«Смерть красавицам» или Петербургский мститель

– Да я всегда думал, что у вас в полиции деньги лопатой гребут.

Иван Григорьевич ухмыльнулся.

– Знаешь, Симеон, может быть, кто-то и гребёт, но мы пришли копаться в человеческом дерьме, выводя преступников на чистую воду. А такое занятие приносит только неприятности. Вот в прошлом году взяли за одно место графа одного за то, что убил знакомца по игре в карты, которому задолжал моё жалование за сто лет. Взяли его, но такой шум поднялся. Сам государь за него вступился, министр взял под козырёк, а мы получили по первое число. Особенно наш начальник. Там, – Бубнов ткнул вверх пальцем, – много чего творится. Меня тогда чуть под статью о превышении полномочий не подвели, а ты говоришь – «лопатой».

– Неужели? – изумился Симка.

– Но я тебе ничего не говорил.

– Значит, если есть деньги, то всегда можно откупиться?

– Не совсем так. Иной раз и деньги не помогают, главное – иметь нужные связи, чтобы в определённую минуту тебя прикрыли… Ну, Симеон, растравил ты меня. Всё, поговорили, веди к твоему Петровичу.

В десятом часу пополудни в рабочем кабинете Филиппова собрались чиновники по поручениям и помощник начальника сыскного отделения Карл Петрович Маршалк. На сей раз не разговаривали, даже вполголоса, как во время предыдущих собраний, а молчали. Лица у всех были сосредоточенные и серьёзные, словно все чувства ушли прочь до поимки кровожадного изувера.

– Прошу, господа, докладывать только по делу об убийстве Анны Блюментрост. Остальные вопросы решим позже, если нет никакой спешки.

Оказалось, что сведений собрано всего ничего. Хотя прошло всего полдня со времени убийства, по столице поползли не очень хорошие слухи. «Ночные бабочки» обеспокоились появивлением жестокого убийцы, начали шёпотом передавать друг другу, что зарезано то ли пять, то ли десять девиц, а в Москве еще раньше пропало целых семьсот, и теперь волна докатилась до Петербурга.

– Вот так, – завершил Алексеев.

– Как говорится, у страха глаза велики, – Владимир Гаврилович потёр лоб ладонью. – Иван Григорьевич, что у тебя?

Бубнов рассказал о собранных сведениях.

– Молодец, – похвалил Филиппов, – значит, теперь есть у нас описательный портрет предполагаемого убийцы.

– Возможно, – сказал с сомнением в голосе Бубнов.

– Что вас смущает?

– Всё, Владимир Гаврилович. У нас только одна точная примета – длинные руки, а вот остальные – это, как бы правильнее выразиться…

– Пустые, – подсказал кто-то из чиновников.

– Вот именно, пустые. Что такое борода? Да ничего – возможно, убийца, обладая театральным реквизитом, её наклеил…

– Наклеил-то наклеил, но это значит, что в дознании появляется театральный реквизит, а им, извините меня, не каждый умеет пользоваться. Следовательно, появляется артист…

– Увы, не только артист может воспользоваться гримом, но и работники театра…

– Не забывайте про синематограф, – опять вставил кто-то из чиновников.

– Вот именно, сюда же и работников синематографа.

– Шкиперская бородка, – скривил губы Филиппов. – Почему именно такая? Должна же быть причина? В обычае людей делать вещи, которые они умеют. В данном случае, – Владимир Гаврилович прикусил губу и замолчал, но никто не смел его торопить; затем, чуть сузив глаза, он предположил: – Возможно, ситуация более проста, чем мы думаем. Представьте этого мужчину, каким его описывают, – высок, но рост мы можем не брать в расчёт – высокие каблуки дадут нам необходимое, широкополая шляпа хорошо скрывает верхнюю часть лица, давая собеседнику или невольному свидетелю увидеть нижнюю и обратить на неё внимание, – начальник умолк.

– То есть преступник хотел, чтобы запомнили бородку, – ведь она становится главной приметой, – продолжил мысль начальника Маршалк, говоривший с заметным акцентом.

– Вот именно. Поэтому он надел тёмное пальто, чтобы запомнили только верхнюю одежду, и нацепил бородку, но руки не спрячешь. Если они очень длинные, то таковыми и останутся. Значит, господа, мы имеем только одну неоспоримую примету – длинные руки. На остальные можно не обращать внимания, ибо они только для отвлечения.

– По одним рукам нам его не найти.

– Есть и вторая примета – склонность к театральному реквизиту.

– Но в столице столько театров, и столько занято в них народу, что навряд ли нам хватит времени, чтобы проверить каждого, – покачал головой Маршалк.

– Карл Петрович, вы правы, но мы не можем дожидаться, пока преступник не совершит второе убийство.

– Вы доподлинно об этом знаете? – тихо спросил помощник.

– Нет, я об этом не знаю, – так же тихо ответил Владимир Гаврилович, – но мы не можем сидеть и ждать, пока в наших газетах не появятся статьи о кровавых преступлениях среди белого дня на Невском проспекте.

– Газетчики могут…

– Вот я и не хочу, чтобы в городе возникла паника.

Глава третья

Жертва номер два

За окном давно поднялось июльское солнце.

Была середина лета, начинался пятнадцатый день июля.

Город очнулся от ночной спячки. Загудел, зашумел. Голоса вначале звучали громко и отчётливо, но постепенно стали глуше и теперь напоминали гудение пчелиного роя. По улицам торопливо проезжали телеги, гружённые товаром, и экипажи, уносящие чиновный люд по рабочим местам.

Коридорный поднялся на третий этаж. В двенадцатом номере всю ночь гулял на широкую ногу подвыпивший купчина. Слава богу, что не дошло дело до полиции. Иначе протокол и обычная суета, а может быть, красненькая городовому – и вся недолга.

Дверь девятого номера отворилась, и на пороге застыл от неожиданности молодой человек в широкополой шляпе и тёмном до пят пальто. Глаз его было не видно, но, судя по всему, он был чем-то напуган. Правой рукой сжал ручку так, что побелели костяшки пальцев, а левая заметно подрагивала. Постояв так несколько секунд, постоялец сделал шаг назад и притворил дверь.

– Вот что, Аришенька, затворись, – голос его предательски подрагивал, – и спи, душенька. Я предупрежу, чтобы тебя не беспокоили, – и, снова открыв дверь, вышел в коридор.

Коридорный не услышал ни щелчка замка, ни лязганья цепочки. Он заученно улыбнулся молодому человеку и про себя отметил, что у последнего так длинны руки, что сразу бросаются в глаза.

– Братец, – тот подошёл к коридорному и протянул пятиалтынный, – вот тебе за труды. – Голос звучал всё также глухо, но теперь спокойно и размеренно.

– Благодарствую, барин, – коридорный по имени Василий, на вид тридцати – тридцати двух лет, поклонился.

Молодой человек добавил:

– Через час разбуди мою даму, пусть голубушка после трудов праведных поспит, а то она смертельно устала.

Василий понимающе улыбнулся, ожидая, что постоялец подмигнёт: мол, вот такие у неё труды. Но широкие поля шляпы позволяли разглядеть только скривившиеся в хищной улыбке губы и аккуратно подстриженную бородку. Над воротом рубашки была видна ранка с запёкшейся кровью.

– У вас… – начал коридорный, но сразу же умолк. Пальцы молодого человека несколько раз нервически сжались в кулаки. Василий так и не сказал о видневшейся из-под ворота глубокой царапине.

– Разбуди обязательно через час, – теперь в его голосе Василий уловил насмешливо-угрожающие нотки.