– Именно так.
– Где, вы говорите, делает вскрытие Чиж? В Мариинской?
– Да.
– Сейчас же подъеду к нему.
– Я тоже выезжаю.
– Георгий Тимофеевич, я к вам заеду позже, тем более, что вы уже установили место, где проживала эта самая Блюментрост, цветочное утешение.
– Что? – пристав не понял последних слов Филиппова.
– Фамилия девицы с немецкого языка переводится как «цветочное утешение».
– Честно говоря, я об этом не подумал, для меня она так и остаётся Блюментрост, – сконфуженно сказал подполковник Сакс, имеющий в своём роду не одного предка с немецкими корнями.
– Довольно привлекательная фамилия для девицы её профессии.
– Да, – согласился пристав.
– Значит, после морга я заеду к вам, Георгий Тимофеевич. Надеюсь застать вас на месте.
– Я буду ждать, – торопливо ответил Сакс.
– И мы вместе решим, как проводить дальнейшее дознание.
– Вас что-то удивило в преступлении? – поинтересовался Сакс.
– Если вы описываете верно, а не верить у меня нет причины, то сама жестокость и хладнокровие, с которым была убита девица, меня бросает в дрожь. Поверьте, что я за время службы в полиции повидал многое. И так «коты» своих не учат. Избить, ножом побаловаться, но чтобы так…
Филиппов не стал церемониться, а подошёл быстрым шагом, хотя и казался на голову ниже Симки. Тот смерил коротышку взглядом и словно бы стал немного ниже ростом – настолько уверенно смотрел на молодого человека Владимир Гаврилович.
– Симеон? – то ли спросил, то ли констатировал начальник сыскной полиции.
Красный молчал, только недоумённо хлопал глазами.
Через полчаса стояли в морге у стола с металлической поверхностью, на которой лежало холодное бездыханное тело. Простыня покрывала убитую до подбородка.
Взгляд Симеона застыл и казался таким же безжизненным, как и закрытые глаза Анны Блюментрост.
– Вы узнаёте эту женщину?
– Это Анька, – тихо прошептал Симка. – Кто её так? – блеснул глазами. – Кто?
– А ты опознаёшь?
Дворник, как фарфоровый китайский болванчик, кивал головой. По худой морщинистой щеке вначале потекла одна слеза, вслед за ней тонкая вереница.
– Вы ни с кем её не путаете?
– Нет, – категорично заявил Симеон, – это она. Можете проверить, на левой лопатке у неё три родинки в ряд и между ними ровно помещается медный пятак.
Чиж проверил и кивнул, что всё верно.
– Кто её так? – опять спросил молодой человек и размазал рукавом по щеке солёную каплю.
– Вот это мы и собираемся выяснить. – Владимир Гаврилович сузил глаза и начал перекатываться с мысков на пятки и обратно, мысленно составляя план: что необходимо предпринять для нахождения места убийства и поимки столь жестокосердного убийцы, который кромсал острым ножом лицо ещё живой девицы. Каковы были его мотивы? Ревность? Не похоже. Месть? Тем более. Просто не понравилась? Опять гадание на кофейной гуще.
– За что? – не унимался Симка Красный. – Она же никогда не делала никому зла, она же…
Чиж подошёл ближе к Владимиру Гавриловичу.
– У меня готовы на неё бумаги, осталось только вписать имена опознавших.
– Хорошо. Скажите мне не сухими словами отчёта, Корнелий Адамович, от чего умерла девица.
– От ножевых ран, а потом была брошена в Неву.
– То есть лёгкие её чисты.
– Совершенно верно, – улыбнулся лекарь, – приятно, когда тебя понимают с одного слова.
– Тогда вы, может быть, поведаете, сколько времени провела убитая в воде?
– Не более двенадцати часов.
– Таким образом, бессмысленно спрашивать вас о том, когда нанесены остальные повреждения на лице и шее?
– Да, здесь я вам не помощник, – покачал головой Чиж. – Если бы она лежала на берегу, вот тогда…
Филиппов, казалось, слушал рассеянно, сощурив глаза и что-то прикидывая. Чтобы его не тревожить, участковый врач замолчал.
– Здесь вы не правы, Корнелий Адамович. Следов на запястьях у неё я не вижу, поэтому делаю вывод, что девица не была связана, а значит, при нанесении ей таких ран она непременно должна была защищаться. Но тогда порезы остались бы и на руках. Однако их нет, следовательно, её сперва убили, а уж потом в порыве ярости раскромсали лицо.
– Вы правы, – удивлённо произнёс Чиж, – честно говоря, я об этом даже не подумал… Ведь верно.
Владимир Гаврилович откинул простыню со щиколоток убитой девицы.
– Чисты, аки у младенца, – задумчиво произнёс Филиппов, осмотрев ее ступни, и спросил: – На ней была обувь?
– Нет, когда я приехал с полицейским на место, где из Невы выловили тело, то на ногах никакой обуви не было.
– Могла соскочить?
– Не знаю, в воде… хотя один башмак мог, но два… Не знаю.
– Я о чём – волокли её с места преступления или несли на руках? Преступник, скорее всего, запачкал свою одежду кровью.