Забытая цивилизация Запада. Издание второе, дополненное

Около 4 ч. Утреня и службы после заутрени.

Около 4.30 Сон.

Около 5.45 до 6 часов Окончательный подъем (с восходом солнца), туалет.

Около 6 ч. Индивидуальная молитва.

Около 6.30 Первый канонический час.

Капитул (собрание монастыря):

* богослужебная часть: молитвы, вторая часть первого часа, чтение главы из устава или Евангелия на сегодняшний день с комментариями аббата, или, в отсутствие последнего, приора;

* административная часть: отчет должностных лиц монастыря, сообщение аббата о текущих делах;

* дисциплинарная часть: обвинение монахов, нарушивших дисциплину один раз за неделю: они каются сами, и их обвиняют братья – это обвинительный капитул.

Около 7.30 Утренняя месса.

С 8.15 до 9 ч. Индивидуальные молитвы.

С 9 ч. до 10.30 Третий час, за которым следует монастырская месса.

С 10.45 до 11.30 Работа.

Около 12.00 Трапеза.

С 12.45 до 13.45 Полуденный отдых.

С 14 ч. до 14.30 Девятый час.

С 14.30 до 16.15 Летом работа в саду, зимой, а также в плохую погоду – в помещениях монастыря, в частности, в скриптории.

С 16.30 до 17.15 Вечерня.

С 17.30 до 17.50 Легкий ужин, за исключением постных дней.

Около 18 ч. Повечерие.

Около 18.45 Отходят ко сну. (А спали монахи одетыми, чтобы в любой момент быть готовым к молитве).

Именно благодаря монахам не только в монастырях, но и за их пределами распространяется новый ритм жизни, в котором чередуются работа и развлечения, молитва и праздность. Вводится неделя. По аналогии с Книгой Бытия и с Сотворением мира: шесть дней работы, потом день отдыха. Соблюдение правила воскресного отдыха становится вскоре обязательным для всех христиан.

Нужно отметить, что в монастыре царила тишина, прерываемая лишь ударами колокола, пением псалмов или церковной службой. Никаких светских бесед, тем более праздной болтовни. Даже в случае необходимости. Полное безмолвие. В некоторых орденах новичок, принятый в общину в течение трех дней в облачении лежал распростертым на полу неподвижно, храня «сугубое молчание».

Монахи, не без основания, считали, что «замкнутые уста есть условие покоя сердца», а молчание – мать всех добродетелей. И чтобы не нарушать тишины, для передачи информации они использовали либо деревянную дощечку, покрытую воском (ее носили на поясе), либо язык жестов. В Клюни насчитывалось 35 жестов для описания пищи, 37 – для людей, 22 – для одежды, 20 – для богослужения и т. д. Поскольку жестов не хватало, в ходе такой «беседы» приходилось проявлять недюжинную догадливость. Например, одним и тем же жестом (проведение пальцем от одной брови к другой) обозначалась женщина и… форель. Этот жест напоминал собой женскую головную повязку. Тот же знак служил для обозначения Пресвятой Девы Марии. Чтобы попросить хлеба, нужно было соединить большой и указательный пальцы (т.к. хлеб круглый), получался знак типа окей, а если уж захочешь молока, тогда соси мизинец (аки младенец материнскую грудь).

Однако в этой тишине не было ничего мрачного, тягостного, тем более, зловещего. Ведь души людей были открыты Богу, а значит, открыты и всем другим живым существам. «Никогда я не знал людей более радостных, открытых, менее одиноких, чем эти отшельники в кельях», – пишет современник.

Устав

Затерянный меж высоких гор, в лесной глуши или среди песков пустыни монастырь представлял собой настоящее государство. Пусть и маленькое. У него была своя Конституция – Устав святого Бенедикта, свой Президент – аббат, свои правила организации жизни. В основном они были прописаны еще Бенедиктом. Говоря об Уставе, комментаторы обычно останавливаются на широких властных полномочиях аббата. Мы же, отметив этот факт (а иначе и быть не могло, учитывая суровые реалии VI века, когда он писался), попробуем взглянуть чуть шире.

Так, монах, безусловно, должен выполнять указания аббата. Но! Если старший приказывает нечто, «невозможное» для выполнения – и морально, и физически, – то монах имеет право возразить ему, (конечно, «без высокомерия или постоянного духа противоречия»), а также «воззвать к совести». И вообще проявлять послушание он должен лишь там, где «не замечает греха». То есть монах не обязан повиноваться аббату, если тот не соблюдает устав (Конституцию).

И далее из Устава: «пусть строгость учителя показывает в аббате нежное расположение отца: необученных и неспокойных он должен обличать строго; послушных, кротких и терпеливых умолять – да преуспевают на лучшее; а нерадивых да запретит запрещением». Еще раньше, до Бенедикта, около 440 года, папа Лев I закрепляет важный, абсолютно демократический принцип: «Каждый, кому предстоит управлять, должен быть избран всеми, кем он призывается руководить». Спустя много веков, другой папа, Иннокентий III, подтверждает: «То, что касается всех, должно быть обсуждено и одобрено всеми».

Так что для решения важных вопросов собирались все, включая самых молодых. Как завещал Бенедикт, «Ибо часто Бог возвещает наилучшее решение устами молодых».

Никто никогда не мог выставить собственную кандидатуру – ни косвенно, ни тем более открыто. Тот, у кого возникала подобная идея, немедленно лишался права, как избирать, так и быть избранным.

Для нарушителей устава предусматриваются различные меры наказания. В основном это пост, раскаяние, простирание ниц и т. п. Но уголовная ответственность не предусмотрена. Уголовный Кодекс отсутствует. Считалось, что великий грешник – тот же больной, и нужно, чтобы он сам пришел к пониманию своего блага. Со временем, правда, количество разных законов возрастало. Что, впрочем, вполне естественно. Однако, регулярно устраивались юридические чистки. Так, в 1292 году в клюнийском ордене просто отменили множество законов, ибо этот избыток, как подчеркивалось, «не является лучшим путем ко спасению». Законодательство было радикально упрощено, «чтобы никто больше не смог взывать к прощению за незнание законов».

И наконец, по Уставу аббата должны были выбирать «братья» свободным и равным голосованием. В эпоху раннего средневековья это была одна из немногих демократических процедур во всем христианском мире. Так что не только сохранением античной литературы и некоторых технологий мы обязаны монастырям, но и трансляцией такого важнейшего института, «изобретенного» еще в древней Греции, как демократия.

Социальная помощь и благотворительность

Цивилизация без больниц, общественного транспорта, школ, гостиниц, без социальной защиты. Цивилизация без кафе и ресторанов, магазинов и аптек. Цивилизация, в которой нынешний человек точно бы не выжил, да и современникам приходилось очень нелегко. И было бы еще хуже, если не монастыри, которые часто совмещали все эти функции. Недаром король Людовик Благочестивый называл монастыри «достоянием бедных».

Так, например, в аббатстве Сен-Мартена треть средств тратилась на бедняков и странников. В Сен-Рикье кормились 300 нищих, 150 вдов и десятки малоимущих граждан других категорий. В Клюни ежедневно пекли 12 пирогов по килограмму каждый, – здесь «на постоянном пансионе» находились 18 бедняков. В Гирсау за счет милостыни жили 30 нищих. «Каждого приходящего в монастырь должно принимать так, как будто это сам Христос», – написано в уставе св. Бенедикта. Особенно если этот странник беден, «ибо, – продолжает Учитель, – страх, внушаемый богатыми, не есть достаточная причина для оказания им почестей».

Обычно у ворот аббатства толпились сотни нищих… Иногда бывало и больше. До полутора тысяч. Полфунта хлеба, полкружки вина и одно денье получали в аббатстве путники и паломники, отправлявшиеся в путь.

Раздача милостыни представляла собой целую церемонию. Вот как это происходило в аббатстве Бек, известном своими строгими нравами. Нищие собирались в монастырских галереях. Монахи один за другим выходили из трапезной. Последним появлялся отец-настоятель. Они вставали напротив нищих. Пение, псалмы, молитвы. Затем каждый монах омывал и вытирал ноги и руки двум-трем нищим, и лобызал их. Далее он выдавал им по три денье на вино, после чего целовал руки. Затем вся братия низко кланялась нищим и удалялась в церковь.

Во время голода, что случалось нередко, роль монастырей трудно было переоценить. Тем более, что они были едва не единственными, кто оказывал действительно масштабную помощь. Бесплатный суп, продукты… Такое современное понятие как «переходящие остатки продовольствия» в средние века было практически не знакомо: новый урожай еще не созрел, а в амбарах уже, как говорится, «мышь повесилась». В такой ситуации монастырям приходилось заниматься распределением собственного зерна и готовой еды. Эта регулярная благотворительная акция получила название «майский хлеб».

Так получилось, что на протяжении столетий ни голодающие, ни больные почти никого не интересовали. Если, конечно, они не были богатыми и знатными. Так что гостиницы и больницы, приюты и госпитали полностью оставались на попечении монахов. В Англии в их ведении находилась примерно тысяча госпиталей. Крестоносцы Италии в период расцвета ордена имели двести госпиталей, а крестоносцы Красной Звезды – шестьдесят. Камальдолийцы первый госпиталь основали в 1048 году. Пребывание в нем было бесплатным.

А вот благотворительность тринитариев и мерседариев была более чем опасна для здоровья и жизни самих благотворителей, поскольку они занимались выкупом пленных христиан у абсолютно диких берберов. Во время своей первой экспедиции в Алжир основатель ордена мерседариев св. Петр Ноланский выкупил там 168 пленных. За 30 лет его руководства орденом из плена таким образом было вызволено примерно 4300 человек. Более того, если монахи видели, что под тяжестью, как тогда говорили, «магрибских унижений» пленник мог потерять христианскую веру, они добровольно занимали его место. Сам Петр Ноланский подал пример братьям, став заложником и оставаясь в плену многие месяцы.

Благотворительность, образование, новые технологии, инновации, сохраненное античное наследие и даже спиртные напитки, – вот далеко не полный перечень того, чем ныне живущие поколения обязаны монастырям. А, самое, пожалуй, главное, – многочисленными примерами величия человеческого духа. Духа, которому дано созерцать Бога.

Глава 11. Рыцарство

Памятник Вильгельму Завоевателю, одному из выдающихся рыцарей

Самое известное, чарующее и романтичное во всем средневековье, – это, пожалуй, рыцарство. Мужчины в сверкающих латах, дамы сердца в пышных нарядах, куртуазная любовь, войны и поединки, доблесть, отвага и честь… Попробуем эту квинтэссенцию эпохи рассмотреть чуть ближе.

Для начала попробуем найти ответ на вопрос: как стало возможно появление идеала воина «без страха и упрека» в обществе, где религия целиком и полностью отвергала насилие? И как менялось отношение церкви к войне и воинам.

«Добро» дает религия

В начале новой эры любое насилие отвергалось полностью. Ориген, Тертуллиан и прочие «отцы церкви» в отношении христиан-воинов были непреклонны: важнейший долг – служить Христу, а мирская служба только лишь допускается, да и то, если не противоречит канонам Писания. При этом Тертуллиан часто сравнивает крещение с воинской присягой, противопоставляя одно другому. А Ипполит Римский, утверждал: «Ежели неофит… согласился стать солдатом, да будет он отвержен: он презрел Бога». Так что поначалу все шло в духе Нового Завета: война – абсолютное зло, на которое нужно отвечать добром. По примеру Христа.

При этом существовало два града: важнейший – небесная отчизна, в служении которому и состоит вся человеческая жизнь, и второстепенный, земной, отношения с которым определяются совестью и религиозными запретами. Последние касались даже, на первый взгляд, обыденных вещей: нельзя было ходить в цирк, занимать государственные должности, участвовать в шумных празднествах. Тем более нельзя быть солдатом.

Но со времен императора Константина Римская империя становится христианской. Поэтому концепция изменяется. Теперь признается необходимость служения обеим властям: божественной и земной. Война как таковая продолжает, конечно, считаться злом, но злом, необходимым, во избежание еще большего несчастья. Поэтому войны делятся на дурные и хорошие.