Россия распятая

Виктор рассудительно ответил:

– Это общеизвестно: спасаясь от ищеек царской охранки, почти все революционеры вынуждены были менять свои фамилии на псевдонимы. Иосиф Виссарионович вначале называл себя Кобой, а потом привилегию так называть его сохранили только Молотов и Микоян. В 1907 году на партийных конференциях в Таммерфорсе и Лондоне Джугашвили был зарегистрирован как Иванович, а с 1913 года он – Иосиф Сталин.

– Добавлю, – сказал Анатолий, – что английский биограф Сталина Роберт Такер называет родиной его далеких предков по отцу селение близ Тифлиса (Диди-Лилх) и отмечает древность рода Джугашвили. А Коба – это герой романа «Отцеубийца» грузинского писателя Казбеги о борьбе горских племен с вторгшимися на их землю ненавистными русскими. Главным его героем является общеизвестный Шамиль, пламенный мусульманин, который, замечу, в своей борьбе против России не брезговал помощью Англии.

– При чем тут Шамиль? – возмутился Степан. – Именно в Кобе, бесстрашном и немногословном, Сосо Джугашвили нашел для себя идеал героя-мстителя.

Анатолий, усмехнувшись, посмотрел на меня:

– Ничего себе русский вождь и благодетель русского народа, который назвал бы себя в наше время Бен Ладеном или хотя бы террористом Басаевым. Кстати о Шамиле. Сталин на долгие годы сохранил память о непокорном горце. Думаю, не без его одобрения в 1936 году на Кавказ – в Дагестан и Чечню – была послана специальная научная экспедиция Государственного исторического музея с целью собрать всевозможные материалы о жизни и деятельности заклятого врага русского государства. Привезли более тысячи новых экспонатов, которые и поныне хранятся в фондах музея. Знать, это чем-то было важно для кавказца Кобы…

– А как быть, дорогие мои собеседники, – вмешался я наконец в их разговор, – с утверждениями ряда зарубежных историков, изучающих Россию XX века, о том, что Сталин, как и Ленин, Луначарский, Горький и Бухарин, вступил в масонскую ложу «Великий Восток»? Ведь это она подготовила и осуществила в 1789 году Великую французскую революцию, а затем и русскую.

Первым отозвался Анатолий.

– Жизнь Джугашвили, его личность и связи с мировым тайным правительством и масонством до сих пор сокрыты тьмой непроницаемой тайны. Его политическая жизнь и исторические деяния у всех на виду, но, к сожалению, далеко не все правильно понимают их реальный смысл и роль самого Кобы в разгроме Российской империи. Сталин был первый, кто подписал беспримерный в истории документ о создании государства Израиль, а вскоре после этого сразу начал знаменитую борьбу с космополитами и «убийцами в белых халатах». Почему? Мои родители говорили мне, что в начале 50-х годов наши друзья – евреи ожидали погромов, выселения в Сибирь, многие боялись даже появиться на улице. Мой отец рассказывал, что комсорг их института угрожающе сказал ему: «Вчера, 7 ноября, в день праздника нашей революции, ты весь вечер танцевал с еврейкой». Очень многие евреи мечтали тогда об одном: как можно скорее уехать в Израиль, на землю предков. Вы, Виктор, как историк, должны знать слова Бен-Гуриона, что если бы у него были молодые люди, не похожие на евреев, то он послал бы их во многие страны разжигать антисемитизм в его самых низких и примитивных формах – это «побудит наших братьев уезжать в Израиль, в страну праотцев, завещанную нам Богом».

Один из еврейских лидеров заявил открыто: «Мы делаем революции для других, но не для себя». И в самом деле: революция всегда братоубийственная бойня для того народа, который стал жертвой осуществляемой революции. Так было в Англии, Франции и России. И не случайно премьер Англии сэр Бенджамин Дизраэли сказал: «Никто не должен пренебрегать проблемой расы. Она является ключевой для мировой истории!» Раса не определяется языком и религией, а определяется только кровью. Потому весь XX век прошел под флагом коммунистических революций и создания государства Израиль спустя почти 2000 лет после его уничтожения войсками римского императора Тита. Говоря строго, коммунизм и сионизм связаны друг с другом как сиамские близнецы. А ваш Сталин никогда – утверждаю еще и еще раз, – никогда не был антисемитом!

Этот верный ленинец в борьбе за власть со стальной решимостью шел по трупам своих партийных соратников к предопределенной для него цели. Тогда тайное мировое правительство сделало на него ставку и не ошиблось. Перед угрозой растущей мощи национал-социализма и европейского фашизма именно Сталин стал их единственной политической надеждой. Только он, опираясь на могучие, хотя и подорванные геноцидом людские ресурсы России, мог противостоять Гитлеру.

Сегодня большинство историков у нас и за рубежом, – помолчав, продолжил он, – скользят вокруг да около знаменитого пакта двух диктаторов, один из которых сражался против своего народа, а другой, как истинный щовинист, считал, что его народ превыше всего. Я полагаю, что только политическим недомыслием или верностью тайному приказу свыше можно объяснить трагедию 1941 года. Очевидно, что миллионы подъяремного советского населения не хотели сражаться с немцами, пропаганда которых вещала о своей миссии спасения мира от иудо-большевизма. В первые же недели около пяти миллионов солдат Красной Армии сдались в плен. Они не хотели умирать за Сталина и большевистский режим, пострадав от репрессий и коллективизации. Осознав свой политический и военный крах в 41-м году, Сталин, по примеру ленинского НЭПа, ввел, как я называю, НИП – новую идеологическую политику, подсказанную ему, очевидно, мировыми и нашими советниками. Тогда еще было живо поколение участников Первой мировой войны, еще жил в душах русских людей искореняемый большевиками патриотизм, который сегодня демократы называют прибежищем негодяев, а до войны Маяковский, лучший советский поэт, с презрением писал: «Россия, родина, снежная уродина»… Гитлер не скрывал своих намерений завоевать и расчленить Россию; он вместе с идеологом Третьего рейха Розенбергом, окончившим Московский университет, ненавидел славян и мечтал о «жизненном пространстве» на Востоке для немцев, а заодно и о пресловутом «окончательном решении еврейского вопроса». Славяне же – это «навоз истории», вторил он Гегелю и Марксу.

– Ну, это все общеизвестно! – перебил Виктор.

– Известно, да не все, – огрызнулся Анатолий. – Вы говорите, что Сталин выиграл войну; формально это так. Но, утверждаю, лишь формально. Первые месяцы войны продемонстрировали всему миру крах не только обороны СССР, но и всей советской системы. Немцы были уже в Химках. Блокировали Ленинград и вышли к Волге. Вы же знаете, какой паникой была охвачена наша столица в октябре 1941-го…

– Да, знаю, и не хуже вас, я ведь москвич! – раздраженно воскликнул Виктор, – Да, все это было: и 14 бомб, упавших прямо на Кремль, и то, что одна из них даже пробила крышу Большого Кремлевского дворца и упала на паркет Георгиевского зала, но, слава богу, не взорвалась. Было, знаю! Но вождь-то не струсил, остался в Москве!

– И опять же, коллега, формально все так. Но главное – почему Сталин остался? Известно ли вам, что уже был подан к перрону состав на Куйбышев, он же Самара, на котором Сталин должен был вместе со своими трясущимися от страха соратниками покинуть Москву? Уже и любимый персональный «ЗИС» вождя был погружен на платформу. Свидетели говорят, что он долго в одиночестве ходил вдоль поезда по мокрому перрону. О чем думал тогда вождь – никто никогда не узнает…

– Для подлинного историка бесспорно одно: чтобы победить, Сталин должен был предстать патриотом России, а не интернационалистом-коминтерновцем, каким он был и оставался всю жизнь.

Он прекрасно знал, что Россия должна была победить Германию еще 24 года назад, но тогда, в 17-м, возобладали большевистские лозунги: «Штык в землю!», «Братание с немцами!», «Превратим войну империалистическую в войну гражданскую!». Ведь и сам он вместе с Лениным на немецкие и американские деньги активно участвовал в разгроме Российской Империи. Но это была уже необратимая история.

А уже 7 ноября, стоя на трибуне Мавзолея в вихрях снежной метели, принимая парад в честь годовщины Октябрьской революции, произнес потрясшие миллионы людей слова: «Пусть вдохновляет вас в вашей великой борьбе образ наших великих предков…»

Виктор радостно подхватил:

– «Александра Невского и Дмитрия Донского… Александра Суворова и Михаила Кутузова…»

– Да, любезнейший коллега, но упомянутый Сталиным Суворов начинал свои великие баталии, имея на сто турок одного русского, а маршал Жуков, как пишут военные историки, не приступал к военной операции, если на одного немца не приходилось десять русских солдат. Помощник секретаря ЦК Ильичева мне лично рассказывал о своей деятельности в составе заградотрядов, по древнему хазарскому обычаю стрелявших в спину наших солдат, если они начинали отступать, – строго отрезал Анатолий, а затем продолжил: – И несмотря на все это, русские солдаты проявляли чудеса героизма, как, впрочем, и вся многонациональная Советская армия, оставаясь зачастую безымянными и забытыми героями, сражавшимися с вековечными врагами России – германцами. Но из песни слова не выкинешь: были герои, были и предатели…

– Взять того же Власова, – с готовностью согласился Виктор – Предатель и негодяй. Изменник Родины!

– Родины или Сталина? – прищурив глаза, сухо спросил «антисталинист».

– Тогда, во время войны, это было одно и то же!

– Не согласен. Все не так просто, как вам представляется. Андрей Андреевич Власов – крестьянский сын, родился на Волге, был тринадцатым ребенком в семье. До революции поступил в Нижегородскую духовную семинарию, потом начал учиться на агронома, а в 1919 году был призван в Красную армию, с которой его судьба была связана вплоть до 1942 года. На всякий случай напомню Вам, что в 1939-м он по поручению Кремля был советником маршала Чан Кайши, помогал Китаю сколачивать антияпонский фронт, за что был награжден высшим китайским орденом Золотого Дракона. Вы должны знать, что именно Власов, командующий 37-й армией, бесстрашно защищал от немцев Киев летом 41-го, а позднее был одним из тех военачальников, кто отстоял Москву, за что и был награжден лично Сталиным орденом Красного Знамени (а ранее – орденом Ленина!).

Потом был плен. Ненавидя и Сталина – за раскулачивание и геноцид русского народа, – и Гитлера, оккупанта и поработителя России, он, как ему казалось, нашел спасительную идею «третьей силы»: создать Русское освободительное движение и его армию, чтобы сражаться за Россию и против Сталина, и против Гитлера. Он наивно верил, что ему удастся обмануть Гитлера: вытащить из немецких концлагерей обреченных на гибель наших солдат, организовать из них мощную боевую группировку и дождаться момента, когда можно будет ударить в спину германской армии, а затем, опираясь на поддержку народов России, навсегда свергнуть ненавистный советский режим и диктатуру Сталина. Власов трагически ошибался: ведь, как говорил древний мудрец, «враги моих врагов не всегда мои друзья». Но хотя бы часть своей задачи – спасти от смерти тысячи и тысячи военнопленных, так как СССР не входил в международную организацию Красный Крест – ему решить удалось. Я позволю себе зачитать отрывок из «Открытого письма» Власова русскому народу. Это будет интересно вам, Илья Сергеевич. Моему товарищу по науке, я уверен, оно известно. Итак, цитирую дословно: «Большевизм ничего не забыл, ни на шаг не отступил от своей программы. Сегодня он говорит о Руси и русском только для того, чтобы с помощью русских людей добиться победы, а завтра с еще большей силой закабалить русский народ и заставить его и дальше служить чуждым ему интересам.

Ни Сталин, ни большевики не борются за Россию.

Только в рядах антибольшевистского движения создается действительно наша Родина. Дело русских, их долг – борьба против Сталина, за мир, за Новую Россию. Россия – наша! Прошлое русского народа – наше! Будущее русского народа – наше!»…

А вот и еще его слова: «Несмотря на то, что РОА находится в союзе с Германией, мы безустанно подчеркиваем, что являемся полноправными союзниками, что боремся за нашу независимую родину, которая никогда не будет протекторатом и под защитой кого бы то ни было, но будет свободной и совершенно самостоятельной». Добавлю, что миллионы русских беженцев, всем сердцем ненавидевшие коминтерновскую совдепию, тоже считали: «Хоть с дьяволом, но против большевиков и Сталина».

– Помилуйте, коллега, вы из этого немецкого холуя прямо чуть ли не Курбского лепите! – зло сказал Виктор.

– Генерал Власов – совершенно неожиданное, трагическое явление русской истории XX века, – сказал Анатолий. – Его мечта – освободить Россию сразу и от большевистской, и от немецкой оккупации – не могла осуществиться, а сам он, в отличие от Курбского, после войны был повешен среди других военных преступников как «пособник нацизма». Кстати, его выдали советскому СМЕРШу американцы. Вообще, западные союзники на Ялтинской конференции росчерком пера Рузвельта и Черчилля, благодарно трепетавших перед Сталиным, решили судьбу миллионов русских, оказавшихся в годы войны на территории Европы, и даже многих из тех, кто родился и жил не в России. Их ждали в СССР тюрьмы, лагеря и расстрелы. Но это особая и далеко не изученная тема.

Чуть помолчав, Анатолий грустно подытожил:

– А судьба матушки-России складывается так, что она в 90-е годы оказалась под игом оккупации – теперь уже американско-демократической.

– Вот тут я опять вынужден с вами согласиться! – оживился Виктор. – Конечно, я не приемлю вашего антисоветизма, ваш антиисторический тезис о «большевистской оккупации». Наша революция, советская власть были народными, русскими, а Ленин и особенно Сталин – истинно русские вожди! Да, сегодня у Америки развязаны руки: хочешь – Сербию бомби, хочешь – Афганистан, Ливию, Ирак. Если так дальше пойдет, они и по России ударят. Нет на них Сталина, к великому сожалению…

– Помилуйте, какой же из Сталина «русский вождь»? – снова возразил его оппонент. – Вот Александр III был воистину русский вождь. Помните его крылатую фразу: «У России только два союзника…»

– «Армия и флот», – продолжил Виктор. – Но это мог бы по праву повторить именно Сталин.

– А что вы скажете по поводу «тождества» советского искусства при Сталине и искусства Третьего рейха при Гитлере? Уж сколько сегодня книг по этому поводу издано! – обратился ко мне Анатолий.

– Если коротко, – подумав, ответил я, – скажу так: искусства разных эпох, апеллирующие к реальным формам мира, на протяжении всей истории человечества… похожи. Искусство Третьего рейха воспевало расовый тип, как представителя арийской расы, героику германской нации, а в основе сталинского лежал соцреализм – изображение жизни в ее революционном развитии. Люди были социальным явлением, а не расовым: рабочий, ученый, ударник труда. Так что, при некоторой своей схожести, искусства эти столь же разны, как и сами две идеологии. Да, они обе тоталитарны, но весь вопрос в том, во имя чего создается та или иная тоталитарная система, которых было и будет немало – например, демократия. Сегодня мы можем говорить о тоталитарном демократическом искусстве, так похожем на авангард эпохи военного коммунизма. Только все эти инсталляции и разнообразно-однообразное проявление шоу-бизнеса называется в XXI веке современным искусством, отрицающим все традиции и, разумеется, классику.

– А что касается Сталина, сегодня, когда в России свирепствуют преступность и народная нищета, тоска по сильной личности в обществе все нарастает, и люди, которым десятилетиями вбивали в головы, будто история нашей страны началась 7 ноября 1917 года, невольно обеляют коммунистическое прошлое с его железным порядком, прощая ему даже расстрелы, архипелаг ГУЛАГ, а позднее очереди и вечную нехватку товаров. Я же считал и считаю, что история России в 1917 году закончилась. Идеал для меня – история русской монархии, а из русских Императоров я особенно люблю Николая I и Александра III… Мой политический идеал – Столыпин!

Глаза Александра Ивановича вспыхнули радостью.

– Вот-вот, Илья Сергеич, вы абсолютно правы: народ ждет сегодня, когда государственная власть станет воистину сильной и наведет наконец у нас железный порядок и социальную справедливость. Если хотите – я за национальную диктатуру. А монархия – это пока, увы, нереально. О ней можно только мечтать…

Сегодня по прошествии времени я с уверенностью могу назвать имя сильнейшего полтика в мире – Президента России Владимира Владимировича Путина, которого я очень уважаю и люблю. Он хочет сделать Россию самостоятельной, могущественной, сильной. Хотелось бы мне, чтобы так пострадавший во время коминтерна и Сталина и самой страшной войны – Великой Отечественной – русский народ, центральная Россия, получал особое максимальное внимание от нашего правительства: рос численно и возрождал свои культурные традиции.

Встреча с Аркадием Райкиным

Вспоминаю свой разговор с Аркадием Исааковичем Райкиным на берегу пруда в чудесной подмосковной усадьбе Суханове (где разместился Дом творчества архитекторов) – старом дворянском гнезде, сохранившем и до наших дней поэзию великой дворянской культуры. Райкин – мой земляк-ленинградец. Еще будучи мальчиком, я запомнил куплет из его довоенных передач по ленинградскому радио:

Живу я в Ленинграде,
Зовут меня Аркадий
Иль Райкин, наконец!..

Райкин был удивлен и тронут, что я привел на память в нашем разговоре свидетельство начала его артистической карьеры. «А я думал, это все забыли! Так давно это было – до войны», – грустно сказал он.

– Вы мой земляк, Илья Сергеевич, – говорил Райкин, – и мне столько раз, как, очевидно, и Вам, приходилось ездить «Красной стрелой» из нашего города в Москву. Так вот, совсем недавно «последний из могикан» – старый проводник – рассказал мне жуткую историю. За пять минут до отхода «Красной стрелы» – а дело было до войны – на перроне появлялся серый, ничем не примечательный человек лет 30–40. В руке у него был небольшой чемоданчик, как у всех командировочных. Проводники с затаенным ужасом смотрели, к какому вагону он направляется. Называли они его между собой «товарищ Смерть». Он садился, предъявив проводнику билет на одно из мест мягкого двухместного купе. Заказывал чай, читал газету, с улыбкой беседовал со своими визави по купе. Но проводник знал, что на станции Бологое, единственной остановке между Москвой и Ленинградом, он постучится в дверь к проводнику и скажет, что с его соседом по купе плохо. И самое удивительное, – внимательно посмотрел на меня Аркадий Исаакович, – что всякий раз санитары с носилками уже ожидали на перроне. Они аккуратно клали умершего человека на носилки, покрывали простыней, а поезд продолжал стремительно мчаться в ночи. Никто не знал, как этот человек расправлялся со своими жертвами, но знали одно, что в Бологом выгрузят труп…

Райкин остановился, прислонясь к поросшему зеленым мхом стволу дерева. Его лицо, столь известное миллионам зрителей, было болезненным, грустным, и, пожалуй, никто не признал бы в нем веселого шутника и балагура, короля советского смеха.