Хроники майора Корсакова. Том 3. Книга вторая

– Лунный Тигр! – скептически прищурился Васильич. – Ну-ну…

– А что такое?! – взъерошилась дочка шефа.

– Нет, нет, все нормально. Не надо выцарапывать глаза старому служебному псу! – в притворном страхе он прикрыл лицо руками, пружинисто поднялся на ноги и уже нормальным тоном обратился ко мне: – Давай «Тигр», отвези потерявшегося котенка домой. А затем не мешкая двигай сюда. – Логачев протянул мне бумажку с адресом. – Мой человек тебя встретит.

– Пленные? – лаконично уточнил я.

– Да. Тебе же надо получить ВСЮ информацию…

* * *

Указанный в записке адрес оказался ничем не примечательным офисным зданием в нескольких кварталах от Лукьянки. Я подъехал туда в двадцать минут седьмого, на полчаса позже, чем изначально рассчитывал. Передача Ирочки в руки плачущей от счастья матери затянулась надолго. Жена Рябова то, причитая, лобызала вновь обретенную дочь, то норовила напоить меня чаем… (И на фига, спрашивается?)… И, главное, ни в какую не хотела отпускать. Дочь, между прочим, тоже. Вновь завела старую песню о «Лунном Тигре, спасителе юных девушек» (см. «Операция Аутодафе») и требовала, чтобы «Тигра» накормили до отвала. Нельзя ему, дескать, без усиленного питания. Я краснел, потел, невразумительно бормотал о неотложных делах, но ни та, ни другая не желали ничего слушать. Сам генерал в квартире отсутствовал, а посему не мог заступиться за подчиненного. (Вчера вечером он вылетел в срочную командировку в Питер.)

В конце концов помощь все-таки пришла, в лице десятилетней Олечки – младшей дочери шефа.

– Да отпустите вы человека! – не по-детски твердо потребовала она. – Неужто не видите, он страшно спешит! А вы сырость развели, за штаны ему цепляетесь. Не стыдно?!

– А? – ошалело вытаращились мои невольные мучительницы.

Воспользовавшись их замешательством, я пулей вылетел на лестницу и, перепрыгивая через три ступеньки, помчался вниз к ожидающей у подъезда машине…

У «офиса», косясь на часы, переминался с ноги на ногу один из недавно виденных мною подручных Логачева.

– Идемте, полковник, Вас ждут, – пробасил он, – о машине не беспокойтесь. За ней присмотрят.

– Да кому она нужна?! – презрительно фыркнул я, имея в виду свою неказистую, видавшую виды «девятку». – На подобную рухлядь ни один угонщик не позарится!

– Зато могут бомбу подложить, – невозмутимо возразил логачевец и повторил: – Идемте!

Вместе с ним мы зашли внутрь здания, миновали просторный холл с пустующим столом охранника и неработающим турникетом, прошли мимо двух кабин лифтов и по узкой лесенке спустились в полуподвал, до половины заставленный какими-то коробками.

– Минуточку, – подручный надавил ладонью на выступ в углу. Кусок стены бесшумно скользнул в сторону, открыв третью кабину, с виду ничем не примечательную.

– Прошу, – когда двери раздвинулись, вежливо предложил мой сопровождающий и, зайдя следом, нажал кнопку «-8». Других (без знака «-») на панели управления просто не было. Спустя секунды двери вновь раздвинулись, мы прошли метров двадцать по прямому выложенному плиткой коридору и уткнулись в пластиковую дверь в тупике, одного цвета со стенами, практически не отличимую от них.

– Прошу, – набрав на небольшом пульте комбинацию цифр, вновь повторил логачевец.

Дверь распахнулась, и в нос мне ударил тяжелый, смешанный запах горелого мяса, пота, каких-то медикаментов и человеческих испражнений. За дверью находилось обширное помещение, поделенное невысокими барьерами на пять отсеков разных размеров. В одном, дальнем, зловеще возвышалась работающая кремационная печь, в другом размещались четыре стальные клетки, в третьем стояли три оцинкованных стола со специальными зажимами для рук и ног, четвертый представлял собой подобие комнаты с диваном, креслами, чайным столиком, видеодвойкой. И, наконец, пятый являлся точной копией средневековой камеры пыток, в углу которой виднелась массивная, чуть приоткрытая крышка канализационного люка… (Так вот откуда запах дерьма!)… В четвертом отсеке вольготно развалились в креслах полковник Логачев и генерал Нелюбин. А трое подручных Васильича аккуратно пристроились на краешке дивана, готовые в любой момент сорваться с места и выполнять приказы начальства.

В помещении было довольно многолюдно. Кроме людей вышеперечисленных, в клетках надрывно стонали и молили о пощаде три незнакомых обнаженных типа с чудовищно разбитыми физиономиями, с изъязвленными паяльником телами. На столах лежали «обезьяна» и «черноволосый» и словоохотливо отвечали на вопросы мужчин в белых халатах.

А в пыточной камере два мордоворота в мясницких фартуках молча прикручивали проволокой к железному «стулу» бьющуюся в истерике, обнаженную Вику…

– Присоединяйтесь к нам, полковник, – приветливо махнул рукой Нелюбин. Я уселся рядом с ним и удивленно посмотрел на бывшую любовницу.

– Мощное давление на психику. Первая фаза, – шепнул мне на ухо Борис Иванович. – Согласно секретному «досье» старший лейтенант Семина нечувствительна к «сыворотке правды». По крайней мере, в привычном для Вас понимании. Так, пентонал натрия на нее не действует вовсе. Скополамин – очень слабо и т. д. Конечно, мы можем составить особый уникальный «коктейль», который проймет-таки нашу красавицу. Но, к сожалению, данный процесс займет несколько дней, а информация нужна немедленно!

– Она же еще тогда, на квартире сломалась, – так же шепотом заметил я.

– Не до конца, – возразил генерал. – Пока вы очищались в ванной от «…», Петр Васильевич провел с ней краткую беседу по специальной методе и убедился – эта ведьма невероятно хитра, изворотлива! Безумно любит себя «драгоценную», а посему даже под Вашим свинцовым взглядом способна утаить (или видоизменить) те факты, которые могут ей сильно повредить. Нам же нужна полная информация, исчерпывающая, без каких-либо пробелов и искажений… Так что попейте пока кофейку и, прошу Вас, не вмешивайтесь! – Нелюбин пододвинул ко мне вместительный термос и чистый пластиковый стаканчик.

Я налил себе кофе, закурил сигарету и принялся наблюдать за действом, именуемым на языке дознавателей «Тварь дрожащая». Суть его заключалась в следующем: если по каким-либо причинам не было возможности использовать психотропные препараты, то человека ломали морально, превращая его в безвольное, трясущееся существо, в котором запредельный ужас вытеснял все прочие мысли, чувства, волевые установки и заставлял откровенно отвечать на любые заданные вопросы. Иногда приходилось применять и физическое воздействие (проще говоря, пытки), но не в качестве основного аргумента, а как своеобразное дополнение к жесткому, психологическому прессингу. Срабатывало это, разумеется, не со всеми, а только если удавалось точно определить психотип «ломаемого» и найти в нем слабое звено.

В данном конкретном случае, коли Васильич правильно разглядел в Семиной безумную любовь к себе «драгоценной», мы могли не сомневаться в успехе. Зрелище, однако, предстояло не из приятных…

Мордовороты в фартуках тем временем крепко прикрутили Вику к упомянутому «стулу». По-прежнему молча притащили большую плоскую емкость с тлеющими углями, вязанку колотых дров и объемистую бутыль с маслом.

Первый, ростом повыше, принялся старательно раздувать угли, а второй, пониже, откупорил бутыль и плеснул немного масла на мокрое от пота тело.

– Что… Что вы собираетесь со мной делать?! – внезапно прекратив истерику, простонала Семина.

– Волосы будем удалять? – проигнорировав ее вопрос, обратился «высокий» палач к напарнику.

– Обязательно. А то быстро займутся, – поморщив узкий лоб, ответил тот и достал откуда-то из-под фартука допотопную механическую машинку для бритья новобранцев.

– Надо бы ножницами сперва, а то хреновина старая – с корнем повыдирает, – с сомнением в голосе заметил «высокий».

– Брось дурью маяться, – презрительно сморщился «второй», – настоящую боль она испытает, когда «жаркое» делать начнем. А это – ерунда, цветочки.

– Товарищ генерал!!! Петр Васильевич!!! Дима!!! – до предела развернув шею в нашу сторону, закричала Семина. – Прекратите!!! Умоляю!!! На дворе двадцать первый век!!! Не будьте варварами!!!

– А изнасиловать и зверски растерзать пятнадцатилетнюю девочку – не варварство? – холодно осведомился Нелюбин. – А отравить соблазненного тобой человека, подвести его под «вышку» – верх цивилизованности? Если бы ваш план сработал, Корсакова отправили бы вон туда, живого. – Борис Иванович указал на отсек с кремационной печью и резко скомандовал: – Брейте! Пора переходить к основной части нашей программы!

Под аккомпанемент болезненных воплей, палач с машинкой усердно принялся за работу. В сторону полетели клочья волос, и, спустя минуты, от роскошной Викиной шевелюры не осталось и следа. Вопли сменились скулежом побитой собачонки. На наголо обритой, кровоточащей голове дико таращился круглый от ужаса, неповрежденный глаз.

– Раздвигай станок, – распорядился «высокий». Его напарник нажал на «стуле» какой-то рычаг и тот со скрежетом разложился в подобие койки.

– Спрысни, дабы не подгорела.

Семину щедро полили маслом из бутыли.

– Ну-у, приступим, – пыхтя от натуги, оба палача задвинули под «койку» емкость с раскаленными углями и потянулись за дровами.

– И-И-И-И-И-И!!! – от надрывного визга Семиной у меня заложило уши.

– Пожалуй, достаточно, – шепнул Логачев Нелюбину. – Она дошла до кондиции. Переборщим – сойдет с ума.

– Тогда за дело, – разрешил генерал.

Васильич знаком остановил палачей, прошел в пыточный отсек, склонился над «койкой» и, вцепившись в провокаторшу свирепым взглядом, начал грубо, отрывисто задавать вопросы…

Глава IV

– А кто те трое, в клетках? – спросил я Логачева с Нелюбиным, когда, получив записи наркодопросов «черноволосого», «обезьяны» и исчерпывающую информацию от «твари дрожащей», мы покинули мрачное подземелье и направились к лифту.

– Статисты, – лаконично ответил Васильич.

– ???!!!