Афоня, или Путешествие тверского купца в Индию к Древу желаний

Опять же зная продажность своих джигитов, которые, рубани они афонькину башку и подели все имущество, включая Квазимоду и ковер из Зигмунда, тут же сами же и донесут об этом эмиру. И тогда командир погранцов Дурай точно лишится головы за самоуправство, грабеж и посягательства на собственность эмира. Тем более что эмир, как и другие горцы по давней кавказской традиции, сначала вершил суд, то есть рубил головы, а потом с пристрастием расспрашивал свидетелей, которых, в свою очередь, ждала та же участь, что и у подозреваемого, но уже заранее обезглавленного. Одним словом, как это всегда было на Востоке, в выигрыше оказывался лишь доносчик, который и получал часть имущества казненных и лишь тогда, когда оставалась целой его собственная голова, а это в тех диких краях и по сей день считается большой удачей.

Так что, как правильно решил командир джигитского погранотряда, пусть судьбу трофеев и плененного жеребца решает сам эмир, а грабить на большую кавказскую дорогу он отправится в одиночку, когда придет время его заслуженного ежегодного отпуска. А отпуск у кавказских пограничников был хороший, не такой как у других служивых – 24 рабочих дня. За особые условия службы погранцам полагались 33 дня и 33 ночи, которые все они без исключения и испокон веков посвящали разбою и грабежам на большой кавказской дороге.

Дикие люди, что с них возьмешь, работать никак не хотели, не хотят, и хотеть не будут. Зато грабить и саблей махать, все как один – мастера. Ментальность. Хотя, какая на фиг, ментальность. Во все времена и среди разных народов находилось племя обормотов, которым в этом мире ничего не надоть, только дай пограбить, повоевать и помародерничать. Были такие и среди скандинавов, и среди азиатов, и среди других национальных групп. Так что, судя по всему ментальность тут не причем.

Причем здесь особый косинус в мозгах, который случается где-то на генном уровне и ничем его оттуда не вытравить. Остается только одно – подчинить эту зверскую силу, другой более жесткой силе. Но далеко не факт, что эти звереныши покорятся. Нет, они будут временно покорны, но не преминут ждать удобного случая, чтобы всадить своему повелителю нож в спину и вновь вернуться на большую дорогу разбоя. Так что терроризм это скорее диагноз и состояние души, а не ментальность.

Именно к таким людям попали путешественники в предгорьях Кавказа и сразу поняли, с кем имеют дело. Потому, даже обычно разговорчивый Зигмунд предпочитал помалкивать, так как было неизвестно, какую реакцию в тупой разбойничьей башке может вызвать простая или случайная фраза.

Джабраил-оглы – эмир Дербентский

Так понукаемые джигитами-пограничниками наши герои добрались до Дербента – города великого эмира.

Эмир Дербента Джабраил-оглы в принципе был мужик хороший, но горячая кровь и обычаи горцев сделали из него тирана и самодура. На людях и при подчиненных он таковым и был, однако по ночам превращался в сентиментального старика, который самолично кормит канареек, разводит кошек и лелеял черепах.

Последние ему нравились больше других тварей. Этих тортилл в комнатах эмира было несчетное количество, он их постоянно потчевал капустой, отчего во всех залах дворца витал стойкий дух овощехранилища.

А ценил эмир черепах за их беспросветную заколоченность и флегматичность, то есть за все то, чего сам он был лишен напрочь.

Когда пленники предстали перед эмиром, тот внимательно осмотрел путешественников и их путевку в дербентские винные погреба, задержал прищуренный глаз на жеребце, потом произнес коротко: «Казнить, нах!»

И уже было увлекся в свои покои, как вдруг передумал. И в тот момент, когда Базай уже занес над головой тверского купца свою саблю, властитель обернулся, вновь прищурился и молвил:

– Вах, зачэм над ковром башка рубить собрался? Какой ты все же не чистоплотный Базай! Оставь мальца, я пошутил…, – и позвал толмача, чтобы выслушать уже было погрустневшего Афоню. Однако визирь ему непрозрачно намекнул, что толмач, давеча наступил на одну из любимых черепах и, упав, разбил голову о край бассейна.

– И что? – поинтересовался Джабраил.

– Издох сразу же, гяур! Но мы ему на всякий случай, голову все же отрубили. Вон висит перед воротами дворца, – отрапортовал верный помощник.

– Я тебя про черепаху спрашиваю, придурок! – возопил правитель Дербента.

– А она и не заметила, просто от стресса до сих пор жрет уже третий вилок капусты, —доложил визирь.

– Ну что за люди?! – разворчался, было, эмир. – Уроды какие-то. А я теперь сам себе должен переводить чужестранную речь. За что люди деньги получают, не известно. Ладно, пошли Афоня ко мне в кабинет, расскажешь, какая пурга тебя в мои пределы задула.

Перво-наперво, тверской путешественник поинтересовался, где во дворце находятся удобства, так как после эмировой шутки на счет казни, он перенес сильное потрясение и стресс и поэтому сейчас ему не помешает высморкаться, причем из всех имеющихся в организме отверстий. Визирь подобострастно проводил купца в туалет и подежурил у дверей, охраняя афонины процедуры и отгоняя саблей любопытствующих царедворцев от оккупированной уборной.

В своем кабинете Джабраил-оглы превратился в радушного хозяина, угостил путешественников шербетом, инжиром и виноградом. А те поведали ему о своем путешествии.

Живописный рассказ Афони произвел на эмира благоприятное впечатление. Особенно он заинтересовался судьбой Соловья-разбойника. В конце же изрек: «Да-а, были люди в наше время, а сейчас молодежь, вся какая-то чиканутая… Эх, переводятся богатыри на свете…»

Коньяк

– А что Джабраил-оглы, – насмелился отвлечься от основной темы Афоня. – Говорят у тебя коньяк хороший? Дал бы пробу снять, а то от шербета боюсь, слипнется у Зигмунда одно место.

– А что можно и по коньячку врезать, – отозвался властелин Дербента. – Только ты сам будешь его дегустировать, а то мне вера и подагра не позволяют спиртное принимать.

– А в чем секрет такой выдержки напитка? – живо заинтересовался Зигмунд.

– А вот в вере и есть весь секрет, – пояснил Джабраил. – Мы мусульмане народ не пьющий, а виноградного вина у нас на Кавказе, хоть одним местом пей. Выливать жалко, вот оно и томиться в подвалах. Помню, прикупил я невольника из хранцузской волости. Так он, неверный, носом учуял, что все подвалы вином завалены, и айда канючить, мол, назначь меня в подземелье полы подметать, да паутину из углов снимать? Даже аргумент привел в свою пользу, дескать, мать его родила прямо в винном погребе, отсюда он сделался большим ценителем спиртного и вообще, одно время даже батрачил сомелье у какого-то барона. Ну, я человек добрый по своей натуре, возьми да и назначь. Тот полгода там что-то торкался-химичил, а потом говорит: «Было, мне знамение, что из твоих вин можно путний напиток готовить, дозволь попробовать?» Попробовал, вот и получился коньяк. Название напитку я сам придумал, так как первую бочку везли в телеге сначала кони, а потом тянули яки, вот и получился «коньяк». Хранцуз тот мне наладил торговлю этим зельем, и отправлял напиток с шелковыми караванами в Европы.

Ну, за такие заслуги перед дербентским отечеством и пополнение казны, я ему вольную дал. Слышал потом, что он раскрутился у себя на родине на моем коньяке. Правда умалчивает, что рецепт с Кавказа привез, выдает за чисто, конкретно хранцузское изобретение. Пускай, мне не жалко. Однажды привезли мне бутылочку ихнего «Камю», я пробу снял, фигня по сравнению с нашим дербентским.

Афоня между тем все дегустировал огненный напиток кавказских гор. Однако после первой рюмки намекнул эмиру, что напиток всем хорош, вот только клопами от него наносит.

– Афоня, какими такими клопами он может пахнуть, – возмутился Джабраил-оглы. – Сам посуди, кто бы клопов в дубовую бочку насмелится без моего ведома натолкать? Даже если и найдется такой говнюк, так я потом эту контру все равно вычислю, запытаю смертными пытками, а потом самого раздавлю как клопа. Так что ошибаешься ты насчет кровопийцев, Афоня. А дух этот, скорее всего от мореного дуба из которого бочки делают.

Афоня меж тем, как водится, захмелел и вспомнил про наших, про русских пограничников: Илью, Алешу и Добрыню, да, как заголосит (ну, ясное дело, уже пьяный стал, потому децибелы и не контролировал):

– Джабраил, друг, нацеди мне коньячку в жбанчик, пожалуйста. Меня Добрыня просил – пограничник наш рассейский. Уж больно ему бражнику отведать хочется твоего напитку великолепного! А?

– Нет, – заартачился эмир. – Хочешь дам баржу нефти, для растопки печек, а коньяк не проси, это почитай мое национальное достояние. Да и где гарантии, что ты, как тот хранцуз, не стибришь рецептец напитка. Начнешь серийный выпуск контрафакта, а мне от этого убыток будет. Нет, лучше нефтью возьми, у меня ее навалом.

– Да ты мне в глаза посмотри или форму носа оцени, разве, я похож на хранцуза, или еще на какое жулье, не приучены мы чужое тибрить. Корчага коньячку мне нужна исключительно для друга Добрыни, он, парень добрый, это и в имени его упомянуто, а потому сам все выпьет, ни с кем не поделится. Я в этом на двести процентов уверен. Не жидься, Джабраил.

– Ладно, – смягчился эмир. – Тогда давай меняться. Я тебе коньяк, а ты мне своего жеребца Квазимодо-Карго.

– Э-э, нет, Квазимоду мне дал Алеша Попович, для обмена на шемаханскую царицу. Кстати, не знаешь, где она прописана?

– Известное дело в Шемахани…

– А Шемахань эта где?

– А хрен его знает. Может в Индии. Ты у шелковых купцов спроси, они через недельку здесь столоваться будут, быть может, и подскажут. Значит, не хочешь коньяк на коника менять?

– Не могу, Джабраил, я слово дал…

– Аллах тебе судья. Живи пока здесь во дворце, шелковый караван транзитом на Персию придет, я тебе протекцию составлю, чтобы безвизово в Индию тебе идти. Парень ты хороший, скажу, чтобы башку тебе больше не рубили, а так оставили, потому что я добрый и справедливый эмир всея Дербента и нефтяных скважин персидского моря и прочая, прочая, прочая…

Так Афоня с друзьями поселился во дворце, где сытно ели, крепко пили и сладко спали. А Эмир, выйдя от Афони, призвал визиря к себе и коротко приказал: «Жеребца Карго у Афонии украсть и списать сей разбой на диких горцев, то есть на Дурая и Базая».

Шелковый путь

Шелковый путь в те времена был очень популярным маршрутом. Популярнее даже знаменитого пути из варягов в греки или морские разбойные фрахты из святой земли в Европу и обратно. С Востока по шелковому шляху везли ко дворам европейских графьев и королей пряности и шелка.

Конечно, главным товаром был шелк, так как спрос на него в немытой Европе был очень актуальным. Это и понятно, с гигиеной в те времена было, мягко говоря, не все слава богу. И спрос на шелка всегда превышал предложение. Основная причина той популярности была не в фактуре этой легкой, красивой и прохладной ткани, а в том, что в ней не водились блохи и вши, буквально заедавшие дворян, обывателей и прочую артельную сволочь Европы, не говоря уже о простых крестьянах. Так что шелк в те времена можно было, смело назвать товаром стратегическим и определяющим здоровье наций. Именно с этим караваном Джабраил и вознамерился отправить Афоню сотоварищи в дальнейшее путешествие.

Приход шелкового каравана в Дербент всегда был большим праздником. И даже не потому, что он привозил какой-нибудь европейский дефицит. Нет. Просто с караваном на Кавказ приходили последние новости со всего Старого Света.

Купцов по традиции приглашал к себе эмир, а погонщики и прочая караванная и пилигримская перхоть, которая неминуемо прибивается к путешественникам евроазиатского каравана, располагалась на центральном базаре. Именно эти любители анабазиса носили по свету легенды, сказки и прочие россказни о жизни в иных странах, их народах, традициях и обычаях.

Так было и на этот раз. Купцы с неизменными подарками явились пред светлые очи Джабраила. Тот великодушно принял все подношения и прослушал политинформацию о последних европейских событиях. После этого, вальяжно развалясь, и ковыряя в носу, резюмировал:

– Да, беспокоят меня разрозненные германские феодалы… Доиграются эти милитаристы, надерет им кто-нить задницу. Зато хранцузы порадовали. Особливо потомки Гуго Капета, правильно свою политику строят. Но ведь, подлецы, загубят своими интригами древний род. Точно сядут на престол Валуа, вот попомните мои слова. А те уже и устроят сучью свадьбу и Варфоломеевскую ночь и революцию, да такую, что тамплиерам и не снилась.

Афоня с Зигмундом были здесь же, и немало удивился осведомленностью дербентского эмира в европейских делах. Медведь даже заметил, что эти европейцы всегда были и будут вшивыми интеллигентами, а потому, как географическая область, состарятся рано. Афоня же увлеченный рассказами купцов, резко осадил косолапого: «Ты мне еще о пассионарности этносов начни вещать!» После этой эскапады медведь обиделся и больше не умничал.

– Купцы, – обратился Джабраил к торговцам. – У меня к вам просьба имеется. Вы один фиг транзитом через Персию идете, прихватите с собой моего мальца с мишкой. Уж очень ему в Индию нахрена-то надоть.