Дровосек, или Человек, наломавший дров. Книга первая

Конечно, это только легко сказать, что давай не будем обращать внимание на то, что случилось, когда на деле, абстрагироваться от такой новости вряд ли получиться и чувства позволят это сделать. И даже Свят, чьи чувства и эмоции со временем притупились, – каждый день сталкиваясь с болью и горем, без такой эмоциональной защиты не продержаться на службе, – и то полностью отвлечься не смог бы.

Так та его часть, отвечающая за логическое мышление, в то время когда он занимался изучением видеозаписей с камер наблюдения, в тоже время рассматривала и анализировала последствия этой трагичной истории. Ведь убитую девушку так и не удалось идентифицировать, а после того, как она сгорела и вместе с этим стали утрачены все те улики, которые имели своё место на ней быть и были бы обнаружены при её последующем, более тщательном осмотре, то это будет неимоверно трудно сделать. А что уж говорить о том, чтобы вести расследование и искать того, кто это с ней сотворил. И теперь для них любая зацепка, да с этими же видеозаписями, приобретала новое значение.

Что же касается Фомы, то и он, как и Свят, не мог полностью переключиться от этой новости и приступил к просмотру видеозаписей с тяжёлым чувством и с болью в сердце. Правда по мере просмотра видеозаписей они всё больше вовлекались в процесс изучения и анализа увиденного, и по завершению просмотра видеозаписи всё-таки сумели отвлечься.

Так просмотрев изъятые записи с веб-камер на рабочем столе монитора компьютера, установленного на рабочем столе Свята, который в свою очередь находился в рабочем кабинете всё того же Свята, этот последний упомянутый при данных обстоятельствах человек, но первый в своём кабинете и в этом розыскном отделе оперативник, ничего более банальнее не придумав, отчего становится даже опасливо за самого Свята и за то дело, за которое он взялся – с таким уровнем мышления логично будет думать, что преступление так и останется не раскрытым – взял и спросил Фому то, что почему-то все спрашивают после просмотра такого рода кадров. – Ну и что ты на всё это думаешь?

И что спрашивается, на всё это должен ответить Фома, когда ему сейчас, после того как Свят задал ему этот, даже не вопрос, а так мысли вслух, думается только об одном – какого чёрта он задал мне этот вопрос?

А между тем, ответ на этот вопрос лежал на самой что ни на есть поверхности. Свят, таким образом озадачив Фому, всего лишь дал себе время как следует подумать и поразмышлять над тем, что он с Фомой смог увидеть на видеозаписи. И Фоме бы сейчас со всей своей напористостью, тем более для этого есть все предпосылки, продемонстрировать работу мысли и помолчать, чего от него как раз добивался услышать Свят, но нет, Фоме не сидится на месте, и не потому, что ему стул не предложили и он всё время просмотра находился на ногах, а потому что он сам по себе натура неусидчивая и в каждой бочке затычка, и он лезет под рабочую руку Свята со своим ответом.

– То, что им крайне важно знать, что на этой кассете записано. – В один свой выдох, Фома сбивает Свята с хода его мысли, и Свят даже вначале не сразу может понять, что это сейчас было такое, и как посмел стажёр лезть без спросу туда, куда его не просят. Но видимо ход следствия в голове Свята пока шёл, ни шатко, ни валко, и крепкий зацепок у Свята пока не было, раз он не закипел, а вспомнил, что у Фомы есть формальное оправдание этого его поступка – его, как оказывается, он спросил. И Свят отвлекается от своих мыслей и спрашивает Фому. – Ты это к чему?

– А к тому, – Фома, пожалуй, слишком зарывается, в таком дерзком ключе давая ответ, – что если преступник наведался обратно на место преступления, – на этом месте на лице Свята промелькнуло недоумение. Что было замечено Фомой, и он поспешил объяснить эту свою позицию, – Да-да, вы не ослышались (Свят грозно поморщил лоб от таких слишком смелых предположений Фомы), я считаю, что на самом деле место преступления находится не там, в грязной подворотне – там был всего лишь реализован преступный замысел – а по настоящему оно произошло именно здесь, в кафе. Где оно было, возможно даже что спонтанно, задумано и во всех деталях проработано, после чего только и оставалось, как технически выполнить эту задумку. Так вот, – Фома вернулся к тому, с чего он начал, – преступник возвращается на место своего преступления, не потому, что он такая ностальгическая натура и ему ещё раз хочется пережить момент преступления, а возвращается он назад, в сугубо практических целях. Он хочет убедиться, что ничего не упустил из виду или не забыл. – Тут Фома замолчал, уставившись на сидящего на своём офисном кресле и, смотрящего на него снизу вверх Свята.

– И что же забыл наш преступник? – с показной язвительностью спросил Фому Свят.

– Я не знаю. – Совсем неуверенно ответил Фома и тут же с нарастающей крепостью в словах, добавил. – Но если нам (это «нам» может быть и слишком преждевременно прозвучало, но оно совсем не покоробило слух Свята, и из этого можно было предположить, что Свят уже допускал мысль о том, что в случае «висяка», Фома как выразивший желание разделить с ним все лавры славы, а это значит и поражения, разделит их) удастся отыскать то, что он забыл там в кафе, на этом настоящем месте преступления преступник, то мы обязательно схватим его.

– Да ты, как я посмотрю, большой оптимист. – Сказал Свят, изучающе глядя на Фому, чьё лицо находилось на пике своей выразительности – на глаза Фомы с повреждённого носа спустились синяки и он сейчас во все глаза подсвечивал ими – а эти его слова между прочим, можно было трактовать по всякому, и даже если он ничего такого не имел в виду на физиономии Фомы. Впрочем, Свят не задерживается на этом, а спросив Фому, тем самым делает одно важное уточнение. – Ну, а что ты скажешь на то, что у преступника уже есть записи с камер наружного наблюдения?

– Я как понимаю, ему достались записи только с тех камер, которые установлены на улице. А записи с камер установленных внутри кафе достались нам. А это значит, что они для него окончательно утеряны – он же не Терминатор, чтобы соваться к нам – и ему единственное что остаётся, как только вернуться на место своего преступления. – На душевном подъёме сказал Фома. Но у Свята насчёт всего этого есть свои соображения и сомнения (при этом Свят, а за это нужно благодарить Фому, однозначно увлечённый всей энергетикой Фомы, даже и не стал задаваться весьма важными вопросами, а на каких-таких основаниях, он связал всё произошедшее в кафе, с тем убийством в подворотне – хотя возможно, что здесь без своего психологически близкого факта не обошлось – всё так по времени совпало, а оперативники в совпадения уж точно не верят). С чем он в критическом тоне и делится с Фомой.

– Ну а что скажешь насчёт того, что он не такой дурак, которым бы тебе хотелось, чтобы он был? – совсем непонятно для Фомы спросил его Свят. Что и выразилось в его ответном вопросе. – Не понял? – вопросительно так растерялся Фома.

– А что непонятно-то. – А вот пожимающему в ответ плечами Святу непонятно другое, как это Фоме непонятно то, что любому дураку понятно. – Он что, дурак, чтобы соваться туда, где скорей всего его будут ждать.

– Ах, вот вы о чём. – Фома так воодушевленно это сказал, что Святу на одно мгновение показалось, что кто-то его тут принимает за совсем глупого человека. А такого Свят, если Фома немедленно не объяснит в чём дело, терпеть не намерен – Свят сосредоточенно посмотрел на Фому, в ожидании этого немедленно. Ну а Фома итак собирался всё объяснить, к чему он и приступил.

– Я бы, конечно, хотел, чтобы наш преступник был большим болваном, но это к сожалению не так. А вот то, что наш преступник не только экономист, но ещё и хороший счётовод, то это скорей всего так. И я думаю, что он уже раз наткнувшись на нас, посчитает, что если поговорка насчёт не падающего два раза в одну воронку снаряда верна, то почему бы ещё раз не попробовать заглянуть в кафе, в самый неурочный для посетителей час. – Фома замолчал, ожидая от Свята замечаний. Но Свят ничего не сказал, и тогда Фома ещё немного добавил от себя:

– А если есть хоть малая вероятность такого варианта развития событий, то почему бы нам этим не воспользоваться и не подождать его. А как только он заявится в кафе, то тут-то мы и спросим его, чего он тут забыл в такой неурочный час.

– А знаешь, – на этот раз Свят не промолчал, – мне твоё предложение кажется разумным и очень для меня своевременным (Свят не стал уточнять, почему он так сказал – это было для него личное, а в такие вопросы Свят никого не посвящал, предпочитая напиваться в одиночку и самому последними словами поносить эту стерву, которая, сколько он её знает, всё это время его своей стервозностью мучила, а теперь додумалась до того, чтобы он отныне, один в разводе мучился), – я его поддержу. – Сказал Свят, после чего повернулся к столу и, перекладывая из одной стопки бумаги в другую, принялся там из творящего беспорядка делать ещё больший беспорядок. И так до тех пор, пока он не находит нужный лист бумаги на котором изображён какой-то график. Свят с минуту изучает его и, положив его обратно, возвращается к Фоме.

– У нас хоть и ненормированный служебный день, но командировочные на это дело я постараюсь выбить. А это всё значит, что сегодня мы с тобой будем ночевать в машине. Ну что, как ты смотришь на это дело? – спрашивает Фому Свят.

Ну а что может сказать Фома, как только со счастливым видом обрадоваться. И это понятно, ведь Фому дома пока ещё никто не ждёт, и вообще, он не только, как про него очень верно заметил Свят, оптимист по жизни, но и к тому же ещё большой энтузиаст. А такая взрывоопасная смесь, не только Фоме не даёт спокойно жить и когда хочется сильно спать поспать, но и всем тем, с кем он контактирует. Так что Свята ждёт ещё та бессонная ночка.

– Вот и хорошо. Я пока здесь немного поразгребаю свои дела, ты сгоняй в кафе и всё там подготовь для нашего вечернего дозора. – Сказал Свят, указывая на творящийся беспорядок на своём столе. Но кого он хочет обмануть, Фома уже давно догадался, почему на столах оперативников всегда творится такой беспорядок. А для того чтобы было на что сослаться, в случае если его спросит вышестоящее начальство, чем он, бездельник, в данный момент так сильно занят. – Вон посмотрите, разгребаю дела. – В качестве доказательной базы, указывая на стол, с обиженным видом и с тяжёлым вздохом ответит так зашивающийся в чужих, а не своих делах оперативник.

Впрочем, у Фомы дома такой же беспорядок, и он ничего не говорит Святу, ожидая, что он ещё скажет. Свят же в свою очередь думал, что того, что он сказал вполне достаточно и Фоме пора бы уже сглаз долой его покинуть, но тот стоит и чего-то ждёт от него. – Новичок, чего с него ещё взять. – Усмехнулся про себя Свят, поняв причину такой задержки Фомы. А эта задержка тем временем наводит Свята на мысль и на свой вопрос.

– А всё-таки, что мог бы искать наш Экономист в кафе? – спросил Свят Фому. Фома же видимо и сам об этом не переставал думать, правда пока безрезультатно, и поэтому его ответ прозвучал как размышление. – Трудно сказать. – Заговорил Фома. – Да и не зная практически ничего о нашем преступнике, разве вот так поймёшь.

– С психологическим портретом преступника, его кто угодно отыщет. – Перебил Фому Свят. – А у нас времени на это, всего ничего. Время, даю тебе информацию на заметку, почти что всегда находится на стороне преступника (только по своему незнанию и то потому, что он им воспользовался) и следы его преступления заметает. Так что пока мы здесь с тобой сидим, время работает на преступника. Он, как минимум, со временем изменяется. – Но это уже был перебор со стороны Свята (Фома что дитя какой-то, чтобы с ним так разговаривали, да и к тому же Свята повторяется – он уже ему об этом говорил. За этот склероз, Свята можно подловить, если он ещё раз так насчёт Фомы забудется), и Фома не сдержался и перебил его. – Если преступник только не допустил оплошность (а добиться аптекарской чистоты никому ещё не удавалось – человек всегда отождествляется со следом и значит, он всегда оставляет эту память о себе) и как в нашем случае, что-то да забыл на месте преступления. А это значит, что он нервничает и готов допускать новые ошибки.

Свят же вынужден в этом согласиться с Фомой, но только косвенно. И Свят, повернувшись к монитору своего компьютера, перезапускает диск с записями из кафе. И пока поток видео не пошёл на экран, Свят почесав подбородок, задаётся вопросом. – Что же мы могли упустить из виду? Или может быть, мы не туда смотрели. А? – посмотрев на Фому, спросил его Свят.

– А может не на то? – многозначительно сказал Фома, глядя уже не на Свята, а на появившуюся на экране картинку, где был показан главный зал кафе, по которому так беспорядочно перемещались в разные стороны люди.

– Наверное, такой эффект беспорядка даёт то, что картинка идёт без звука. – Наблюдая за происходящим на экране, рассудил про себя Фома. – Звук, как мне кажется, по-своему упорядочивает жизнь и даёт иное, более что ли красочное её понимание. Не зря же вначале смогли создать движущуюся картинку, а только затем в кино пришёл звук. Зримость это основа всего сущего, тогда как звук или как его выражение слово, есть обозначение этой основы. И беззвучный мир понимается по-своему, по-особенному, и видится совсем не так, как если бы его наполняли звуки. Ведь сами по себе звуки, по своей сути есть звуковые следы, которые возникают при соприкосновении живого организма со средой в которой он находится. Звуки позволяют сориентироваться и не дать столкнуться в пространстве вступающих в нём живым организмам. И не сопровождай бы наш любой шаг звук, то кто знает, куда мы ушли и зашли. И если нам в своём движении пришлось бы ориентироваться на другие данные нам природой инструменты, то мы бы скорей всего, домысливали свои и что хуже, чужие шаги. А это вело бы к недопониманию и к тем последствиям, к которым ведёт всякое недопонимание. – И тут Фому вдруг озарило – он, наконец-то, увидел, а точнее понял, что или кого надо искать.

– Что ты имеешь в виду? – переспросил Фому Свят.

– Мне, кажется, надо искать человека. – Сказал Фома.

– Не понял. – Удивлённо ответил Свят.

– Наследить можно по-разному. И след о себе можно оставить и в ком-то, в его памяти. – Пространно сказал Фома. Но Свят его понял. – Хочешь сказать, что был свидетель.

– Скорей всего да. – Ответил Фома. – Возможно, что Экономист после совершения своего преступления, перекручивая в своей голове события того дня, видимо и натолкнулся на то, что не входило в его планы – случайного свидетеля. И вполне может быть, что Экономисту всё это только надумалось, но он, как и все преступники мнителен, и значит, пока он не убедится в обратном, то не сможет успокоиться. А чтобы успокоиться, у него один выход. Отыскать того, кто как он думает, увидел то, что не должен был видеть. Вот для этого-то он и заявился в кафе, чтобы получить записи с камер. И если его подозрения получат подтверждения, то и найти того свидетеля. – Выдохнул Фома.

– А ты знаешь, что всё это значит? – вдруг спросил Фому Свят.

– Что? – теперь уже Фома не понимал.

– А то, что если свидетель был, то ему грозит большая опасность. Ведь наш преступник не для самолюбования приходил в кафе за записями, у него определённо есть совсем нехорошие планы насчёт этого свидетеля. – Тревожно для всех проговорил Свят.

– И что же делать? – совсем как новичок повёл себя Фома, задаваясь таким глупым вопросом. Но Фома и был новичком, даже несмотря на то, что он умел делать такие подходящие догадки. О чём прекрасно был осведомлён и Свят, и поэтому Свят не стал у него интересоваться. – Как так-то? Оперативник и задаётся такими вопросами. Да если хочешь знать, то оперативник сам должен преступному лицо таким вопросом задаваться: «Ну и что мне с тобой дальше делать?». А как только тот предложит вместе над этим непростым делом подумать, то как надо за всех подумает. – А Свят оставив на потом (когда Фома, не дай бог, созреет до такого вопроса уже не в стажёрах) все эти свои язвительности, более чем спокойно говорит Фоме: «Не будем спешить». После чего он выдерживает паузу, чтобы насладиться произведённым эффектом нетерпения на лице Фомы, и со словами: «А сейчас, давай ещё раз, уже с новыми настройками пересмотрим запись и попытаемся отыскать того, кто попадает под нашего свидетеля», – переводит всё своё внимание к монитору компьютера. Фома же сочтя всё сказанное Святом как нельзя разумным, присоединяется к нему, и они начинают по новому пересматривать запись с камеры.

Ну а повторный просмотр от первого просмотра отличается уже хотя бы тем, что он не первый, а это значит, что какая-то в этом есть необходимость, а может даже заинтересованность у тех, кто решился на этот повторный просмотр. Что в свою вытекающее следствие значит, что этот просмотр субъективнее и по своим качественным характеристикам будет иным, чем первый, и в первую очередь отличаться тем, что он проводится более внимательно. К тому же у Свята с Фомой появилось направление поиска и это тоже изменило их взгляд на этот свой повторный просмотр – теперь они обращали большее внимание на людей, нежели на то, что они там в своих сумках под столами оставляли. Правда они и при первом просмотре обращали на них внимание, но только в узком коридоре рассмотрения – они вглядываясь в людей, пытались отыскать убитую девушку, но им ничего на неё похожего так и не встретилось. Впрочем, они могли её и не узнать, что объективным причинам объяснимо.

При этом надо понимать, что у Свята и Фомы в виду их характерных различий и подхода к жизни, имелся свой отличный от всех других и друг от друга взгляд на всё ими увиденное и они всё видели в ином от друг друга свете и качестве. Правда изображенная на экране картинка была в одном сером свете, отчего лица людей, потеряв солнечную красочность, как по мнению Свята, ничего не потеряли, а наоборот, даже приобрели искренности. И теперь они стали куда как лучше читаемы, нежели если бы они отсвечивали своими загарами и румянами лица.

Чему (субъективности понимания) также способствовало и то, что картинка шла без звука, и поэтому многое из всего того что происходило в зале кафе, осмысливалось в зависимости от того, как на то посмотрит и поймёт смотрящий. Так если для Свята та выразительность взгляда вон той, чертовски красивой стервы, определялась в одно пораженческое восхищение: «Чёрт возьми, умеет же с одного взгляда опускать с небес на землю, и обязательно грешную», – то у Фомы ещё были иллюзии на её счёт: «Да она просто близорукая, и просто таким образом фокусирует свой взгляд на табло с меню».

И тут понятно, что за Свята говорит его огромный опыт взаимоотношения с этими стервами, с одной из которых у него прямо на днях произошёл сердечный разрыв, что тоже наложило на его замечание его категоричности, а в Фоме своё слово взяла его вера в бескорыстные, не приземлённые чувства. Вот почему они оба оказались недостаточно объективны, а вот правы ли, то об этом им так и не суждено будет узнать, если конечно эта стерва не тот самый свидетель, кого они теперь ищут. А вот на этот счёт у Свята и у Фомы было полное единство и понимание. Каждый из них был бы не против, чтобы тем свидетелем, за которым теперь охотится Экономист, была эта стерва. Правда на этом их общие взгляды на свидетеля расходятся, и окончательный итог противостояния с Экономистом ими видится по разному.

– И вот когда эта стерва, оказавшись в тисках кресла для пыток Экономиста, вся истечёт своими гремучими слезами и охрипнет от призывов к богу о своём спасении, которому она пообещает всё что угодно за своё спасение (в том числе исправиться и встать на путь примерной супруги), то тогда я так уж и быть, докурю последнюю сигарету и в один бросок ею в плечо Экономиста, отвлеку его ею на неё и с бокового удара в челюсть Экономисту, спасу эту стерву. После чего я спешить не буду, бросаясь поскорее высвобождать её из пут верёвок. Нет, для начала я ещё раз её спрошу о том, что она тут перед лицом ножа Экономиста обещала и если увижу искренность в её глазах, то тогда лишь освобожу. – Только так видел спасение стервы Свят. – Спасение её из пут Экономиста, чтобы потом она вступила в другие запутанные отношение с другого рода экономистами, то какое это ещё спасение. – Свят определённо знал путь к настоящему спасению.