Возврата к старому не будет

– На чем же ты стал бы возить торф? На корове что ли? – спросил Николай.

Петр сделал паузу, выражение лица его стало серьезным, на впалых щеках от самых глаз образовались глубокие борозды, ответил:

– Зачем на корове? Это не послевоенные 1945-46 годы. Сейчас, слава богу, тракторов и автомашин уйма. Шоферы иногда приедут в гости, поставят автомашину под окно и гостят по три-четыре дня. То же самое с тракторами МТЗ, которые после работы и в выходные дни стоят под окнами трактористов. А сколько этого добра проходит за день через кордон. С любым договаривайся. За бутылку любой сделает один рейс в пять километров. Это на первых порах. А со временем появилось бы все свое. Последнюю корову, дом – все бы продал и купил бы в колхозе брошенный трактор с тележкой. Плуг, борону можно в чермете из металлолома подобрать взамен ржавого железа, а его найти можно – везде валяется.

– С кем же ты стал бы работать? Нанимать рабочих нельзя, эксплуатация чужого труда, – сказал Николай.

– Я и нанимать никого не собираюсь. Два зятя, племянник, их жены, детишки. Летом много своих едут в отпуска, справились бы и без найма. Стал бы выращивать хлеб, лен, картошку. Построил бы животноводческую ферму, полностью механизированную. Разбогател бы, купил десятка два коров, штук пять лошадей, овец и свиней. Появился бы навоз. Мечты, мечты, где ваша сладость, – закончил Петр. – Возврата к старому нет и не будет.

– Хорошо, что деревню вспомнили после смерти Сталина. Кто о нас, крестьянах, позаботился, спасибо тому, – снова продолжал Петр, а он поговорить любил. – Говорят, что Маленков с Хрущевым и Булганиным. А то ведь дело доходило до полного разорения. Я грешным делом тоже мечтал уехать в Крым. Там у меня две дочери живут. Я за одну корову, двух овец платил две тысячи рублей налога – мясо, молоко, шерсть, яйца. Налог был на все: на пчел, яблоню, вишню. На трудодни ничего не доставалось, а платить надо было. Работникам райфо в то время можно было позавидовать. У каждого в деревне все пронюхают. Только родились трое ягнят, а они уже знают какой они масти, серые или рыжие. Зато сейчас благодать, никто не спрашивает и ничем не интересуется.

Я считаю, самое главное сейчас, Николай, – менять форму хозяйствования как колхоза, так и совхоза. Искать что-то новое, не шаблонное, а реальное. Пусть это будет государственное или кооперативное хозяйство. В том и другом хозяйстве надо ставить всех в зависимость от урожая, животноводства, дохода хозяйства. Дать свободу действий директору совхоза или кооператива, чтобы он был полноправным хозяином. Оплату производил не по этим путаным нормам, расценкам, составленным в Москве людьми, не знающими деревни. Иногда эти расценки до смешного доходят. Какой-то головотяп установил норму подачи сена на стог семь тонн. Вот этого составителя и заставить бы стоговать. Да и вообще много казусов, что не страница, то абсурд.

Директору надо разрешить в зависимости от вида работ и времени года самому производить оплату. В два-три раза увеличить зарплату ему самому, дать ему личные фонды. Какой же он хозяин – получает 170–180 рублей. Сейчас шоферы зарабатывают больше 300 рублей. С 180 рублей он платит подоходный, партвзносы и профсоюзные, еще разного рода сборы, то Красный Крест, то МОПР, то НОТ – всего не перечислишь. То человек умрет или дом сгорит, тоже сборы. Директору не платить неудобно. У него от зарплаты и остается шиш.

Еще забыл, надо выписать газеты, журналы, заплатить за квартиру, свет и газ и так далее. Да у него еще каждый день гости. Едет к нему районное начальство, прихватывает и областных начальников. Если их всех пересчитать, то пяти зарплат не хватит. Мне жена знакомого директора рассказывала, что не поспевает со стола убирать. Только и знает, что кормит, поит и бегает за водкой. Вот директор и крутится как белка в колесе. Деньги нужны, а где их брать, в совхозе все государственное, зарплата маленькая. Его, как Остапа Бендера, заставляет нужда думать, где взять денег. В наше время попробуй кого-нибудь не угостить. Один пошлет ревизию, все переворошат, как царская полиция. Другой не даст запчастей. Третий такие планы преподнесет, что как волк в феврале завоешь. Четвертый лишит новой техники. Пятый, шестой, седьмой вообще скажет, что товарищ не внушает доверия, надо заменить. Вылезай из собственной шкуры, а угощай.

Вот директор и мудрит, хитрит и кое с кем из проходимцев заводит грязные дела. Проходимец для директора сделает на сто рублей, а себе в карман две сотни положит. Так директора часто и сходятся с нечестными людьми и залазят в петлю. Этот негодяй будет прибирать к своим рукам все, что близко лежит. Ему директор не помеха. Он его на поводу держит.

Если бы у директора свой фонд был, он поручил бы завхозу организовать угощение. Перед бухгалтерией отчитался бы по официальному счету из столовой или магазина. Все законно, все официально. Сейчас любого директора можно сажать без суда и следствия. Все нашли лазейки. Но, поверь, директор не виноват. Необходимость вынуждает его хулиганничать. Вначале он переживает, может быть, ночами не спит, со временем свыкается, думает, что так и надо.

В колхозе это значительно проще. На заседании правления председатель колхоза утверждает отчет, что израсходована на угощение такая-то сумма. Члены правления кричат «утвердить». Тут брат генеральный прокурор не подкопается.

– Ты, Петр Павлович, упрощаешь все, – сказал Николай. – Так можно утвердить, что сегодня съели барана, а завтра – быка, выпили столько-то ящиков коньяка.

– Так все и бывает, – ответил Петр. – Ничего не упрощаю. Сам больше десяти лет был членом правления.

– И голосовал? – спросил Николай.

– А куда деваться. От дождя не в воду, – ответил Петр. – А сейчас, Николай, давай спать. Поговорили мы с тобой по-мужицки, по-крестьянски. Наговорились досыта, отвели душу. Земли нашей и вашей деревни скоро зарастут лесом. Лес на них вырастет добротный и расти будет быстро.

Утром Николай распрощался с гостеприимными хозяевами и ушел. На востоке еще чуть алела неширокая полоса бледно-розовый зари. Ему очень хотелось пройтись по знакомым местам, по знакомым лесным покосам. Ведь когда-то в радиусе семи километров он отлично знал весь лес, все дорожки и тропинки. Когда он удалился в лес на три-четыре километра, у него защемило сердце. Все заросло лесом. Нет больше тех дорог и тропинок. Ничего знакомого не осталось. Где раньше были молодняки ели и березы, там уже шумел спелый лес. От лесных покосов не осталось и следа. Они заросли ивой и ольхой.

По лесу Николай ходил до обеда. Затем вышел в поля. Где раньше леса не было, кругом были деревни и поля. Его взору представилась печальная картина. Во многих деревнях сиротливо стояли по одному-два старых обветшалых дома, сгнившие, с провалившимися крышами сараи. Некоторые деревни можно было узнать по разбросанной кирпичной щебенке и стоявшим, как часовые, деревьям липы, рябины и черемухи.

Николай пешком дошел до города. С тяжелыми, удручающими впечатлениями снова уехал на Курилы. Со словами: «Новая Родина – Курилы. Деревни нет, нет больше и прежней Родины».

Сосновские аграрники

Начато в апреле 1976 года

Глава первая

На большой площади раскинулись Муромские леса. Старики говорят, начало они берут в Мордовии, пересекают Горьковскую область. Уходят за реку Ока во Владимирскую область и дальше до Москвы.

Лес как лес. На первый взгляд он кажется однообразным, но трудно найти похожие друг на друга лесные площади и отдельные деревья. Всюду резкое разнообразие. Бора сменяются раменями и болотами. Лесные массивы изрезаны непересыхающими ручьями, речушками и реками. Питанием им служат болота и заболоченные поймы, которые в периоды весенних и осенних паводков перенасыщаются водой, а затем медленно, словно по установленной норме, отдают воду.

В лесных глухоманях на больших площадях раскинулись живописные озера карстового происхождения с прозрачной чистой водой и речными видами рыб. Много озер специфических, с причудами. В отдельные годы вода из них уходит. На большой площади озера остается одна воронка с водой. Она походит на жерло вулкана. Вместе с водой уходит рыба. Как правило, весной такие озера наполняются водой, и снова появляется рыба. Набор рыб в этих озерах разнообразен: окунь, щука, лещ, ерш и язь, карась, линь, вьюн и так далее. Животный мир в лесу еще разнообразнее. Здесь встретишь медведя и кабана, лося и волка, рысь, выдру и бобра, куницу, енота и барсука, не говоря о лисе, зайце и белке. Да разве всех перечислишь. Птиц – от больших глухарей до маленьких клестов – множество.

С незапамятных времен в этих лесах на супесчаных и песчаных почвах образовались русские деревни и села. Русская земля, родное поле издавна кормили здесь только трудолюбивого и бережливого мужика. Бедным и лодырям приходилось туго. Каждый аршин земли мужиком отвоевывался у леса с большим трудом. Лес в этих местах считался врагом земледельца. Стоило мужику запустить поле на пять-шесть лет, как оно снова зарастало лесом.

В лесных деревнях и селах издавна привились лесные промыслы. Одни артелями строили смолокуренные мастерские. Гнали смолу, деготь, скипидар. Другие нанимались на зиму на заготовку и вывозку леса. Многие были кустари. Делали из дерева необходимые предметы обихода: бочки, кадушки, телеги, сани и так далее. Всего не перечислить, что делал кустарь из дерева. Основное направление сельского хозяйства как мужика-единоличника, так позднее и колхозов было скотоводство. В лесах сенокосных угодий много. Только расчищай – не ленись, всегда с сеном будешь.

На песчаных и супесчаных подзолах пшеница не росла. Сеяли неприхотливые культуры: рожь, овес и ячмень. В отдельные годы снимали рекордные урожаи. Сеяли просо и гречиху, тоже на больших площадях. За труд и пот земля вознаграждала. Народ в лесных деревнях славился удалью, трудолюбием и выносливостью. Люди там росли крепкие, закаленные.

Сосновский район Горьковской области снова был организован в марте 1965 года. Территория его разделялась на две части: лесную и полевую. Лесная часть находилась на песчаных и супесчаных почвах, окруженных Муромскими лесами. В полевой – глины и суглинки. Поля в водораздельной зоне реки Оки были изрезаны множеством оврагов и небольших речушек, давно пересохших с уничтожением леса. Район организовался вновь спустя три года. В 1962 году его разделили на две части. Одну часть отдали Вачскому району, другую – Павловскому, а затем снова укрупнили и из пяти районов сделали один – Богородский. В полевой части района или, как называли, «в полях» находились три крупных совхоза: «Панинский», «Сосновский» и «Барановский». В лесной части или «в лесах» – три колхоза: «Николаевский», «Рожковский» и «Венецкий».

Секретарем райкома стал местный человек Чистов. Свою партийную деятельность начал с инструктора райкома, а трудовую – со счетовода колхоза. Уже в возрасте за сорок окончил высшую партийную школу, а в сорок семь – сельхозинститут. Председателем райисполкома он взял себе однокашника по партийной школе, с которым поступил учиться в институт. Бойцов был такого же возраста. Человек себялюбивый, эгоистичный и жадный. В общем, подобрал под стать себе.

В качестве секретаря райкома Чистову предлагали другой район, но он решил ехать на свою родину, в родной район. Его привлекала не партийная работа, а личный дом и сад. Его манила частная собственность, которая тянет нас всех, как магнит ржавую консервную банку. Дом у него был небольшой, полезной площадью всего не более 20 квадратных метров, но, главное, свой, изолированный от соседей с той и другой стороны большим пространством и садом. «Ни слышимости, ни видимости, кругом полная изоляция», – думал Чистов.

За три последних года, как уехал из Сосновского в Сергач, он достаточно хлебнул горя в благоустроенной квартире в большом доме. Кругом глаза и уши. Кто бы чего ни привез, ни принес, об этом через час узнавал весь 80-ти квартирный дом. Начинались разговоры, шушуканья. Без принесенного и привезенного жить нельзя. С голоду не умрешь, но и от зарплаты ничего на черный день не сбережешь.

Сосновский район Чистову был знаком как свой маленький дом. Он знал не только все деревни и всех людей. Он знал луга, леса и даже болота. Он знал, с кем надо начинать жизнь во вновь организованном районе. Кому можно доверять как себе, а кому – нельзя. Он знал и о том, что сельское хозяйство в районе находится в запущенном состоянии. Маленькие колхозные хозяйства за тридцать лет существования стали примеряться к коллективной жизни, и кое-где дела шли неплохо. С организацией совхозов все резко изменилось в худшую сторону. Если в колхозе всем находили работу на круглый год, то в совхозе штат сразу укомплектовали по директивным указаниям свыше. Остальной народ стал считаться сезонным. На первых порах руководство области, районов и совхозов считало, раз совхоз – государственное хозяйство, то пусть государство и финансирует. У государства денег много. Если не хватит, то напечатают. С организацией совхозов все примитивные кустарные колхозные мастерские были ликвидированы как ненужные. Руководство района говорило: совхозы должны заниматься только сельскохозяйственным производством.

Анатолий Алексеевич Чистов во вновь организованный Сосновский район приехал председателем организационной комиссии, так как по уставам и инструкциям секретарь райкома партии не назначается, а избирается. Фактически же обкомом партии он был назначен. Следовало только соблюсти формальности. Провести партийные собрания во всех партийных организациях района с выбором делегатов на районную партийную конференцию. Провести районную партийную конференцию. Огласить подготовленный заранее список коммунистов, входящих в состав пленума. Выступать против власти дураков нет. Народ что постарше хорошо помнит сталинские времена. У нас диктатура пролетариата пока не отменена. Коммунисты все понимают, умные молчат, а дураки ни о чем не думают.

Вместе с Чистовым приехал и Бойцов Иван Нестерович, назначенный председателем райисполкома, но пока неформально, то есть без проведения выборов. Партийная конференция и выборы в местные советы пока не проходили, но товарищи работали, считали себя хозяевами района. Подбирали себе заместителей, укомплектовывали штаты райкома партии и райисполкома, всех районных организаций. Здание старого райкома партии было занято школой, райисполкома – детским садом, поэтому вновь организованные райком и райисполком заняли здание заводоуправления предприятия «Металлист». Заводоуправление выселили в цеховые конторы. К партийной конференции и выборам в местные советы были подобраны все работники.

До проведения выборов в советы и партийной конференции народ знал, кто кем работает и будет работать (к сожалению, это у нас распространено вплоть до ЦК партии и Совета Министров). На партийной конференции, а спустя неделю и на организационной сессии выборов в районный совет было официально объявлено и на следующий день уже напечатано в первом номере районной газеты «За коммунизм», что первым секретарем райкома КПСС избран Чистов Анатолий Алексеевич, вторым секретарем – Бородин Михаил Яковлевич, третьим – Сафронов Николай Михайлович, а также состав бюро и заведующие отделами. Председателем райисполкома избран Бойцов Иван Нестерович, его заместителем – Зыков Александр Михайлович. С сего дня Сосновский район стал правомочным и управляемым партийным руководством. Сеть сельских советов пока осталась без изменений.

После конференций Чистов пришел домой навеселе. Каждому делегату-коммунисту после конференции положен обед и 150 грамм водки. Избранному секретарю райкома с компанией приглашенных близких товарищей и представителю обкома партии водка не ограничивалась. Но Чистов, не зная присланных из области на руководящие работы товарищей и представителя обкома, выпил только 100 грамм, съел положенный обед. Ссылаясь на занятость, извинился перед товарищами, ушел. Находчивый Бойцов сидел в недоумении. Бросать стол и водку жалко, оставаться тоже неудобно. Секретарь ушел, а он же его не только правая рука, иногда мозг и все жизненно важные органы. Поэтому Бойцов наполнил 200-граммовый стакан водкой, встал на ноги, предложил выпить тост за всех здесь сидящих. Почти одним глотком выпил. Пожелал продолжать выпивку, а сам сослался на занятость и вышел. Попутно прихватил литр водки, подготовленной для делегатов. Недалеко от столовой догнал Чистова. Задыхаясь от быстрой ходьбы, проговорил:

– Анатолий Алексеевич, у нас какая-то несогласованность. Почему меня не предупредили, что вы пойдете?

– Виноват, Иван Нестерович, – ответил Чистов. – Я думал пробыть до конца вместе со всеми, но что-то мне эта компания приглашенных не совсем по нутру. Каташин, заведующий отделом пропаганды и агитации, ни с того ни с сего сел рядом и стал учить меня с чего начинать, как руководить районом. Сафронов сел по другую сторону, внимательно меня разглядывал, угощал водкой. Надо ко многим товарищам по-настоящему присмотреться. Да и ты, Иван, при первой встрече показал себя недостойно, пьешь целыми стаканами.

Оправдываясь, Бойцов говорил, язык его был непослушен:

– Анатолий Алексеевич, ничего особенного. Я же пил молча.

Они шли не спеша. При встречах с людьми молчали. Как отходили от них на почтительное расстояние, разговор продолжался. В маленький домик Чистова вошли оба, загородив узкий проход прихожей и столовой. Жена Чистова, Антонида Васильевна, женщина средних лет, изрядно упитанная, вышла из спальной комнаты навстречу мужу, улыбаясь, заговорила:

– Вот какая большая наша хата, вы, двое одетых, и я почти половину нашей жилплощади стоя заняли.

Чистов быстро разделся, снял ботинки и ушел на кухню к умывальнику. Высморкался, застучал металлический шток умывальника. Бойцов не раздеваясь подошел к столу, поставил пол-литра водки. Вытянулся как солдат перед командиром. Посмотрел в угол, где должны находиться иконы. Не найдя их, подумал: «А все-таки были у Чистова иконы, ведь полочка-то для икон приделана не для модели, чтобы мы глядели. Вторую бутылку не выставлю. Оставлю себе, завтра похмелюсь». Антонида Васильевна, уловив взгляд Бойцова на полке для икон, как бы оправдываясь, сказала:

– Когда дом выстроили, мать Анатолия собственноручно приделала эту полочку в угол и поставила икону. Икону мы убрали, а полочка до сих пор сохранилась. Раздевайтесь, Иван Нестерович, я сейчас приготовлю для вас закуску.

Бойцов не спеша разделся и сел за стол. С кухни вышел Чистов, поставил на стол три стограммовых стакана и литровую банку вишневого компота. Антонида Васильевна принесла тонко нарезанную колбасу, хлеб и соленые огурцы и, обращаясь к Чистову, спросила:

– Может быть, картошки пожарить?

За Чистова ответил Бойцов:

– Ничего не надо, Антонида Васильевна.

Бойцов наполнил стаканчики, чокнулись, выпили. Воцарилась тишина, слышалась работа челюстей.