Оценить:
 Рейтинг: 3.67

Войны распавшейся империи. От Горбачева до Путина

Год написания книги
2018
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 7 >>
На страницу:
4 из 7
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Работающие в регионе иностранцы по достоинству оценили преимущество местной жизни. Знакомый итальянец, сотрудник одной из международных миссий, почти плакал, уезжая из Бишкека. «Великолепные, почти дармовые рестораны, обилие готовых на все красивейших женщин – это не жизнь, а рай! А в моем чертовом Милане проститутка на полчаса сто евро стоит. О мадонна, зачем ты меня заставляешь возвращаться в эту глупую Италию!»

В отличие от иностранцев, местные женщины идут на все, чтобы вырваться из этого «рая». Мечта почти любой из них – найти зарубежного «принца». И здесь, опять же, славянки имеют существенные преимущества перед девушками коренных народов Средней Азии: американцы и европейцы женятся на них, как правило, более охотно.

Моя местная приятельница Вероника, 30-летняя мать-одиночка с двумя детьми, нашла через брачное агентство 50-летнего бизнесмена из Нью-Йорка Джона, мечтавшего жениться на русской женщине. Для великодушного американца чужие дети не были препятствием, и он «готов был заботиться о них, как о своих собственных». Для моей подруги, пытавшейся прожить со своими детьми на зарплату в сто долларов, упускать такой шанс было просто преступно. На пути к счастью потенциальных молодоженов было несколько существенных препятствий: Вероника совершенно не знала английского, за границей не бывала ни разу и слабо представляла себе, о чем вообще можно разговаривать с иностранцем.

И тут ее осенило. Из Америки трудно определить, кто именно пишет письма. Так почему бы не перепоручить переписку человеку, жившему в США и хорошо знающему эту страну, то есть мне? Я принял предложение Вероники и начал от ее имени общаться по Интернету с заокеанским собеседником (в присутствии Вероники). С Джоном мы нашли общий язык сразу. Узнав, что я горнолыжник (то есть горнолыжница), он тут же написал мне (то есть Веронике), что тоже обожает горы и у него есть дача в Аппалачах с собственным подъемником. Заботливый американец очень надеялся, что «моим» детям понравится кататься в этом необычном для них месте.

Джон писал Веронике ежедневно. Он с юмором описывал свои будни, и скоро мне начало казаться, что я знаю его всю жизнь. Но потом в этой истории наступила неожиданная развязка. Я уехал в отпуск на родину Джона, а Вероника стала переписываться с ним с помощью компьютерного переводчика. Через две недели терпение американца лопнуло: «Я написал вам десять больших писем, а вы мне лишь две короткие отписки. Я думаю, что мы не подходим друг другу. Счастливо вам!»

После «облома» с Джоном Вероника через посредническую фирму нашла работу стриптизершей в Китае. Я было упрекнул ее в безнравственности, но получил решительный отпор: «Тебе легко осуждать людей и быть таким белым и пушистым со своей западной зарплатой и квартирой в Москве. А я, чтобы мои дети с голоду не подохли, на что угодно пойду! Между прочим, я такая же, как ты, русская, просто мне не повезло родиться в нужном месте и в нужное время».

Глава V. Журналисты на войне

Репортеры, постоянно работающие в горячих точках, – люди не совсем обычные. Их, условно, можно разбить на три группы.

Первая, и, пожалуй, наиболее многочисленная, – это те, кто приехал на войну ради больших денег. Так, российский стрингер, работавший на западные СМИ в зонах конфликтов бывшего СССР, мог заработать в день более 200 долларов США.

Немаловажный мотив для поездки в горячую точку – желание прославить свое имя в журналистике. Нередко журналисты получали мировую (или, по крайней мере, всероссийскую) известность, передав всего лишь один репортаж.

И наконец, в горячие точки нередко ездили люди с ярко выраженной авантюристической жилкой, которые чувствуют себя неуютно в мирной жизни.

Многие «ветераны горячих точек» принадлежат к «смешанному» типу, и у них присутствует как минимум два из перечисленных выше мотивов, подталкивающих их к постоянным поездкам в зоны конфликта.

Заранее предвижу возражения, что можно выделить в отдельную категорию журналистов, едущих в зону конфликта лишь для того, чтобы помочь оказавшимся в беде людям. Увы, в действительности таких среди представителей СМИ – лишь ничтожное меньшинство. Подобные люди довольно часто встречаются в различных гуманитарных организациях, но очень редко среди репортеров.

Пожалуй, наиболее необычны те журналисты, которых можно условно отнести к категории авантюристов (пусть и в хорошем значении этого слова).

– Вначале я ездил на войну просто по долгу службы, но постепенно такие поездки превратились для меня в своеобразный наркотик. Если я долго оставался в Москве, то начинал себя чувствовать неуютно, нервно, – делится со мной один из журналистов – ветеранов чеченских войн.

Ярким примером таких людей был мой друг, японский политолог Ютака Акино, с которым мы вместе работали на разных войнах распавшегося Союза. Ютака признавался мне, что японская жизнь для него «слишком размеренна». По-настоящему же счастливым он чувствует себя лишь в тех местах, где испытывает трудности и лишения. Как-то в Токио мы зашли в синтоисткий храм, где полагалось загадывать желание. Мой друг загадал, чтобы в следующем году у него было «десять трудностей и восемь несчастий».

– Я сильный человек и должен пройти большие испытания, – пояснил Ютака свой, мягко говоря, необычный поступок.

Конец моего друга был трагичен. Он устроился работать в миссию ООН в Таджикистане и был убит боевиками в горах республики. В японской прессе Ютаку «окрестили» «последним самураем».

Глава VI. Ностальгия по СССР

«Мы жили как в раю!»

«Настанет день, когда жизнь в прежнем СССР мы будем вспоминать как лучшие годы», – убеждал меня в далеком 1991 году солидный дядечка, депутат непризнанной Приднестровской Молдавской Социалистической Республики. Тогда я лишь посмеялся над этим высказыванием, но, как мне пришлось позднее убедиться, этот прогноз оказался верен для многих жителей бывшего СССР. Особенно сильна была тоска по распавшемуся Союзу в неблагополучных регионах.

Так, если в России после распада СССР стало лучше жить довольно много людей, то в среднеазиатских республиках (за исключением Казахстана) кроме ничтожной по численности прослойки новоявленных феодалов и баев после крушения коммунистической системы гораздо хуже стали жить все местные жители.

Сегодня Средняя Азия – это, пожалуй, единственное место в мире, где российский паспорт является предметом зависти и уважения. «Настоящая» заграница для местных жителей – несбыточная мечта; отказы в визе в американских посольствах достигают здесь 90 %. Олицетворение успеха для уроженца Центральной Азии – найти работу в Москве или, на худой конец, в любом крупном российском городе.

Регион медленно, но верно возвращается в Средневековье. В местных кишлаках живут практически натуральным хозяйством. Пашут здесь, как в древние времена, на волах, а зерно мелют на водяных мельницах. Неудивительно, что жители Средней Азии вспоминают с ностальгией о временах СССР.

В одном из отдаленных сел горного Таджикистана меня пригласил к себе в гости местный пенсионер Ахмед. Как выяснилось, этот симпатичный старик специально хотел оказать мне знаки уважения, как представителю Москвы, ассоциирующейся в его сознании с «великим Советским Союзом». Еще в 20 лет Ахмед потерял ногу в результате несчастного случая, и ему выделили пенсию по инвалидности в 80 рублей и автомашину. Он стал работать завклубом, женился, вырастил четверых детей.

«Денег хватало с избытком. Мы даже брали путевки и каждый год ездили отдыхать в санаторий, куда-нибудь в Россию», – вспоминает пенсионер. Ахмед пытается угощать меня с размахом – он поставил на стол все, что у него есть из еды: хлеб, молоко, сушеный тутовник и яблоки. На другие явства рассчитывать просто глупо: дети старика – безработные, и единственный денежный доход семьи это его пенсия в размере нескольких долларов. «Мы жили как в раю и даже не понимали этого», – пытается убедить меня старик.

Естественно, о временах СССР тосковали и жители горячих точек. Если бы я рассказал этим полуголодным, живущим в неотапливаемых подвалах людям, что в постперестроечное время они получили свободу слова и возможность путешествовать по всему миру, то они посмотрели бы на меня как на сумасшедшего, в лучшем случае.

Самое интересное, что горячими приверженцами советской системы часто были не только мирные жители, но и боевики, защищающие с оружием в руках идеи, весьма далекие от коммунистической идеологии. Так, во время гражданской войны в Таджикистане многие рядовые бойцы-исламисты говорили мне, что они за «Советский Союз и исламскую республику». Во время первой чеченской войны многие воевавшие с федералами боевики на чем свет клеймили «развалившего» Советский Союз Горбачева и с ностальгией вспоминали о доперестроечных временах, когда, к слову говоря, ни о какой независимой Ичкерии не могло быть и речи.

В этом отношении примечательна история, рассказанная автору грузинским политиком Георгием Заалиашвили, который в конце 90-х прошлого столетия более года провел в плену у чеченских боевиков. «Почти все бандиты, у которых я находился, сражались с федеральными войсками, защищая независимость Чечни. Но самое интересное, что эти же люди вспоминали советские времена, как лучшие дни своей жизни. Мне особенно запомнился один бывший тракторист, потерявший все свои сбережения во время денежной реформы Павлова. Почему-то во всех своих бедах он винил именно меня. От этого «механизатора» мне часто доставалось, а он, избивая меня, приговаривал при этом: «При коммунистах я был богатым человеком, а теперь я вынужден воевать с русскими и торговать заложниками!»

Я отнюдь не разделяю коммунистическую идеологию, однако для отсталых регионов СССР, получавших от России обильные дотации, а также вполне квалифицированных специалистов и преподавателей, этот строй был действительно очень выгоден. Доказать это легко и просто. Так, чтобы понять, какие плюсы принесла советская власть той же Центральной Азии, достаточно побывать в соседних с ней провинциях северного Афганистана, заселенного теми же таджиками и узбеками, не испытавшими на себе «бремя российской колонизации». Контраст просто колоссальный.

Коммунизм с индейским лицом

Вообще, как я убедился, коммунистические идеи очень популярны в бедных странах. Перебравшись в США, я часто путешествовал по странам Латинской Америки и был просто поражен, насколько в этом регионе популярны прокоммунистические левые идеи.

Причем у местных левых были действительно достаточно убедительные доводы. Как-то я отдыхал в Доминиканской Республике. Несмотря на просто райские условия жизни для иностранного туриста, эта страна произвела на меня гнетущее впечатление.

Очень много местных женщин, чтобы прокормить себя и своих детей, вынуждены заниматься проституцией, а местному простому парню легче всего было заработать бандитизмом или торговлей наркотиками.

На таком фоне опыт социалистической Кубы (до распада СССР) был достаточно успешен. В стране была уничтожена неграмотность, а продолжительность жизни была одна из наиболее высоких в Латинской Америке. Если не учитывать ничтожную прослойку зажиточных латиноамериканцев, то кубинцы жили лучше, чем во многих странах региона. Другое дело, что такое относительное благополучие было возможно только при дотациях от СССР.

А ведь до прихода к власти Фиделя Кастро, экономические показатели Кубы и Доминиканы были близки.

Во время моих путешествий по южной Мексике и Гватемале я был просто поражен, насколько убого живут местные индейцы майя. Большая часть их малограмотны и с трудом говорят по-испански. Майя ходят в национальной одежде, спят в убогих однокомнатных жилищах, готовят еду на дровах, и даже обычный мобильник считается у них предметом роскоши. Среди них очень много алкоголиков – спящих на улице пьяных можно увидеть гораздо чаще, чем в России. В местных магазинах практикуется такая необычная услуга: за 6 центов здесь дают понюхать опорожненную бутылку текилы.

Как я выяснил у местных жителей, вырваться из такого «порочного круга практически невозможно» – ребенок, родившийся в бедной деревушке, так и умрет бедным крестьянином.

Увы, и после крушения СССР левые идеи очень популярны в Латинской Америке. СССР здесь по-прежнему помнят и любят. «Почему вы забыли Ленина?!» – довольно часто упрекали меня латиноамериканцы. А однажды я и вовсе попал в неприятную ситуацию.

Как-то в индейском районе Гватемалы, когда я сообщил местной школьной учительнице, что я из России, то ее ликованию не было предела. Однако, как только я сказал, что сейчас живу в Америке, ее как подменили: «Вы – предатель. Я люблю Россию именно за то, что она не боится США и борется с американским империализмом. Дай бог здоровья синьору Путину!»

Индейцы-майя не любят американцев. Моего знакомого русского из Литвы двое аборигенов с мачете хотели ограбить на горной дороге. Однако мой приятель объяснил бандитам, что он не гринго, а «такой же, как они». Ему поверили и отпустили с миром.

Антиамериканские сантименты майя объяснимы. Пятнадцать лет назад в Гватемале окончилась длившаяся тридцать шесть лет кровопролитная гражданская война, в которой аборигены поддерживали коммунистических повстанцев.

Во времена СССР я был убежденным антисоветчиком, однако знакомство с историей Латинской Америки не то чтобы изменило мои взгляды, но заставило посмотреть на проблему в иной плоскости. Опасаясь прихода к власти коммунистов, а нередко и просто чтобы обеспечить надежную прибыль американским компаниям или политическую стабильность, Вашингтон часто поддерживал редкостных негодяев.

Так, Америка помогала гаитянскому диктатору Франсуа Дювалье. Этот милый человек любил лично пытать своих противников. Особенно он гордился своим изобретением – шкатулкой-человеко-выжималкой: сжимающимся футляром с прикрепленными кинжалами с внутренней стороны.

Другой друг США, никарагуанский диктатор Анастасио Сомоса Гарсио переделал в тюрьму одно из крыльев своего дворца. Все камеры были выполнены в форме гробов, поставленных на пол – в них можно было только стоять. Был в резиденции и зверинец с хищниками – диктатор любил кормить их мясом своих жертв.

Примеры таких американских протеже можно множить. Поэтому неудивительно, что в Латинской Америке были сильны антиамериканские настроения и, как следствие этого, симпатии к коммунистам.

Левые (часто белые) умело используют бедственное положение индейцев, их дискриминацию со стороны потомков колонизаторов для борьбы с «капиталистами». Поскольку США в Латинской Америке традиционно поддерживали правящий класс, сплошь состоящий из потомков колонизаторов, то такая борьба активно сопровождается агрессивной антиамериканской риторикой.

Причем это характерно не только для Гватемалы и зоны расселения майя в Мексике, но и для всех стран Латинской Америки.

Наиболее хрестоматийный пример – Уго Чавес, чья левая и антиамериканская риторика находила поддержку в первую очередь среди коренного населения страны.

Сегодня «революция аборигенов» уже произошла практически во всех «индейских странах» Латинской Америки: Венесуэле, Боливии, Эквадоре, Перу. Причем, может быть за исключением Перу, во всех этих странах к власти пришли ярко выраженные левые, откровенно антиамериканские политики.

<< 1 2 3 4 5 6 7 >>
На страницу:
4 из 7

Другие электронные книги автора Игорь Владимирович Ротарь