А еще был случай… Записки репортера

Я принялся отбиваться.

– К сожалению, не смогу вам помочь. Много работы в редакции, да к тому же я и преподаю в университете. Нет времени, хоть убейте!

Но какой мужчина устоит перед настойчивой женщиной? В итоге я согласился при одном условии: в качестве гонорара мне покажут всю колонию.

Я приехал за пару часов до выступления. Администрация оказалась порядочной – мне, действительно, показали в колонии все. Сейчас не время описывать увиденное. Расскажу об одном – о детских яслях. Прямо на территории стоял уютный домик с площадкой для игр. В нем жили дети заключенных. Ясли были ухоженные, с игрушками, хорошей кухней. Зечки-матери приходили сюда раз в неделю и нянчились со своими ребятишками.

В этой колонии я снова оказался в большом зале. Но тон в нем был совсем не тот. Женщины принарядились, позаботились о прическе.

Я рассказывал им о многом. В основном, о загранице, потому что в те годы даже людям свободным вход туда был запрещен. Но, выступая, я старался делать уклон больше в женскую сторону – о моде, нравах, магазинах, пище. Даже, зная, что администрации это не понравится, рассказал о квартале красных фонарей в европейском городе.

* * *

Открыл сегодня книгу я,

И прочитал я в ней:

Бывали хуже времена,

Но не было подлей.

    Н. Некрасов

Утром с не совсем свежими после вечерней выпивки головами мы тронулись в путь со станции Пивань. За окном вагона проплывали дикие пейзажи. Горы, тайга, занесенные снегом болота…

Такой была не только местная природа, но и жизнь, судьбы людей, строивших эту железнодорожную магистраль. Стройка была не из рядовых. Она имела особо важное значение. Создать эту дорогу – прямой выход к Тихому океану – решил Государственный комитет обороны в трудном военном 1943 году. А подписал постановление сам Сталин.

Что могло быть важнее этого?

Строительство шло по дикой местности – ни одного жилого дома на всем пути, ни одной дороги, ни одной тропинки. Ни одного огонька, у которого можно было бы согреться хотя бы душой.

Глухой, угрюмый край.

В него со всей Сибири, Дальнего Востока, средних областей России стали свозить заключенных – главную рабочую силу. Они ехали и шли туда, где не было жилья, еды, элементарных бытовых условий. Но где морозы пробирали до костей, где спать приходилось в наскоро вырытых ямах, где людей косили болезни и преследовала смерть.

“Новоселы” валили лес и сходу строили бараки лагерей, прокладывали местные дороги и тянули, тянули железнодорожную магистраль. К Тихому океану, к глубоководной бухте Ванина. Ради которой, по приказу Сталина, была затеяна беспримерная стройка. Прокладка одного километра этой трассы была равносильна сооружению десяти километров в центральных областях России.

Я никак не мог понять, кому потребовалась эта железная дорога в разгар войны? Кто жаждал погубить в тьмутаракани множество человеческих жизней? По какой срочной надобности пригнали сюда десятки тысяч заключенных?

Мне кажется, дело обстояло так.

Заканчивался второй год войны. Несмотря на героизм народа, национальные ресурсы страны истощались. Многое было потеряно на оккупированных территориях. Миллионы крепких мужчин покинули свои рабочие места, ушли на фронт. Миллионы сложили головы в боях.

Нужна была помощь. Откликнулась Америка – богатая, высокоразвитая страна. Она заключила с Советским Союзом договор о помощи по системе ленд-лиз.

До развала СССР ленд-лиз упоминался у нас с большой неохотой. Это было как бы из области стыдного. Потому что, как утверждалось, войну мы выиграли сами, без посторонней помощи.

И это было неправдой. Потому что Штаты передали нашей стране, ездившей на лошадях, почти полмиллиона грузовых и легковых автомобилей, почти 15 тысяч самолетов, огромное количество танков, пушек, пулеметов, радиостанций, очень много продовольствия.

Американцы поставили на поток строительство грузовых кораблей типа “либерти”. Пароходы предназначались специально для перевозки военной техники и провизии в помощь Советскому Союзу. Эти суда одно за другим уходили из доков прямо под погрузку. С оборонной поклажей для русских они плыли от западного побережья США через Тихий океан к советскому берегу. Во Владивосток, Находку, Камчатку…

К слову, я однажды побывал на “либерти” и знаю, что он из себя представляет. Мы швартовались в каком-то из европейских портов и я заметил у причала советское судно. Порт приписки разглядеть не успел, но название говорило само за себя: “Валерий Чкалов”. Я показал на него капитану.

– Это “либерти”, – сказал он. – Плавает с военных лет. Их почти не осталось. Позже сходим к землякам, познакомимся.

Судно оказалось из Владивостока. Наверное, в конце войны оно привезло последний груз и осталось у наших берегов. Команда хвалила свой корабль: много удобств для членов экипажа, хорошо ведет себя на волне в непогоду.

Но вернемся к нашей истории.

Поточная линия строительства “либерти” совершенствовалась, все больше кораблей уходило в море с военным имуществом. У русских возрастали проблемы с их разгрузкой в своих портах.

Подумать только! За годы войны морским путем были перевезены по ленд-лизу 17,5 миллионов тонн грузов для Советского Союза.

И тогда возникла идея бухты Ванина. Бухты глубоководной, не требующей дноуглубительных работ, защищенной от происков стихии. Ставь у берега причалы и пакгаузы, да разгружай корабли с американскими товарами.

Однако, как выяснилось, разгрузить – лишь полдела. Главное: все привезенное оружие, боеприпасы, технику, медикаменты нужно как можно быстрее перевезти в европейскую часть страны, ближе к фронту.

А везти-то и не на чем. Никаких дорог от бухты Ванина до цивилизации нет.

Ответ на мой вопрос понятен. Несмотря ни на что надо тянуть железнодорожную колею от порта до Комсомольска-на-Амуре. Там начинается нормальная магистраль. Путь от Тихого океана до линии фронта.

* * *

Лишь сумма преодоленных препятствий является действительно правильным мерилом подвига и человека, совершившего этот подвиг.

    Стефан Цвейг.

Поезд двигался, поглощая километр за километром. Пейзаж за окном все тот же: сопки, тайга, заснеженные болота.

Но вот неожиданность. Мы остановились. Станция. На мороз выходить не хотелось. Посмотрели в окно – ничего необычного. Да и пассажиров не видно – никто не выходил из поезда, да никто и не входил. Значит, сейчас поедем.

Прошло десять минут – стоим. Прошло двадцать…

– Почему стоим, не знаете? – спросил я у соседа, явно местного.

– Дело известное, – ответил он. – Видишь, женщина на перроне рыбой торгует? Ее муж – дежурный по станции, в красной шапке. Так вот, пока жена рыбу не продаст, он поезд не отправит.

– А расписание?

– Нет тут расписания. Дорога государственной комиссии не сдана. Каждый на своей делянке распоряжается по своему.

…Я задремал. Не слышал, когда поезд тронулся. Открыл глаза и увидел, что пейзаж за окном вроде бы начал меняться. Вдали виднелся лагерь. Или ИТЛ, как учил меня полковник.

Потом еще один, еще…

Вагон вроде как качнуло – пассажиры бросились к окнам с одной его стороны. Я – за ними.

Там, за окном, на пригорке был женский лагерь. В одну линию выстроились женщины, стали в позу, задрали юбки и провожали нас голыми задницами. Что они хотели этим сказать? Что презирают тех, кто еще на свободе? Что жалуются на свое дерьмовое житье-бытье?