Дровосек, или Человек, наломавший дров. Книга первая

Но нам это в данный момент не важно, когда сквозящий юмор в этих невыдуманных историях-небылицах, уже подобрался к нашим животам и начинает их провоцировать на смеховые подёргивания, а мы сами уже не такие угрюмые, а вовсю светимся улыбчивостью. Но нами это не замечается, так как мы полностью погружены в чтение этих рассказов из первых, самых пошлых, когда либо слышанных мною уст.

И так бы всё это и осталось между нами, не покажись мне последняя прочитанная мною история особенно замечательной, и требующей того, чтобы я непременно поделился с Григорьичем своим впечатлением о ней. И только было я, еле сдерживаясь от смеха, позвал по имени Григорьича, то в этот самый момент ко мне приходит понимание того, что, пожалуй, моё замечание насчёт сейчас прочитанного, будет точно не к месту.

Но уже поздно, и Григорьич с непроницаемым выражением лица уже смотрит на меня (а я то прекрасно слышал, что и он посмеивался в кулак) и ждёт от меня предложений по поводу рассматриваемого дела этого Вертлявого, а не как мне хотелось, по поводу того дела, до которого не доходили руки одного любознательного проходимца, который и поделился с читателями своей правдивой историей. Что ж, делать нечего и я в раздумье, а на самом деле, чтобы оттянуть время (может Вертлявый в мышечном спазме шелохнётся и отвлечёт всё внимание на себя), начинаю чесать свой затылок, как вдруг, на второй прикрывающей рожу Вертлявого газетке, которую мы изначально обошли своим вниманием, замечаю пропечатанный портрет определённо чем-то известной личности, раз его рожа печатается под рубрикой самые известные и разыскиваемые люди нашего города.

– И эта убийственного вида рожа, пропечатанная в газете, спасает меня, а вслед за этим и Григорьича от очередного нагоняя от уже переполнившегося нетерпением начальника следственного отдела, полковника Петрония, когда он ему на стол подсунул портрет этого изувера краевого значения, Дитория Хмурого. Который как вскоре выяснилось, когда он дал признательные показания, и был замешан во всех противоправных действиях по отношению к бригаде Вертлявого, который всегда ему не нравился, и он его грубость терпеть не мог. – Свят усмехнулся и добавил. – В общем, в любом деле, а в нашем особенно, нужно быть ко всему внимательным. Да, кстати, насчёт газеток нашего патологоанатома, то мы не стали его переубеждать изменить свои пристрастия к такого рода информативным газетам, с их освещением изнанки жизни людей. – Свят перевёл свой взгляд на лицо девушки и спросил Фому:

– Ну а теперь посмотри на неё и скажи, что ты видишь?

Фому на этот раз не может оставаться хладнокровным, даже после предваряющего этот вопрос рассказа Свята, который он скорее всего на ходу придумал, чтобы разрядить ту атмосферу угнетения и давления, которая всегда наваливается на любого человека, оказавшегося перед лицом звериной сущности того, кто такое сделал Это. И он с опаской за себя поворачивается и бегло смотрит на то, что осталось от лица девушки. После чего возвращается к Святу и даёт пояснение своему поведению. – У меня фотографическая память.

– Ну-ну. – «Поверив» Фоме, кивает ему Свят, продолжая на него смотреть, в ожидании дальнейших подробностей.

– Ориентируясь только на поверхностный взгляд, без необходимой экспертизы сложно делать какие-либо выводы, но я всё же попытаюсь. – Сказал Фома.

– Ну, попытайся. – Поддержал Фому смешком Свят.

– Судя по структуре нанесённых повреждений больше похожих на рваные раны и разрывы, то скорей всего это дело зубов собак. – А вот это предположение Фомы определённо заинтересовало Свята, явно не имеющего фотографической памяти и, решившего ещё раз посмотреть на лицо девушки. И по тому его виду, с которым он вернулся к Фоме, можно было судить, что предположение Фомы ему не показалось натянутым на уши – хоть это и не к месту было сказано.

Свят, вернувшись к Фоме, выразительно, лицом дал тому понять, что почти что согласен с ним, но пока патологоанатом не даст своё окончательное заключение, всё же не может полностью поддержать его версию видения случившегося. Ну а Фома, получив от него такую новую поддержку, продолжил делать выводы. И при этом так слишком самоуверенно это делает, что заставляет по-особому задуматься над его экспертным мнением Свята. И как всегда в таких случаях бывает, это приводит к своему логичному итогу – ведь это между прочим, отвлекает более опытных товарищей, и они начинают уделять больше внимания не приведённым фактам, а искать на лице этого много на себя взявшего «эксперта», над чем тут можно посмеяться.

– Преступник этими своими действиями, которые он предпринял по отношению к жертве, не ставил перед собой цель скрыть следы своего преступления. А он скорей всего, преследовал обратное – он хотел кому-то что-то продемонстрировать. – Сказал Фома. На что Свят ожидаемо, правда, почему не ясно, кивнув в сторону стоящего у угла здания дома, а вернее сказать, перегнувшегося в себе и выворачивающего себя наизнанку, потерявшего своё лицо в бледности и во всём том безобразии, которое на него снизошло при встрече лицом к лицу с жертвой, начальника их отдела, майора Струхницкого, язвительно спросил. – Может ему?

Но Фома не обижается на Свята, он понимает зачем нужен этот профессиональный юмор с оттенком чернухи, который только и спасает их от чёрной меланхолии, и поэтому ничего не имеет против того чтобы записать майора в число тех, на кого делал свою ставку преступник, который скорей всего ничего не имеет против такого их предположения и даже порадуется за майора.

– Если бы он хотел, чтобы мы не смогли опознать жертву, то он бы на этом не остановился и пошёл бы дальше, лишив её всех позволяющий идентифицировать личность частей тела. Да и было бы легче не срезать волосы и уродовать лицо (здесь Фома сам себе противоречит, он ведь ранее утверждал, что бездомные собаки погрызли ей лицо), а сразу … – Но дальше Фома не решился озвучивать те возможности преступного элемента, которыми он не воспользовался, а проведя себя по шее рукой, таким образом навёл страха на Свята, который тут же отреагировал на это.

– Да ты Фома, страшный человек. – Сказал Свят. Но Фому видимо понесло и он вместо того, чтобы молча быть ещё более убедительным злодеем, своим ответом всё портит. – Я, – говорит Фома, – следую вашему совету и, вживаюсь в роль преступника.

– А! Теперь понятно. – С долей разочарования сказал Свят. – А я уж было испугался за нашего преступника, которого ничего хорошего не ждёт после того как ты доберёшься до него. А ты, как оказывается, всего лишь притворялся жестоким и опасным типом, когда ты на самом деле, сама доброта. – И после таких слов Свята его уже бесполезно убеждать в своей жестокости и опасности, и теперь, чего бы ты не сказал и не сделал, всё им будет восприниматься за твоё желание опровергнуть это его мнение о тебе. И Фома всё это поняв, решил, что промолчать в ответ будет наилучшим решением.

Свят же, уловив в Фоме его склонность к обидчивой импульсивности, решает поинтересоваться у него, а так ли это. – Ты что, обиделся что ли? – включив в себе полное недоразумение, задаётся вопросом Свят. И, конечно, Фома не собирается признаваться в этом, пробубнив в ответ: Нет.

– Ну, тогда просвети меня наконец. Зачем всё это понадобилось проделывать нашему преступнику? – спросил Свят. Ну а Фома видимо настолько зол на Свята, что он вдруг сорвался и пустился в опасную авантюру, решив передразнить своего наставника.

Так Фома на глазах Свята закипает и начинает гневно истерить, чем привлекает к себе всеобщее внимание со стороны снующих туда-сюда сотрудников из следственного отдела, и даже майор Струхницкий отложил все свои рвотного характера дела и заинтересованно посмотрел на Фому.

– А я ему что, государственный психоаналитик, чтобы на основании его безумных выходок ставить ему диагноз! – с первых же своих слов Фома заставил Свята ошалеть в недоумении. – У меня быть может, тоже случаются свои затмения (безусловно и это происходит прямо в данную секунду), но я как-то сдерживаюсь и не веду себя подобным паскудным образом. – И Фома бы мог и дальше продолжить говорить, но он в один момент подхваченный за локоть стальной хваткой Свята, был остановлен в своём словоизвержении, и отведён им от греха подальше и в тоже время поближе к другому греху, на который судя по дёрганному виду Свята, он сейчас был готов.

И Фома, вдруг обнаружив себя ведомым Святом по грязному тротуару куда-то в глубины подворотен, вдали от живых людей, только сейчас понял, что он слишком далеко зашёл в своём подражании быть таким как Свят – ведь для того чтобы стать таким как он, одного подражания мало и нужно пережить множество чего, в том числе и покушений на свою жизнь и на нравственность, и на своей шкуре испытать, как это больно когда по ней режут по живому. И сейчас Свят скорей всего преподаст ему урок, и кулаками, а может даже и ногами, начнёт проверять его шкуру на прочность.

Ну, а чтобы Фома не сразу пал духом, то Свят как умелый стратег, на ходу начинает заговаривать ему зубы, даже соглашаясь с тем, что он там ранее сказал. – Как гласит закон Парето, 20% усилий дают 80% результата, а остальные 80% усилий – лишь 20% результата. А ты, ну и я вместе с тобой, несомненно, уже проделали всё то, что нужно, и пожалуй, там нам больше делать нечего. Ну а насчёт твоих слов, то я всё понял, на что ты там намекал. И, пожалуй, пойми мы, для чего всё это проделала та, по-своему безумная голова, то мы сумеем отыскать её. – На этом месте Свят остановился, посмотрел на Фому достаточно строгим взглядом, заставившим похолодеть Фому и почувствовать, как его спину обдаёт пронизывающий холод.

– Специально здесь, спиной у подвала меня остановил, чтобы сразу же с концами ног в этот мрак отправить. – Сделал для себя неутешительный вывод Фома, не сводя своего взгляда со Свята, в ожидании в любой момент от него резко толкательных движений.

Но Свят коварен и не торопится сталкивать Фому в подвал, чтобы он там кубарем скатился по ступенькам и окончательно нарушил равновесие в своей голове, а ему доставляет удовольствие его помучить ожиданием неизбежного и он для того чтобы самому не испытывать дискомфорт в этом ожидании, начинает говорить.

– Знаешь, у каждого сыщика имеется… – видимо это, своего рода признание, вызывало у Свята свои затруднения, и он вынужден был сбиваться, подбирая слова, – что ли свой метод или другими словами сказать, подход к расследованию преступлений. И я, можно сказать, не исключение. – На этих словах, а вернее откровении Свята, Фома напрягся, ожидая, что вслед за словесным откровениями последуют действенные откровения. Но Свят ничего себя такого не позволил, а продолжил говорить. – Я свой метод назвал последовательность Каина. – На этих словах Свята, Фома, не сдержав своего удивления, вытянул своё лицо. И хорошо, что Свят так увлечён своим рассказом и не замечает всех этих продолговатых изменений на лице Фомы, которого достойные удивления вещи никак не удивляют, а всякая мелочь, типа стремление Свята так эпично назвать свой, ещё надо посмотреть, что за метод такой, удивляют.

Свят же между тем продолжает свой рассказ. – То, что я иду по следу преступника и вынужден действовать рефлекторно, ещё не значит, что он идёт впереди меня. Он только в одном опередил меня – в своём преступлении. Но теперь у него нет того, что есть у меня – времени. И если я могу не спеша на месте преступления всё исследовать, то у него уже нет ни времени, ни возможности всё переменить, а это ему, даже в случае идеального преступления, как никак хочется – он раз за разом перематывает перед своими глазами все моменты своего преступления и начинает замечать те свои ошибки, которые он сразу на месте преступления не заметил. И это требует от него немедленных действий. – Свят перевёл дух и подвёл итог этой мысли. – Такое поведение характерно для преступника на третьем этапе преступления. И вот тут на свет появляется последовательность Каина, со своими этапами пути. – Свят для перехода к следующему блоку рассказа, сделал выдох и продолжил. – Ведь преступление состоит не только из самого преступления, а оно представляет из себя замкнутый на себе цикл обращения составляющих элементов преступления (без них всё может выйти в трубу паром), и включает в себя целый комплекс мероприятий: мотивировка со своей подготовкой, само преступление и подытоживание его результатов.

– И если первые два этапа для нас остаются в пределах домысливания, то на завершающей цикловой стадии мы имеем возможность вмешаться. – Свят решил сделать короткий перекур, который благодатно подействовал на Фому, решившего, что Свят успокоился и возможно уже забыл о его выходке с передразниванием.

Свят же, дав себе таким странным и достаточно небезопасным способом перевести дух, продолжил посвящать Фому в тайны своего метода. – Так на первом этапе, после своего преступления, преступник находится в состоянии некой эйфории от совершённого им преступления. И он ещё до конца не может поверить в то, что он совершил, и неужели он отныне не тварь дрожащая, а человек стоящий, хоть и весь дрожит и его от каждого шороха подбрасывает. И так пока это его состояние постепенно не перетекает во вторую стадию, с обуявшим его страхом, который полностью подчинил его и взял в свои тиски, и его сейчас заботит один только вопрос – найдут, не найдут. Но время умеет успокаивать и следом наступает третья стадия, и преступник начинает терзаться и мучиться в сомнениях в необходимости того, что он сделал. Хотя нет. Вначале он начнёт себя укорять за допущенные им ошибки и досадные промахи на месте преступления, которые он только сейчас обнаружил, перематывая события знакового часа. Но со временем, когда преступник начинает привыкать к действительности, где уже ничего им не изменить, то наступает четвёртый этап – принятие им всего как есть. – Здесь Свят специально для подчёркивания кульминационного момента делает паузу, и как только Фома по предположительному мнению Свята, оказался готовым выслушать финальную часть рассказа, перешёл к ней.

– Ну и как всему итог, преступник забывает об осторожности, а может, не забывает, а просто желает убедиться в своей неуязвимости, и специально лезет на рожон. И вот здесь-то, если раньше следы к нему не приведут, нам предоставляется наиболее удобный шанс взять его. – С таким взглядом, как будто прямо сейчас Свят схватил преступника, завершил он свой рассказ. Но Фома, даже несмотря на то, что он так и находился спиной к мрачному подземелью, не оценил его метод по достоинству и попытался найти в нём изъяны, спросив его:

– А не будет слишком поздно? Вдруг он ещё чего-нибудь натворит или вообще скроется с концами.

И судя по ответной реакции Свята, то он не то чтобы удивлён занятой позицией Фомы, а чуть ли не изумлён им. – Что-то я совершенно не пойму, на чьей ты стороне. На правильной, на стороне закона, или на не правильной, на стороне преступности? – так и читалось на лице Свята, угрожающе сжавшего свои руки в кулаки. Но видимо ещё не закостеневшее в такого рода преступных мыслях лицо Фомы, давало надежду на своё исправление, и пока что не кулаком в нос, а через словесное назидание, и Свят, так и быть, решает дать ему шанс на это исправление.

– Запомни одну главную вещь. – Заговорил Свят. – Преступление не считается законченным, если оно не завершило свой полный цикл пробега, что не касается случаев, если в них замешены люди характера поспешного и рецидивного, и с другого рода психологической хренью. И пока в конце всего дела из своего кокона не вылупиться своя фигуральная бабочка, то преступник не опасен для нас. Правда, это только теория вероятности.

– Бабочка говорите. – Задумчиво сказал Фома и, в забывчивости отступив назад, само собой споткнулся и полетел вниз в этот подвал. И не успел Свят и глазом моргнуть, как Фомы уже перед ним и нету. И ему теперь приходится, а это так на него не похоже, интересоваться судьбой своего помощника, обращаясь к этой темноте с вопросом. – Ну, ты как там?

Ну а Фома пока сам ещё не понял как там ему, и поэтому он пока что игнорирует этот служащий для занятия паузы вопрос Свята. А Свят между тем вдруг решил опровергнуть все эти несправедливые наветы на него: «Он думает только о себе», – со стороны бывших напарников, которых вначале угораздило стать его напарником, а затем в ловушку своей мнительности, приведшей их к падению себя в глазах Свята и главное в выгребную яму или чего похуже, и он, закурив сигарету, тем самым пытается осветить Фоме его бедственное положение.

И Фома по достоинству оценил эту помощь Свята, пару раз чертыхнувшись в его сторону: «Чёрт тебя возьми!». При этом, чтобы Свят не подумал, что Фома так его благодарит, он всё это замаскировал под своё спотыкание на грязных ступеньках, которые зачем-то решили противодействовать его подъёму и Фома пару раз споткнувшись, чуть было заново не упал. И только благодаря своему безжалостному отношению к своим рукам, которые Фома не побоялся сунуть вниз, в самую грязь, он не скатился ещё ниже, третий раз чертовски сильно поблагодарив Свята за его отзывчивость.

Правда третий раз всё же случился, но на этот раз Фома не стал выражаться, а как это делают нашедшие что-то достойное внимания открыватели, интригующе заворачивает: «Ого!», – и тем самым привлекает к себе внимание Свята, который всё же иногда бывает любопытен.

– Чего ого? – посмотрев в эту темноту, спросил Фому Свят, и тут же получил ответ на свой вопрос вылетевшей из этой темноты кроссовкой, которая упала у его ног. Свят же присаживается на корточки и изучающее смотрит на этот цвета бирюзы кроссовок, а как только на свет появляется Фома, то говорит. – А вот и второй. – После чего приподымается на ноги, смотрит на Фому и спрашивает его. – Ну и что ты насчёт всего этого думаешь?

– Бежала так, что ног не чувствовала. – Сказал Фома.

– Скорей всего да. – Почесав затылок, согласился Свят. – Но это уже последствия её встречи с кем-то. – Рассудительно сказал Свят. – А вот узнай мы, была ли эта встреча случайной или заранее с кем-то обговорённой, то это на многое бы открыло глаза.

– Мне кажется, что для неё она точно не была случайной. – Сказал Фома и Свят согласился с ним.

– Ну так что, как будем вести расследование? – после небольшого раздумья, задался странным вопросом Свят. В результате чего сумел удивить Фому. – А что, есть варианты? – спросил его Фома.

– Конечно. – Как само собой разумеющееся сказал Свят, усмехнувшись. Ну а Фома, уже не понимая, шутит или нет Свят, опять его спрашивает. – И какие?

– Можно пойти простым путём, – с умным видом заговорил Свят, – через поиск свидетелей, улик, следов и другого рода вторичных признаков существования человека, будем искать этого предприимчивого гада, а можно применить и нетрадиционные (нет, не те, на которые наводит мысль, услышав это слово) методы для его поиска. И Фоме бы сейчас поподробничать со Святом насчёт второго эксклюзивного метода, но он вдруг испугавшись за то, что Свят вдруг возьмёт и передумает раскрывать перед ним свой новаторский метод, – уж больно любопытен этот Фома, так глядишь раскроешь перед ним все секреты, а он поспешит их присвоить и разболтает кому не следует, – сразу же цепляется за такую возможность расширить свои знания в криминалистике.

– Давайте второй вариант. – Сказал Фома. На что Свят ведёт себя совершенно для Фомы непонятно. Он, делая недоумённый вид, его переспрашивает. – Какой, такой второй вариант? – Ну а Фома не дурак, чтобы подыгрывать Святу, начав путаться в ответе, не понимая, чего от него добивается Свят. И Фома только зло отмахивается от него и говорит. – Раз нет второго варианта, то и не надо. – Что делает своё дело, и Свят идёт на свою попятную, и даёт свой ответ. – Уж больно ты быстр. А как же насчёт всего того, что настраивает собеседника на нужный лад и развязывает его язык. – И опять Фома своим вопросом: «Вы это о чём?», – проявляет не просто недальновидность, а какую прямо-таки слепоту к своему непосредственному начальнику, чей живот даже вздулся от возмущения за такое его непонимание нужд близ стоящего человека.

И Свят ему бы сейчас так душевно, с пониманием ответил, если бы вой сирен сопроводивший выезд машины скорой помощи с трупом девушки внутри, не отвлёк на себя его внимание. И Свят, сопроводив взглядом автомобиль скорой помощи, задумчиво задался вопросом. – А теперь-то куда спешить?

На что Фома мог бы возразить, что на распределение вакантных мест в рай, – в ад такой спешки не наблюдается, и даже наоборот, все те, за кем там забронированы места (вот такой там налажен сервис), стараются как можно дольше оттянуть свой исход туда, – но он промолчал, увидев нечто большее во всей этой спешке.

ГЛАВА 2

Дела аппетитного и не очень характера

– Не знаю почему. – Глядя на то место, где раньше лежала мёртвая девушка, и где теперь усердно работал ветер, задувая следы её присутствия, задумчиво проговорил Свят. – Может я не такой как все. – Как-то совсем не вопросительно, а чуть ли не жизнеутверждающе сказал это Свят, продолжая смотреть туда, куда смотрел, и заодно краем глаза на стоящего сбоку Фому (на этих его словах Фома оценивающе посмотрел на Свята, и не удивился, увидев на нём неприкрытое самолюбование, со своим подчёркиванием собственной значимой самобытности). – Но как бы то ни было, а у меня почему-то от всего этого разыгрался непомерный аппетит. – Сказал Свят, теперь уже открыто и при этом как-то заинтересованно посмотрев на Фому.

Ну а Фома к своему потрясению, совершенно неожиданно для себя, даже несмотря на подходящее для этого обеденное время, вдруг почувствовал в себе точно такое же желание, и это непомерно его удивило, заставив по-быстрому задаться к себе несколькими актуальными вопросами.