Афоня, или Путешествие тверского купца в Индию к Древу желаний

– Оно мальца взять нетрудно, – призадумались караванщики. – Токмо вот с медведем как быть? Наши корабли пустынь, сиречь – верблюды, духа медвежьего не переносят и пугаются. Могут даже в панику впасть, али того хуже в ступор. Товар то хоть и не скоропортящий везем, но все одно, не охота из графика выбиваться. Суетно это будет.

– Не извольте беспокоиться, господа, – бросился на защиту корефана Афоня. – Он у меня смирный, чистоплотный и интеллигентный медведь. Плюс, скотина эта, не лишена философического отношения к жизни и отягощена разнообразными знаниями. Потому способен всякое нудное путешествие превратить в приятную беседу или познавательное времяпрепровождение… Так что не извольте беспокоиться ни за дух его звериный, ни за прочие предрассудки и стереотипы. Все у нас с вами будет абгемахт!

Такому неожиданному финалу афониной адвокатской тирады немало удивились не только купцы и Джабраил, но и сам Афоня, а Зигмунд прочувствованно полез обниматься с другом, чтобы тот не заметил скупой медвежьей слезы, предательски скопившейся на кончике носа.

На том и порешили. Да и купцы тоже оказались не полными идиотами, чтобы отказывать в просьбе влиятельному эмиру. А с другой стороны дикий русский медведь своим свирепым видом мог пригодиться в случае разбойного нападения в путешествии.

Когда же наши путешественники стали собираться в путь, то, вдруг, обнаружилось, что их жеребца Квазимоды в эмирской конюшне нет. На вопрос: «Куда пропал коник?», Джабраил ничего не смог ответить и сразу же стал учинять дознание. Дознание длилось долго и сопровождалось битьем посуды, мордобоем, пинками визирю и всем дворцовым слугам и внеплановым посещением гарема.

Последнее событие устроенное разгневанным эмиром несколько затянулось. С женской половины дворца слышались стоны и крики наложниц. Святая простота – Афоня, подумал, что ни в чем не повинным женщинам эмирского гнева досталось незаслуженно больше чем конюхам. Более догадливый Зигмунд не стал просвещать Афоню, почему из гарема несутся женские крики и стоны и что они никак не связаны с наказанием баб за чужое воровство.

Когда же Джабраил без чалмы и весь в помаде, подтягивая шальвары, куда он зачем-то заправил свой халат покинул женскую половину, то тверской купец подумал, уж не убил ли кого во время своего дознания разъяренный дербентский эмир.

– Ну что за люди? – устало, посетовал Джабраил. – В моем дворце прижились одни воры и деклассированные элементы. Евнухи играют в карты на раздевание, наложницы – лесбиянки, визирь – казнокрад, слуги плюют в мою еду и травят моих черепах, а дети вообще – дебилы! Ну, как тут жить! Каторга, а не родовое гнездо! Вот, уедешь ты, Афоня, половину подданных казню на хрен, а вторую половину засеку насмерть. А третью половину сгною в каземате. И ничего мне за это не будет.

– Извините, – не удержался Зигмунд. – А сколько в Дербенте бывает половин?

– Зиг-ага, пошел в жопу! – огрызнулся Джабраил. – Афоня, извини друг, что Квазика твоего не уберег. Украли, видно его какие-то сволочи! Есть у меня подозрения, что это дело рук Базая и Дурая. Поезжай спокойно в свою Индию, а я их изловлю, свершу над этими разбойниками самосуд страшный и беспощадный. А, когда ты возвертаться станешь, то увидишь на дербентскими воротами головы этих двух наглых воров и тогда же своего Квазимоду заберешь. Ну, а в качестве моральной компенсации я тебе дам для твоего друга Добрыни бурдюк самого лучшего коньяка. Одним словом, извини друг, больше такого никогда не повторится.

Делать было нечего и Афоня, взвалив огромный бурдюк с коньяком на верблюда, горюя об алешипоповичевом выкупе за шемаханскую царицу, отбыл из Дербента на юг в Персию.

Квазимодо

Похищение жеребца Квазимодо было спланировано еще накануне прихода шелкового каравана.

Джабраил призвал к себе наемников Базая и Дурая.

– Ну, что – душегубы, разбойники и мародеры! – молвил эмир. – Хотите премию от меня получить? Можете не отвечать. Знаю – хотите. Так вот, афонькиного жеребца необходимо стибрить в самый короткий срок и надежно спрятать. А самого этого Афоню вместе с его зверем, я шохом-мохом отправлю в Персию, пущай там ищет свою шемаханскую царицу или еще какого черта лысого, пока не сгинет вовсе. Когда он уедет, коника вернуть мне, а вам сразу идти в кассу за премией. Кругом! Исполняйте, разбойное отродье, глаза бы мои на вас всех не смотрели.

С кем приходиться работать, подумал эмир. На какие только пакости порой приходиться идти, чтобы получить желаемое. Но иначе ведь и цели не достигнуть, а она, как гласит восточная мудрость, всегда оправдывает средства. С другой стороны, продолжил фрустрировать Джабраил: «Ведь, должен же глава государства обладать целеустремленностью в достижении своих государственных интересов. Да и с богопомазанников какой спрос? Мы над ним, над спросом, и все свои желания подчиняем только одному – государственной необходимости. Сегодня у нас в Дербенте главная госнеобходимость – новый жеребец! Выеду потом на нем в люди и всякой верноподданной швали сразу будет видно, вот едет эмир на самом лучшем в мире мерине шестисотой серии».

Так думал о своем подленьком поступке Джабраил-оглы – эмир Дербента, коньячных погребов и нефтяных скважин, пока не уснул крепким сном праведника.

Тем временем, эмирские бандюганы-пограничники отвели Квазимодо на свою дальнюю заставу, достали малую толику опия, покурили и стали чистить оружие. Ведь это только кот, когда ему делать нечего занимается гигиеной, а джигит – чистит оружие. Разговаривать было не о чем, потому что под папахами этих джигитов мысли появлялись крайне редко. Если же вдруг, какая и заглядывала под нахмуренные брови, то была она посвящена только устройству коварных засад или дележу добычи. Вся же остальная жизнь кавказских погранцов была основана на инстинктах.

Однако сегодня был совершенно иной случай. Уж больно хорош был жеребец Квазимодо. Такого ладного и быстроногого коня хотел бы иметь каждый джигит. И вот теперь, что Дурай, что Базай сидели молча и каждый пыжился над придумыванием способа, как заполучить жеребца в собственность. Первым заговорил Базай:

– Дуда, брат! Хороший у нашего эмира жеребец будет?

– Да, уж…

– Мне бы такого…

– Угу. И что бы ты с ним делал?

– Надел бы белую бурку, и как белый орел носился по кавказским горам.

– А зачем?

– Страх бы наводил.

– На кого?

– А, на всех. Люди бы говорили: «Вот, Базай пролетел, всем кирдык пришел!»

– И что дальше?

– А дальше я не успел придумать. А ты бы хотел иметь такого жеребца?

– Хотел бы.

– Пограничить ездить?

– Нет. Я бы бодигуардом к Аравийскому эмиру устроился на службу. Слыхал я, что он очень вайнахов уважает и на службу в свое охранное агентство берет без испытательного срока.

– Ты бы не матерился по-гяурски! Что еще за гуарды?

– Тупой ты, Базай! Бодигуард – это телохранитель по-аглицки!

– А ты, когда по ихнему толмачить стал?

– Я, в отличие от некоторых, кальян тупо не курю, а расширяю кругозор. Потому что цель имею.

– Это как?

– С купцами шелковыми общаюсь. Полезно это общение и к тому же языки новые узнаю.

Повисла пауза. Не понравилось Базаю, что Дурай его тупым назвал. Ой, как не понравилось. А Дурай про себя подумал: «Тупой он, этот Базай. Никакого полета мысли и фантазии. Летчик-налетчик, хренов! Но ухо с ним надо держать востро. Того и гляди, кинжал в спину воткнет, молотилка кровавая!»

«Ох, и командир у меня, – внутренне закипая, напряг свои извилины Базай. – Не патриот и космополит! В Аравию он поедет в гуарды наниматься. На тот свет ты у меня поедешь! Вот отвернись только, сразу глотку твою паршивую перережу, как куршивому барану!»

Так, мысленно себя распаляя, джигиты начали играть в «кавказские гляделки», которые здесь всегда предвещают готовящуюся поножовщину. Уже с обеих сторон метались угрожающие взгляды, как бы прощупывая противника, выискивая уязвимые места перед решающим выпадом.

Взрыв произошел неожиданно и одновременно. Квазимодо, испугавшись возни бурундуков, заржал, и оба джигита устремились в атаку друг на друга. Два кинжала достигли своих целей и одномоментно вошли в горячие сердца, проткнув аорты Дурая и Базая. Так они и остались лежать в пограничной сакле с воткнутыми в грудь кинжалами – бестолковый белый орел кавказских гор Базай и несостоявшийся телохранитель аравийского эмира Дурай. Время превратило их одежды в тлен, а тела в безобразные скелеты, которые однажды нашли археологи с родины Афони. «Дикий народ, констатировал, рассматривая находку, старенький профессор. – Горцы, ни ума, ни фантазии, мля!»

Наш же замечательный жеребец Квазимодо, вокруг которого кипели все страсти, ничего этого не видел, хотя его конских мозгов и не хватило бы понять этих человеческих страстей, как не было ему дано понять и то, зачем его так нагло украли у классного парня Афони. Так он и стоял, в тоске и меланхолии, изредка разгоняя ржанием наглых бурундуков.

Однако скоро коню захотелось пить, но на водопой его никто выводить не спешил. Такое невнимание сильно разозлило Квазимодо. Да и кому понравится, когда тебя кусают блохи и оводы, в стойле воняет и очень хочется пить. Одним словом, доведенный таким обращением до крайней степени возмущения, жеребец ударил копытом по двери сарая, и та разлетелась в щепки, давая мерину свободу.

Оказавшись на воле, Квазимодо подумал, что настала пора найти своих друзей Афоню и Зигмунда. Понятно, что конь не кошка и даже не собака и дорогу к хозяину ищет совсем другими методами, но они, хвала создателю, у лошадей тоже есть. Поэтому, для начала жеребец вернулся к конюшне дербентского эмира, и, не почуяв там русского духа, поскакал, куда глаза глядят. На лошадиное счастье глаза Квазимодо глядели в ту же сторону, куда ушел караван. И через два дня наши путешественники встретились. К сожалению, конь не умел разговаривать по-русски, поэтому и не смог поведать друзьям всю описанную выше историю.

Бакы

Квазимодо нагнал караван в местечке Губустан. Купцы остановились на привал около каменных нагромождений, которые своей свалкой образовали причудливые гроты, арки и пещеры. Когда развели костер и приготовили шашлык, из темноты южной ночи появилась конская голова. Эта голова увидела Афоню и Зигмунда и радостно заржала.

– Квазимодо! – бросились к жеребцу путешественники. Когда же встречные лобзания начали угасать, то друзья увидели, что позади коня шкерится еще одна, уже человеческая фигура. Медведь скрылся в темноте и через секунду своим пузом вытолкнул в круг света от костра субтильную фигуру паренька скандинавской внешности.

– Чей будешь? Как звать? Какого рожна шкеришься в темноте? – заинтересовались караванщики. – Уж не засланец ли бандитский?