Цена ошибки

– То есть деньги Вам есть за что мне предлагать, а сознаваться не в чем?

– Деньги я предлагаю за то, чтобы меня отсюда выпустили, я не могу находиться в камере с этими людьми.

– Привыкайте, на ближайшие пятнадцать лет эти люди и будут Вашими близкими сотоварищами. Если, конечно, Вы доживете до конца своего срока.

– Какого срока? Я ничего не совершала!

– А вот господин Сотников считает иначе, вот почитайте, – Арагонов вынул из папки признание Сотникова и протянул в руки Агафоновой.

Несколько минут она внимательно изучала написанное и после бросила листок в сторону, схватилась ладонями за лицо и громко зарыдала: – Господи, за что? Ну чего мне не хватало?

– Вы не у Бога спрашивайте, а у себя, сударыня. Хотя какая Вы к чёрту сударыня, – Поправил себя Арагонов, – Вы обыкновенная убийца, которая своим молчаливым согласием привела к смерти нескольких, абсолютно ни в чем неповинных людей. Теперь слушайте меня внимательно, я даю Вам шанс на снисхождение, который выльется для Вас снижением каторжного срока. Вы пишете чистосердечное признание, и я похлопочу, чтобы Вас отправили не так далеко и не на долго. Вы не нажимали на курок, а это уже иная статья. Так как, по рукам?

– Сколько мне грозит?

– Пятнадцать лет, в лучшем случае. Убийство двух и более лиц, есть отягчающие, плюс группа лиц по предварительному сговору. Деньги еще эти. Ваши друзья, если можно их так назвать, будут гнить на каторге до конца своих дней. Но я дворянин, и обещаю, что, если Вы пойдете на сделку со следствием, Вам реально скостят срок и устроят более мягкие условия отбывания наказания.

– Хорошо, я не буду более с Вами спорить, покажите, где нужно расписаться?

– Нет уж, Вы сами, собственноручно всё изложите на этой бумаге и подпишетесь под тем, что написали. Таков порядок, – Арагонов придвинул к ней чернильницу и несколько листов бумаги.

– И да, у меня один вопрос остался, – Арагонов обошел её сзади, – Где по- Вашему может находится Ваш муж?

– Я не знаю, ей Богу не знаю. Всё пошло совсем не так, как мы предполагали.

– Я это уже понял, но может быть он догадался о Вашем плане и скрылся где-то у друзей? А может у Вас есть другие поместья?

– Нет у нас поместья, и у друзей его нет.

– Ладно, Вы пишите, а я пока схожу покурю. И прошу Вас, постарайтесь внимательно отнестись к деталям.

– Боже, какая я дура, – Агафонова снова разрыдалась.

– Дежурный, – Крикнул Арагонов, – Последи за дамой, пока я покурю.

– Слушаюсь, Ваше Высокоблагородие.

Мурзин что-то тщательно заносил в формуляр. Его язык то и дело описывал круг по губам. Игнатьев отречённым взглядом смотрел в окно, за которым виднелось облачное небо и ржавые крыши ближайших домов.

– Ну что, господа, Агафонова пишет признание, – Заявил вошедший в кабинет Арагонов.

– Ба! Во дела, – Воскликнул оторвавшийся от дела Мурзин.

– Неужели призналась? – Спросил Игнатьев.

– У неё не было выбора. Недолго сопротивляясь и предложив мне откуп, она поняла, что её подельники начали сдаваться, после чего пролив несколько капель горьких слёз, она всё-таки согласилась на чистосердечное.

– Одним словом – женщина, – Заключил Мурзин.

– Нет, братец, не все женщины так быстро сдаются, некоторых не сломать. Просто к каждой подход свой нужен. Для Агафоновой это лишение её привычной обстановки, в которой она жила с рождения.

– Можно колоть дырочку на мундире? – Вставил Игнатьев.

– Рано, Федор Михайлович, у нас нет главного признания, исполнителя. Того, кто своими руками совершил сей грех. А он, как мне показалось, не из робкого десятка. Да, безусловно, что показания двух против одного для суда предостаточно, но я бы хотел их услышать из его уст.

– И как Вы этого добьётесь? – Спросил Мурзин.

– Поживём – увидим. Нужно сыграть на чём-то. А вот на чём, пока не знаю. Он третий день сидит без допросов. Скорее всего уже придумал себе отговорки.

– Но ведь нужно было его допрашивать в первые дни, сломать его, так сказать.

– Нет, с этим так просто в такую игру не сыграешь. Тёртый калач. Его измором не возьмёшь. Его смекалкой надо добивать, – Закуривая папиросу ответил Арагонов.

– Есть предложения? – Поинтересовался Игнатьев.

– Думаю, братец, думаю. Скорее всего, его признаниями Сотникова и Агафоновой не проберёшь. А вот признанием самого Агафонова можно вывести на чистую воду.

– Не понял?

– Я ему на допросе прокинул мысль о том, что сам Агафонов заявил в полицию о готовящемся на него покушении. А после сказал, что купец найден мёртвым. Его это сильно смутило. Он переспросил, мол как такое может быть, сначала живой, а потом вдруг мёртвый. Я посеял зерно сомнения в его сознание, дав ему понять, что купец убит. Сейчас он, скорее всего, выдаст себя тем, что оговорится где-то. Если повезёт, конечно.

– Да, Иван Христофорович, а кто же этот неизвестный в итоге, мы так ведь и не выяснили.

– Когда найдем Агафонова, он тогда нам с тобой и расскажет.

– Ничего себе у вас приключение, – Вмешался Мурзин, – Работаешь тут с утра до ночи, как прокаженный, но таких историй не встречаешь, а тут целый клубок запутанный. Чем дальше в лес, тем страшнее.

– А давай-ка к нам, Савелий Антонович, у нас может и не каждый день такие истории поступают, но всё интереснее, чем генералу чай подносить, а?

– Я бы и рад, но мой отец меня сюда с таким трудом пристроил, боюсь, что ему это не понравится.

– А что отец, скажи на повышение направили в глубинку, да и вряд ли ты получишь тут повышение в ближайшее время. А у нас всё проще. Народу мало, а должностей достаточно. Мы тебя не обидим.

– Предложение, конечно заманчивое. А что скажет Гаврилов?

– Ну с Гавриловым пусть Коровин разговаривает, они всё-таки вместе с юности служат. Решат, я думаю. Ну так как?

– Я не против, да и в столице мне не понравилось, сыро, дорого и никаких перспектив.

– То-то. А сам откуда будешь? – Спросил Игнатьев.

– Я с Архангельской губернии, не далеко отсюда. Отец всю жизнь в полиции прослужил. По старым связям меня пристроил.

– Ладно, сделаем дело, похлопочу за тебя, – Завершил Арагонов.

Войдя в комнату для допросов, Арагонов взял со стола несколько исписанных листов бумаги и принялся перечитывать их. Что-то бубня себе под нос, он переводил взгляд с одного листа на другой.

– Достаточно? – Спросила вдруг Агафонова.