– Да нет же! Он! – на призыв откликнулся багровый тарантул.
И так до тех пор, пока не наберется по восемь игроков. Вот, остался крот. Никто не хотел брать его к себе, поэтому он был судьей и очень гордился своим положением.
– Фол! – кричал радостно крот.
– Да ты чмо ослепшее, какой нахуй фол?! – визжала ему обезьяна. До драк обычно не доходило.
Однажды Григорий смог забить гол после эффектного паса от второго нападающего, полосатого хамелеона, и это на долгое время стало единственным счастливым моментом в его жизни. Отец был горд сыном, ибо в нем загорелась мимолетная любовь к командному спорту. Но это был единственный хороший раз.
Интерес угас вместе с появлением других доступных занятий. Свои попытки отец в итоге оставил, появился второй сын.
Ничего в зеркале красивого не было. Григорий смотрелся, крутился, не понимал, чего ищет. Когда он гуляет, то смотрится в стекла машин или проходит мимо витрины, неважно, что за ними. Важно отражение. И в стекле балконной двери оно было.
Почему тебе всегда грустно, Григорий?
Он говорил лисичке, что до встречи с ней никогда не улыбался. Его даже на работу взяли именно из-за этого. Да, не без влияния отца, но последнее впечатление уже произвел сам Григорий. Впалые в череп глаза, прямая линия между губами, небольшие ямочки у щек. Молодой взгляд, не ведающий зла, но желающий. После общения с отделом кадров Григория встретил отец и спросил:
– Ну как, сын?
– Взяли.
Еще бы не взяли. И держат до сих пор, уже пять лет. На одной и той же должности. Во многом потому, что Григорий не стремится куда-то выше.
На понедельник запланирована важная встреча, о которой он не мог забыть, а хотелось бы. Встречаться с кадровиком или любым другим вышестоящим – всегда стресс. Уволят, обязательно уволят. Изловчатся, но найдут причину расстаться с ним. Он боялся потерять работу, одну из немногих постоянных в вечном потоке перемен.
Нельзя утверждать, что он получал от нее удовольствие. Во многом это было прихотью отца. Рутина изо дня в день, между бумаг и машин, иногда представление результатов менеджеру, корпоративы в преддверии праздников, круг замыкался другим кругом.
– Ну как, сын? – интересовался отец.
– Нормально. Скучно, правда.
– Ничего, это работа.
– Работа не может приносить удовольствия?
– Не может, мне кажется.
Премию так и не прислали. Григорий взял телефон и написал большое сообщение, где требовал немедленно перевести ему причитающийся процент с контрактов за январь. Он за них долго бился, тратил время, льстил пустоголовому заказчику и справедливо считал, что заслужил премию сейчас. И ее обещали перевести в феврале, а от февраля скоро только памятки в календаре останутся.
Перечитав, Григорий заметил, сколько недовольства спрятал между слов и, отправь он такое письмо, в понедельник можно было бы обсуждать только его увольнение. Страшно попасть в немилость.
Лисичка говорила о том, как благостно влияет на Григория его новая работа. За эти пять лет он возмужал, поставил речь, избавился от мата, в большинстве своем неуместного. Да, может быть, работа менеджером по продажам в лизинговой компании не очень интересная, но зато доход стабильный и какое-никакое занятие.
– А чего ты хочешь от жизни? – спрашивала она.
– Я? Не знаю.
– Тогда ничего не будет.
– Не будет. Совсем ничего.
Нельзя отрицать положительный вклад труда в жизнь Григория. Он смотрелся на себя в зеркало, на свой аккуратный синий костюм с клетчатой сорочкой. Самкам на работе нравилось, как он выглядел. И лисичке нравилось. Очень.
Когда Григорий приходил к ней в гости, она спешила прыгнуть ему на руки, расцеловать. Так радовалась она, что в ее жизни появился настоящий мужчина. Ответственный и серьезный. Вежливый, опрятный, не сулящий ей зла.
Здоровые отношения для многих уже запредельное чудо. Ведь ее коллеги – маргиналы и дети – мягкие создания, и те и те за разными шипами кроются. Что не особь – слизняк! – или тарантул с астмой. Они еще не поняли, сколько силы заложено в добротный внешний вид.
Работа стала неотъемлемой составляющей бытия. Первым словом в определении себя человеком.
Внутри Григория все хорошее и наивное сжалось. Обыкновенными стали вечера под пиво, когда он приходил к восьми вечера домой, включал ноутбук и сидел перед горящим экраном. Когда пиво заканчивалось, он шел еще за парой. Иногда смеялся, иногда грустил, если лисички рядом не было. Ему не хотелось делать ей больно, показывать свое несчастье.
Ближе к часу ночи он ложился спать, чтобы проснуться в шесть утра и повторить день, ничем не отличимый от вчера.
Григорий стал чаще замыкаться в себе, боясь делиться с близкими своей болью, страхом, что это навсегда. День за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем, с единственным перерывом на отпуск – две недели летом, где-нибудь за границей, на море или в горах. Лисичка настаивала: необходимо откладывать денежку для отпуска. Придумывала столько всякого разного, куда можно поехать отдохнуть, а Григорий ей в ответ покладисто кивал.
– Может сюда? – она показала рекламу тура на двоих со скидкой. Отель в пяти минутах от лазурного берега, в трех часах от столицы южной страны.
– Давай.
– Точно?
– Главное, чтобы тебе нравилось.
Ей ничего не нравилось. Или ей нравилось все.
Лисичка была созданием половинчатым, недаром шерсть по позвоночнику делилась на черное и белое.
С болезнью тяжело справляться.
Личностью она была такой же: либо все хорошо, либо все плохо, и Григорий никогда не знал, в каком положении ее качели будут завтра. Но терпел.
И работу он терпел.
Ему задерживали премию, и чувствовалось в этом некое оскорбление. Другим же выплатили, наверное. Хотя откуда ему знать, он не спрашивал, стеснялся. Про деньги в коллективе не принято говорить. Но все равно говорили. В курилках, туалетах, около кофейного аппарата после летучки во вторник.
Григорий заволновался: если его в понедельник уволят, то как тогда без него пройдет летучка?
Кто его заменит? Вепрь из отдела по реализации строительной техники? Он завистливый истерик, любит внимание. Недавно проколол себе ухо, якобы это круто, и вовсе не кризис среднего возраста. С таким же успехом он мог купить себе мотоцикл, только вряд ли его пятачок поместится в шлеме. Помнится, с каким трудом он пытался поставить на место бегемотиху из отдела внешних связей. В ответ она смешала его с говном, а другие смехом поддержали. Насела сверху, и стало просто и легко.
Вообще бегемотиха ничуть не лучше. Такие всегда действуют по указке у других, сами они ни на что не способны. Пес, бывший менеджер по продажам ранее, а теперь – начальник Григория, рассказывал, сколько раз крутил ее на своем члене, и как она визжала от удовольствия.
Другие – сплошь индюки с красными мошонками на шеях. Кивают и трясутся, как бы не пришел их черед. А он придет, обязательно придет, и полетят перья в пасти. Они тяжело дышат, грудь растет словно шарик, стоит только к ним обратиться. Таким кадрам доверять столь ответственную работу невозможно. Потому, общим решением, руководство летучкой переходило следующему, минуя их. Индюки согласно кивали.
Григорию хотелось умереть.
Он снял с себя наряд: синий пиджак и клетчатую сорочку с красным галстуком. Дополнит его в понедельник красными носками – это отличная идея. Вконец одуревший и мрачный, озадаченный тем, как провести вечер, он захотел есть. Лучший способ борьбы со скукой. Холодильник же был чист и пуст. Это хозяйка постаралась, отдраила его и выкинула всю просрочку, заодно и схомячила последний кусок хлеба, что оставался у Григория.
Она не стесняется границ, но умело их выстраивает. Когда они впервые познакомились, соседка показалась ему такой же обычной, как и он. Совсем недавно вернулась в страну неизвестно откуда и задумалась о том, на какие шиши существовать. Работать она не хотела, и сдавать комнату показалось удобным решением. Григорий ей понравился: спокойный, без хобби и интересов, не любящий гостей и шумные компании. Его подкупила цена: комната в центре со включенными в сумму аренды счетчиками за столько – редкое предложение!