Спасатели

Спасатели
Илья Александрович Земцов

Действие рассказа разворачивается на спасательной станции, которую следовало бы переименовать в «Приют браконьерам и пьяницам». За четыре года не спасено ни одного утопающего. Непонятно, как среди разврата, морального упадка и всеобщего головотяпства работает трудолюбивый, честный и ответственный пенсионер Афанасий Семечкин.

Я пришел с удочками. Выбрал место на свой вкус. Сидел и любовался темно-бурой гладью, беспрерывно двигавшейся между глинистыми берегами, покрытыми тонким слоем наносного песка. Она неслась могучим потоком. Утреннюю тишину нарушали крики чаек и проходившие мимо суда или проносившиеся моторные лодки, заглушавшие на реке все, как артиллерийская канонада во время войны. Легко было дышать потоками чистого утреннего воздуха, перемещавшимися из-за реки с полей и лесов.

Поплавок сносило течением и прибивало к берегу, поэтому через каждые две-три минуты мне приходилось закидывать удочку снова и снова, оправляя наживку. Рыба не хотела клевать. Я думал, что она сыта и завтракать моей приманкой не хочет. Но я упорно сидел и ждал клева. Недалеко от меня, с боку на бок покачиваясь на легкой зыби, стояла лодка «Казанка», привязанная к рельсу, высунувшемуся из-под земли одним концом. Я подумал, не лучше ли мне перебраться в «Казанку» и попробовать с нее. В это время к лодке подошел человек среднего роста, неопределенного возраста, с приятными чертами лица, светло-русый с рыжеватым оттенком. Он окинул меня взглядом с ног до головы, спросил:

– Рыбу ловите?

– Да, – ответил я.

– Бесполезно, тут ее, как я помню, никогда не было. Обратите внимание, насколько грязна вода, чего только она в себе не содержит и чего только на своей поверхности не несет.

Он наполовину вытащил из реки «Казанку», поднялся по откосу вверх и сел на скамейку. Я подошел к нему, тоже сел рядом.

– Вы тут работаете? – спросил я.

– Да. Четыре года назад вышел на пенсию и распрощался со своим ПТУ, где более тридцати лет проработал преподавателем. Дома сидеть скучно, вот и решил пойти на спасательную станцию. Числюсь матросом, исполняю обязанности кладовщика, завхоза, плотника и слесаря. Всего не перечислить. Моя фамилия Семечкин.

Если надумаете тонуть, то извещайте меня заранее, так как кроме меня здесь редко кто бывает, а если и бывают, то времени зря не теряют – едут ловить сетями рыбу или привозят женщин и пьянствуют. В здании спасательной станции всего четыре комнаты. Одна моя, кабинет начальника, медпункт и вахтенная. Пьянствовать-то приезжают во главе с начальником Осипидзе, четыре, редко три пары, всем нужны изолированные номера. Часто приходится и мне ключи от комнаты класть на алтарь молодого счастья.

– На чем же они ездят? – спросил я. – Автобус сюда не ходит, пешком недалеко, но дорога не совсем приятная – грязная, кругом все изрыто.

– Эх, дорогой мой собеседник. У нас все работающие трудятся на постоянке в других местах. Большинство шоферами на автоперегоночном предприятии. Вон, видите, у помещения станции стоят две «Волги», это их. Там они работают, а у нас отдыхают. Разъезжают на новеньких «Волгах» такси, только без номеров. Они там работают постоянно, и им все доступно, они хозяева. У нас они по совместительству, но зарплатой мы их тоже не обижаем, платим все сто процентов.

Надо сказать, парни молодцы, они нашей зарплаты домой не носят. Говорят, как приходит – пусть так и уходит. А приходит как. Вот сегодня, согласно графику, их должно дежурить пять человек: два моториста, два водолаза и матрос. Возможно, к обеду кто-нибудь один явится, а может и никого не быть. Вот и приходится мне отдуваться за всех.

– Как же вы спасаете утопающих? – спросил я.

– Мы их вообще не спасаем. Наш начальник говорит: если кому суждено утонуть, того не спасешь. Он у нас более дисциплинирован, два раза в неделю обязательно появляется на станции, это по работе на два, а иногда на три часа. Бывает еще и не по работе, я об этом уже говорил.

За четыре года моей работы мы ни одного утопающего не спасли. Спасают всех парни из ДОСААФ, когда они здесь, а мы в вахтенных журналах и отчетах пишем, что спасли мы. Они за это на нас не обижаются. Там больше юнцы: наши им курить никогда не отказывают, а иногда и подадут. У них даже помещения для обогрева нет. Сушатся и греются у нас, так что они нам жизнью обязаны. Если бы не наше помещение, их многих, может быть, и в живых бы не было.

На спокойную гладь воды с шумом вылетели два небольших катера. Влажный воздух над рекой наполнился пулеметным треском моторов. Все окружающее было заглушено их воем и треском.

Катера на большой скорости подошли к берегу и наполовину вылезли на песчаную косу. Один катер – спасательной станции, а другой – рыбнадзора. На сушу вышли четыре здоровенных мужика. Двое несли тяжелые намокшие сети, двое – еще живую рыбу, в основном стерлядь, в брезенте.

– Здорово, Афанасий Максимович, – крикнул Семечкину один, ниже всех ростом.

– Здравствуйте.

– Как много рыбы, – удивленно сказал я. – Двое с трудом тащат.

– Да разве это много. Это у них, надо сказать, небольшой улов.

Все скрылись в полуподвальном помещении спасательной станции.

– Вы не спешите? – спросил меня Семечкин.

– Да нет! – ответил я. – Спешить некуда, тоже на пенсии.

– На одной «Волге» поехали, – продолжал Семечкин. – Это заводской. Повезли продать часть рыбы. Сейчас будут уху варить и пьянствовать, а после обеда поедут за женщинами. А вот и начальник появился. Он рыбу и пьянку чувствует, как ворон падаль.

– Что же это такое, у вас здесь вроде и советской власти нет! – с возмущением выпалил я.

– Почему нет? – возразил Семечкин. – Недели три назад, впервые за мою работу, заехал к нам в воскресенье часов в двенадцать зампредседателя райисполкома Терешкин. Застал тут спящим единственного дежурного, разбудил его, он оказался пьянущим, грозился уволить. На этом все и кончилось, этот шофер до сих пор работает, даже взыскания не объявлено.

Еще к нам однажды заехал замначальника милиции Лисичкин. Этот действительно много шуму наделал. Всюду, как и всегда, обнаружил грязь, да разве наприбераешься. Только приберешь – сети в иле и песке затащат, да еще лодочные моторы и рыбацкую одежду, и снова непролазная грязь. А сколько здесь, особенно в выходные дни, побывает рыбаков-браконьеров, десятки человек! Все с грязными сетями, в грязных сапогах и так далее.

Кроме грязи Лисичкин нашел две 150-метровые сети, которые лежали на медпункте. Сети он забрал с собой. Вот здесь нашему начальнику, кажется, крепко досталось. Он целую неделю каждый день выходил на работу. Не знаю, насколько верно, но наши любители рыбалки говорили, что сети каким-то образом выручили обратно.

Медпункт у нас вот уже год как не работает. Мне кажется, так даже лучше, все равно никого не спасаем. По сравнению с прошлым годом стало больше порядка. Раньше творилось что-то невероятное.

Работала у нас одна фельдшерица. Звали ее Надя. Женщине уже под сорок. На первый взгляд порядочная, культурная по всем статьям баба. Спуталась с одним хулиганом, допризывником Гошкой, который работал у нас мотористом. Чтобы никому не мешать, на чердаке здания спасательной станции он оборудовал спальню. Устроил там дощатый топчан, унес туда с вахтенной матрац и одеяло. Лето было жаркое, каждый день стояла нестерпимая духота. Он и она каждый день ходили пьяные и в одних плавках. Она даже без лифа.

Я начальнику говорил: давай будем наводить порядок. Он мне ответил: зачем порядок, все равно никого не спасаем, пусть люди занимаются кому чем удобнее. Он старый холостяк, ему приятно на нее голенькую смотреть. А потом увидел, как он сам полез к ней на чердак. Думаю, вот почему тебе порядка не надо.

В день получки, 1 июня, собрался весь личный состав станции, за исключением тех, кто лишь числился работающим и на станции при мне никогда не появлялся. Когда они расписываются в ведомости на получение зарплаты – непонятно. Может, за них получает кто-то другой. В тот раз за зарплатой пришло большинство. Дай-ка, думаю, проведу с ними небольшое собрание и вскрою все недостатки.

Надя тоже вышла из своего медпункта. Сегодня она была особенно красива: помимо плавок на ней был светло-красный лиф. Так он шел к ее лицу – просто на удивление! Я сквозь очки внимательно оглядел ее красивое тело. Она мне улыбалась, показывая белые ровные зубы, и моргала то одним, то другим голубым глазом. Затем встала, потянулась, аж суставы заскрипели. Виляя задом, вернулась на медпункт. Я мысленно ругал себя, почему не начал своего выступления и не остановил ее. Все присутствующие жадным взглядом проводили ее до дверей, где она скрылась.

Тогда я начал:

– Товарищи, давайте проведем собрание по вопросу наведения дисциплины на спасательной станции.

Все посмотрели на меня со злобой и отчаянием. Начальник поднялся и сказал:

– Почему собрание? Зачем собрание?

– Как зачем? – растерянно промолвил я. – Вы только посмотрите, что у нас творится, – и показал рукой на дверь, куда ушла Надя.

– Ничего не творится! – снова перебил меня начальник. – Я вижу закрытую дверь и вывеску «Вход запрещен».

Все захохотали. Мероприятие, к которому я долго готовился, сорвалось.

В это время позвонили по телефону: «Приезжайте, зарплату привезли». Все кинулись к двум стоящим «Волгам» без номеров. Они у нас частые гости. Съездили, получили зарплату. Тут, как правило, пропивать было чего. Многие совсем не дежурили. Меня тоже пригласили:

– Давай, Максимович, и ты с нами. Хороший ты человек, наш воспитатель.

– Мне пить нельзя, начинает постукивать сердце. Хотя сто грамм все-таки выпью.

Подумал: «Заодно поговорю с ними».

Первую привезенную партию водки выпили, уехали за другой. Поговорить ни с кем не пришлось, потому что все мешали друг другу высказать свои мысли до конца. Я тоже много раз пытался навязать разговор, но меня никто и слушать не хотел.

После выпитых ста грамм на душе стало приятно, если бы были крылья, хотелось взлететь прямо в небо. В вахтенной, где пили, все говорили, курили, спорили. Дай-ка, думаю, уйду к себе да полчасика побуду в уединении. Зашел в свою комнату, только сел на кушетку, хотел пристроиться полежать, заходит ко мне Надя, садится рядом, бесцеремонно обнимает меня за шею и начинает целовать.

– Закрой, – говорит, – Афанасий Максимович, дверь на крючок, а то кто-нибудь зайдет, неудобно.