В мире животных и немного людей

Чему Григорий мог научить брата?

Приспособиться и не пытаться.

Другое дело мать – создание пуленепробиваемое. Ей пришлось столкнуться с ужасами жизни, без прикрас и романтики. Мать обманывали, мать кидали, и она не стеснялась об этом напоминать своим детям.

Во время обеда, например, когда один из детей капризничал, недовольный столом или атмосферой, она травила душу: что раньше мяса было не достать, что ради этого требовалось ездить в соседний город, там стоять в очереди или драться ради нескольких костей для супа. О том, как ее подруги, каждая поголовно, стали проститутками или умерли от передоза, потому что наркотики стоили дешевле хлеба и найти их было проще.

Дети, считала она, ничего не знали о боли, даже и представить не могли, каких трудов семье стоило выбраться из того «ада», куда их завели «власть имущие». Что такое «власть» и кто такие «имущие», они не знали, но если мать из-за них готова была поднять руку на собственных детей, то, видимо, это были очень плохие создания. Оставалось понять: а что такое ад?

Мягкотелость детей вызывала у матери отвращение. Конечно, она желала им добра и надеялась, что им не придется столкнуться с чем-то, подобным ее взрослению.

Первенцам никогда не везет. Родители учатся на них, практикуют свою любовь. Ошибаются, калечат, кое-как пытаются сохранить видимость здорового семейства. Или сдаются, оставив ребенка на попечительство другим. Телевизору, например, или молодежной команде по самбо.

Миша собирал плоды. Наученные взрослением Григория и связанными с этим невзгодами, родители относились ко второму ребенку иначе. С ним мать была более или менее спокойной, но не стеснялась материться и курить. Иногда выпивала, что привносило в ее прошлое множество подробностей.

Когда Миша спросил мать, зачем ему идти в школу, она рассказала про своего одноклассника, который плохо учился и во время экономического кризиса решил бросить учебу и уйти на заработки. Труд был тяжелым и унизительным. Его чешуя лишилась следов молодости, огрубела. Сыпалась несчастьем. Тогда общество кормили надеждами. Обещали, что у каждого будет дом, машина и дача, собственно, потому и количество суицидов росло не так быстро.

Однако заработанных копеек ему было недостаточно. Желание не поспевало за возможностями, и когда отец Григория сделал его матери предложение – вот же совпадение – ее одноклассник повесился. Между пролетами висело тело змеи на проводе. Испустило дух, и… все. Прямо в подъезде, куда недавно переехала семья одноклассника. У них все шло в гору. Отцу семейства предложили должность в крупной частной фирме, стоило только немного подождать, как на кухне появились бы деликатесы, а не похоронные венки.

Потому Григорий радовался, что с семьей больше не живет и, в принципе, без проблем может содержать себя сам. И откладывать на будущее. Но какое будущее? Не имея интересов или планов, кроме понедельника, когда у него назначена встреча с отделом кадров, где его обязательно уволят, Григорий радости от денег не испытывал. Они были, тупо были. Лежали в железной коробочке из-под восточных сладостей и на счете в банке.

Казалось, что раньше жилось проще: когда денег мало, выбирать, на что их потратить, несложно. На аренду, коммуналку, еду и выпивку. Все понятно.

Теперь же денег хватало сполна, он мог не отказывать себе в удовольствиях. Отказываться-то он не отказывался, но предложение шло не от него, а из проруби между хотелками и надобностями.

А там пустота.

Он держался любых денег как последних. Вдруг его уволят.

С лисичкой попроще было. Она бросалась идеями, внушала Григорию радость свободной и привилегированной жизни в достатке. У нее отлично получалось распоряжаться финансами. В доме всегда была еда, чистящие средства, порошок и кондиционер с запахом алоэ. Стоило пылесосу сломаться, как его заменяли новым, не тратя времени на ремонт. Если после глажки на одежде оставались белые разводы, то на следующий день в прихожей уже был другой утюг, намного лучше предыдущего.

Они хорошо одевались. Лисичка подбирала Григорию наряды. Поразительно, с какой легкостью она могла скрывать его недостатки за слоями ткани. Вещи, хоть и временно, приносили радость.

Не зря он, значит, проводит пять дней в неделю на ненавистной работе, терпит тварей-коллег и унижается перед заказчиками, убеждая их взять в лизинг трактор или раздолбанный отечественный автобус, что вернулся к компании после банкротства предыдущего покупателя.

Григорий боялся. Его точно уволят в понедельник. Он не мог не заметить, с каким пренебрежением с ним общалось начальство. Конечно, ведь он не мечтает о повышении, работу воспринимает как неприятную, но необходимость. На корпоративы ходит через «не хочу», пьет либо мало, либо так много, что уезжает первым.

Когда близилось время представлять квартальный отчет, Григорий усердно готовился. Чувствовалось рядом с ним напряжение, будто он пытался решить непосильную задачу. За месяц до назначенной даты он пришел к змее-администраторше. Та как раз была в хорошем настроении после удачной линьки на югах и чесала зубы о стол, вспоминая, как здорово-то было. Григорий вручил ей коробку конфет и маленькую бутылочку, сделал несколько комплиментов и попросил для презентации кабинет поближе к руководителю филиала. Все обряды были соблюдены, и змея выполнила его просьбу.

Григорий подготовил качественную презентацию с графиками. Добавил несколько стоковых лиц, надеясь выиграть «очки» за оригинальность. В целом этот квартал, несмотря на спад продаж, вышел не хуже предыдущего. Да, вернулось несколько машин, и компания попала в сводки новостей из-за коррупционного скандала, но все компенсировали выплаченные проценты по прошлым договорам и новые клиенты, которых давно разрабатывал Григорий.

Итак, он сидел и ждал. Волновался, но не понимал, почему. Уволят – ну и ладно, не больно-то он и дорожит работой. Отец дорожил, а он – нет. Его пугало не лишение рабочего места, а сопровождающие увольнение заботы. Сначала нужно расторгнуть договор, две недели будто бы все нормально, но ничего не нормально. Затем составить новое резюме, рассказать отцу и матери. Потом сообщить лисичке, ведь именно ей придется тяжелее всего – привыкать к новым условиям, когда деньги имеют свойство кончаться. Нет, перемен Григорий не хотел, он не был к такому готов. Одна только мысль, и у него прихватило живот. Каждый раз одно и то же, каждый квартал, каждый год…

А в конце суп с котом.

Обычно руководитель филиала не интересовался отчетами менеджеров, но в связи с ростом компании требовался подбор новых кадров на управленческие должности. Это была большая возможность для Григория.

Дверь открылась. В кабинет зашел руководитель отдела продаж, беспородный пес на пике своих возможностей. Он сел у порога, почесал себя за ухом и прошел дальше к проектору. Зубами он вскрыл бутылку воды. Осушив ее, он поприветствовал Григория виляющим хвостом. Руководитель филиала задерживался на предыдущем совещании. Там устроили разгром отделу внешних коммуникаций за таргетированную рекламу с подводкой «режем цены и конкурентов».

– Тебе пришла зарплата? – спросил пес.

– Да. Только премиальные задерживаются.

– Как всегда, – ответил он и задрал заднюю лапу. По кабинету разошелся дрожащий звук мочи. Завоняло. – Сам понимаешь, это требует времени. Я хотел тут на скидке урвать газонокосилку. Представляешь! Я же тебе не рассказывал, да? У меня дачу обворовали.

– Да ладно!

– Ну да! А соседи не заметили.

– Как так?

– Потому что у них самих дом горел.

– Трагедия. А где у тебя дача?

– В области. Колеса не забрали из погреба, это главное. Они сейчас в цене подскочили, ты бы знал! Ох, – пес достал из своей сорочки телефон. – Погодь, важное.

И вышел, закрыв за собой дверь. Григорий сидел, крутился на стуле, поглядывая иногда то в окно, то в потолок. Вдруг тоненький голосок произнес:

– Гриша, ну что? – пропищало за ухом. – Кого ждем?

Он осмотрел кабинет. Никого. Гудел кулер в проекторе, за окном недовольно выли машины. Григорий облокотился на стул. Показалось. Услышанное списал на голос из соседнего кабинета или на тревожные галлюцинации, подобные тем, что обращаются к нему перед сном.

Вот бы это были настоящие галлюцинации, как у сумасшедших. Тогда бы его жизнь обрела признаки интересного.

Но писк не пропадал. Он посмотрел по углам кабинета, пока не заметил в одном из них что-то маленькое и черное. Вдруг оно вырвалось из его поля зрения. Григорий обернулся к экрану. В свете проектора мельтешила огромная тень комара. Его резкие движения перекрывали выведенные таблицы.

– Гриша, ну давайте, приступайте! – сказал комар. – Если вы мое время не уважаете, то о своем хотя бы подумайте.

Он держался хорошо. Сначала мысль плыла, тяжело было объяснить идею о подъеме коэффициентов до предкризисных показателей и при этом убедить, что это не скажется на оттоке клиентов. Муниципалитеты и раньше спокойно реагировали, а вот частники могли забеспокоиться. Были и хорошие новости – санирование крупного банка привело к закрытию фирмы-конкурента. В середине презентации Григорий нашел комфортный ритм. Комар внимательно слушал, иногда закрывая своей тенью тезисы на стене.

– Спасибо вам, Григорий, э, Олегович, – фамильярничал комар. Видно было, устал после нескольких совещаний подряд.

Под конец презентации вернулся пес. Не обращая на него внимания, комар улетел к себе в кабинет. Хвост пса опустился к ковролину.

– Ну как? – спросил Григорий.

Несколько дней спустя пес сообщил, что презентация руководителю филиала очень понравилась, особенно смешная картинка в конце, и было принято решение рассмотреть Григория как кандидата на повышение. Новая должность требовала не только новых навыков, но и забытых.

На следующей неделе Григорию назначат стажера: нужно будет помочь ему влиться в коллектив, рассказать о ценностях компании и сделать все то, что у него не получилось сделать с предыдущим кадром.

– Вы с ним сойдетесь, уверяю тебя, – сказал пес.

Григория точно уволят. Не сегодня, но в понедельник точно.

Григорий ничем не выделялся из большинства. Самый обычный из всех обычных. Но в омуте спокойствия таится зло. Среди него плавал он. В нем душа кормилась отчаянием. Оно умело ждать. Искало, в чем себя выразить, на кого броситься всем своим естеством. А пока оно травило Григория, всю его маленькую и незначительную жизнь.

Стоя в продуктовом между встревоженными субботой зверями, он смотрел, как они топчут мытый пол. Корова-уборщица тащила швабру с ведром на колесиках, не поспевая за суматохой. Стоило ей закончить, как вновь появлялись звери и топтали ее труд, о былой чистоте только память оставалась.