А еще был случай… Записки репортера

* * *

Никогда не суди с первого взгляда ни о собаке, ни о человеке. Потому что простая дворняга может иметь добрейшую душу, а человек приятной наружности может оказаться редкой сволочью.

    Владимир Высоцкий.

Днем в воздухе потянуло дымком. Я зашел на кухню. Поинтересовался:

– Это у вас печка дымит?

– Нет, мы не чувствуем.

Прошло еще немного времени. Запах дыма усилился. Проверил: костры ребята не жгли, спичками не баловались. Что за напасть?

Позвал нескольких старшеклассников.

– Чувствуете дым? Надо разведать, что случилось. Хорошо бы залезть на дерево и посмотреть, не горит ли где.

Через несколько минут с высоты раздался крик:

– Есть дым. Тайга горит…

– Посмотри направление и слезай, – прокричал я в ответ. Мне было боязно – как бы мальчишка не свалился с высокого кедра.

Мы прикинули. Оттуда, где бушевало пламя, ветер дул в нашу сторону. К нам спешил огонь. А лесной пожар – сила неодолимая.

Собрались старшеклассники, пионервожатые, наша вооруженная охрана. Вопрос один: что делать? В то время не существовало сотовых телефонов, интернета, скайпа. У нас не было связи, не было транспорта. Расстояние до города – половина сопки. Между нами огонь. Надеяться мы могли только на свои силы и свое бесстрашие.

Я рассказал, о чем думаю. В первую очередь, никакой паники. Малыши начнут хныкать, плакать, звать маму. Каждая девочка берет на себя одного малыша и становится ему мамкой.

Держимся до последнего. Надеемся, что из города к нам доберутся. Когда стемнеет, малышей надо уложить спать в одежде и обуви. Чтобы в случае чего встали и пошли.

Очень важно. Как мы будем уходить. Мы пойдем вниз по речке. Вода предохранит нас от жары. Три-четыре самых крепких старшеклассника пойдут впереди. Щупать дно и в случае ямы показывать, как ее обойти. Столько же пойдут сзади, в хвосте. Отлавливать тех, кто отстал. Пионервожатые двигаются со своими отрядами. Я пойду в середине, понесу малышей. Повар приготовит каждому из нас сухой паек.

Специально для вооруженной охраны. Может случиться, что к нам выскочит зверь – он будет спасаться от огня. Разрешается по нему стрелять. Но прежде всего начинайте кричать. Изо всех сил. Мы выбежим из палаток, зверь увидит, как нас много, и помчится в тайгу. Ну, а если это окажется не зверь, а сбежавший заключенный, – детей, надеюсь, он не тронет.

Сейчас предлагаю разойтись по палаткам и полежать, отдохнуть. А кто сумеет – поспать. Ночь предстоит очень трудная.

…Опускались сумерки. Темнело. Все отчетливее становился виден лесной пожар. Ветер дул в нашу сторону. Огонь приближался.

Я стоял и с горечью представлял себе, что делается у подножия сопки. Там бились в истерике дедушки и бабушки, мамы и папы, учителя, воспитательницы, соседи этих детей, оказавшихся в огненной западне. Сколько там слез, воплей и попыток броситься в тайгу на спасение!

Дым становился гуще. Я тянул – надеялся на помощь, которая успеет подоспеть. Решил: когда от дыма начнут кашлять малыши, встаем и уходим.

…Дышать стало совсем трудно. Я вышел на площадку перед палатками и закричал:

– Всем встать! Уходим!

Дети зашевелились, забегали. Стали строиться по отрядам. Девочки побежали к малышам.

И тут я вроде бы услышал рев мотора. Стал прислушиваться. Подбежал мальчик:

– Илья Борисович, машина идет!

– Ты слышишь?

– Да, уже совсем близко!

Среди деревьев засветились автомобильные фары.

Они пришли!

Несколько железных “студебеккеров”, остатков американской военной помощи по ленд-лизу, пробились через лесной пожар. Пробились, чтобы спасти детей.

Началась суета. Мы торопились быстрее рассадить ребятишек по машинам, чтобы они поскорее покинули опасное место.

Я оставался. По молодости лет боялся бросить в тайге государственное имущество. Машины уезжали. Ко мне подходили старшие мальчики, спрашивали разрешения остаться со мной. Я запрещал. Не хватало мне еще детьми рисковать.

Лагерь опустел. Тишина. Неподалеку горит тайга. Кругом дым. Брожу я вокруг палаток, слышу – неподалеку что-то урчит. Струхнул: не медведь ли забрел, спасаясь от огня? Выставил перед собой малокалиберную пукалку, подошел к валуну, откуда шло урчание. Заглянул. А там спит наш паренек и храпит во все горло. Разбудил его. Пошли осматривать территорию. Еще троих нашли. Оказалось, на машинах-то они из лагеря уехали, но по пути спрыгнули и вернулись ко мне.

…Ветер подул в другую сторону. Пожар остановился. Надо было убивать время, пока за нами приедут. Расставили по пенечкам старую тару, стали стрелять. Но тара кончилась. Из кухни прокричали, что там осталось много банок сгущенного молока.

– Несите сюда, – сказал я. – Мы с ним сейчас расправимся.

Мальчики пришли, стали расставлять банки по пенечкам. Мишени.

– Что вы делаете? – изумился я. – Там же сгущенка. Открывайте, ешьте!

Ребята продолжали свое. Сказали только:

– Все уехали. Не можем же мы их сгушенку есть. Лучше постреляем…

* * *

Иногда хватает мгновения, чтобы забыть жизнь, а иногда не хватает жизни, чтобы забыть мгновение.

    Джим Дуглас Моррисон.

Прошло много лет.

В двери моего кабинета постучали. Просунулась голова:

– Извините, я ищу Илью Борисовича Геймана…

– Заходите, это я.

Зашел незнакомый мужчина средних лет. Сказал:

– Я вас не узнал. Вы меня тоже, конечно, не узнаете. Мы были знакомы очень давно. В пионерском лагере. На сопке.