боятся. Пойду дальше машину искать. Ну а не найду, сготовим с тобой лапши. Потерпи.

Про лапшу я так сказал. Не лапши, ни котелка, всё в тайге. Разве что мой армейский, так лапши всё равно нет. Деньги сперва только на машину.

Потом я долго шарахался по деревне, приставая ко всем встречным с вопросом, где достать машину. Уже садилось солнце, заливая окрестности красным светом, у моих ног раскинулась серая деревня. Ещё немного, и меня тошнить станет от этой панорамы. Полчаса поисков, и надо будет думать о собственной участи, где ночевать, что варить на ужин, из чего и где?

Какой-то встречный мужик, такой же усталый, как и я, махнул рукой:

– Вон «скорая» стоит, спроси, довезет, – и сам остановил зеленый «Уазик».

– Выручи человека?

– А что за дело?

– Здорово, – я протянул руку, – народ мне вытащить надо.

– Здорово. – Водитель «санитарки» пожал мне руку. Я поморщился, обожженная ладонь откликнулась ноющей болью.

Я его знал. Человек этот ничуть не менялся со временем. И десять, и двадцать лет назад он был таким, как был – крепкий, спокойный, неопределённого возраста. В меру морщин и волосы не тронула седина.

– Так что, в тайгу сгоняем?

– Сгонять-то в тайгу можно, а бензин где брать будешь? – согласился водитель, и посмотрел испытующе.

– Вам тут лучше знать, я плачу за машину.

– Ладно, садись. Сейчас до начальника моего смотаемся, без его ведома никак нельзя. У него же и заправимся. Меня Сан Саныч Санитар зовут.

– Я тебя вспомнил.

Пока залились бензином у шефа «санитарки», пока получили его разрешение – выехали, как и вчера, под темноту. Водитель был Водителем с большой буквы. Легко и спокойно он гнал машину, и она мягко входила в повороты, с удовольствием слушаясь его. Все мы водители, но вот возьми двух: Санитара Сан Саныча и Женьку Кота. Оба профессионалы, оба одной отвёрткой на коленке двигатель разберут-соберут, оба в снегах всю жизнь машины водят. Только от Кота нестабильность исходит, напряжение и авантюризм, а с Санитаром как у бога за пазухой.

На Горбатом, когда «Уазик» прыгнул вверх и вниз, немного, на метр, сердце ушло в пятки. Я закурил сигарету, и прижал руку к груди.

– Что, страшно? – засмеялся водитель.

– Да, после вчерашнего прихватывает, – без эмоций ответил я. – Знаешь, как мы вчера тут летели? Останови, померим.

Я насчитал двадцать восемь полных шагов по следам колёс.

– Ни хрена себе, – удивился Сан Саныч, – хотел бы я на ваш полёт в натуре посмотреть.

– Да мы вообще чуть не сдохли от страха!

Я стал рассказывать водителю про вчерашние приключения.

– Во вы дали! – с уважением произнёс водитель, дослушав рассказ до конца.

– Да в задницу такие приключения. Лучше бы я тебя вчера встретил. Где же ты был?

– В Армию ездил. Не в нашу, в военную, а деревня так называется, Армия. Эвенкийское название, речка между болотами.

– А, тогда не в Армию, а в Аримию.

– Ну тогда уж в Аритмию. Мы ж медики. Завтра шефу скажу, посмеёмся. Спросит: куда поехал? А я отвечу: в Аритмию!

– Аримия, так правильнее. Мия – увеличение, «кан» уменьшение.

– С эвенками знаешься? – Санитар с интересом посмотрел на меня.

– Люблю. – Перед глазами появилась эвенкийка Марья. Её раскосые глаза ласково смотрели на меня. Красный обтягивающий свитер туго облегал стройное тело с фантастически красивой, упругой грудью, на которой так уютно было лежать в снегу под низкорослыми лиственницами. Марья сейчас на дальнем стойбище, лечит своих оленеводов. Хунат аичимни, the doctor for my heart….

– А, тоже запал? – засмеялся Сан Саныч, – не зря говорят, что у них поперёк…. Да ты не обижайся, не дёргайся. Я же тебя развлекаю, а то ты на человека сейчас мало похож. Волк северный. Ты бы поспал, пока едем, так не уснёшь ведь!

– Куда мне спать? Мне продержаться надо ещё полночи.

– Знаю. А то уснёшь, и развезёт. Потому давай говорить.

Приближаясь к свороту, я настраивался на худшее. Если не выйдут к дороге, придется идти на зимуху. Не идти, бежать.

Скрылось солнце, померкло небо. «Уазик» петлял по предгорьям Инэтчэ-ми Гида. Снова наваливалась ночь. Не проблема, если бы был фонарь, но в те годы фонари и батарейки были не всегда, места занимали много, и потому под рукой их часто не оказывалось.

Из ниоткуда появилось чувство, что снова на отвороте никого не будет. Я обратился к водителю:

– Слушай, я сейчас побегу на зимуху, если никого на дороге не будет, а их не будет. Ты стой, жди. У меня больше нет сил и времени искать новую машину. Я быстро.

А как быстро – пять километров туда, пять обратно, вверх-вниз, ночью, по снегу?

– Я буду ждать, не беспокойся, – ответил мужик.