КамТугеза

– А как же все эти женщины ? бизнес?леди, миллионерши, актрисы..

– Лиза, ты вроде уже большая, – Софья поджала губы, чтобы посмотреть, ровно ли легла помада. – Дали денег красивой девочке с Барнаула ? вот она и актриса. Жена застукала мужа с молодой любовницей – вот она миллионер или бизнес?леди. Трудом праведным не наживешь палат каменных. Так вроде у нас раньше говорили. Слушай меня. Мама плохого не посоветует.

– Воспитывать лучше не советами, а личным примером, – ответила Лиза, а про себя подумала: «Что?то когда мне нужны были твои советы и твоя забота, тебя рядом не было. Сбагрила меня подальше, чтобы я тебе не мешала».

– Ты на что намекаешь? – Софья бросила на стол перед собой кисточку для глаз, так и не добившись желаемого, и повернулась к Лизе. – Что ты хочешь сказать?

– Мама, какие намеки?! – Лиза, много лет готовилась сказать то, что она думает о матери. Рассказать ей о том, как она плакала в комнате общежития совсем одна, ведь матери рядом не было. Но сейчас все давно заготовленные слова выскочили из головы, осталась только злость. – Никаких намеков, мама. Ты всю жизнь рассчитывала только на свою внешность. И надеялась с помощью нее решить все проблемы. И что получилось? Ты свою жизнь в унитаз спустила. И теперь, кажется, за мою принялась. Нет уж, я тебе такого удовольствия не доставлю. Если я это и сделаю, то сама, – Лиза взяла на руки котенка и, не дав матери ничего ответить, выскочила из комнаты.

– Одна лестница больше половины дома занимает. Любят русские пыль в глаза пустить. Слышала, что большими машинами и большими домами компенсируют некие физиологические проблемы, – сказала Софья Прохору, когда они вошли в дом Романова.

Софья с Прохором жили в этой же стеклянной части дома, но только вход у них был с другой стороны. Сразу из небольшого холла лифт поднимал их на свой шестой этаж: на чердак, как говорила Софья. А первые пять этажей занимал сам Юрий Владимирович Романов. Софью это злило, но изменить она ничего не могла.

– Лестница ? это символ. Символ восхождения по ступеням власти. Туда… К облакам и выше. Чтобы сверху взирать на всех тех, кто остался внизу и похож на букашек, а букашки, чтобы глядя вверх, знали, что они букашки, – пошутил Прохор.

И действительно, все, кто поднимался по этой лестнице, полностью скопированной с парадной иорданской лестницы Зимнего дворца, чувствовали себя не очень уютно. Мрамор ступеней и перил, сердобольский гранит колонн, десятки античных скульптур и огромное количество золота на лепнине потолка поражали любого человека. Поговаривали, что некоторые скульптуры были настоящими, а в Эрмитаже хранились копии.

– Его дом – делает, что хочет, – добавил Прохор.

– Золота для богатых дворцов в России всегда хватало, а вот с соломой для крыш у бедных всегда были проблемы.

– С такой радетельницей за народное счастье, теперь все быстро наладится, – иронично заметил Прохор.

До института Софья жила в Касимове: небольшом древнем городке Рязанской области на Оке. Отец был секретарем райкома, а мать директором центрального двухэтажного универмага. Она была единственным, любимым и очень избалованным ребенком. Училась Софья так себе, но учителя ставили хорошие оценки. Больше всего она любила фантазировать, представляя, себя принцессой, которую спасают разные добрые и не очень добрые, но всегда безумно красивые рыцари.

Читать романы она начала сразу после букваря. Читала все подряд, лишь бы там было что?нибудь про любовь. В шестом классе добралась до Мопассана. Она каталась в изящной закрытой коляске запряженной вороной лошадью по аллеям Булонского леса; ужинала в дорогих ресторанах на Елисейских полях; встречалась с художниками и поэтами в дешевых гостиницах и меблированных комнатах Монмартра, а в роскошных будуарах великолепных дворцов – с флегматичными графами и горячими виконтами.

Потом был Флобер. После того, как вслед за Эммой Бовари она перенесла на себе всю тоску жизни с нелюбимым мужем, волнение измен, смертельные муки от отравления мышьяком, Софья поклялась, что выйдет замуж только по любви. В этот французский период она выучила язык и всю французскую историю. Она бредила тайными свиданиями и любовниками.

Потом у нее начался русский период: Тургенев, Бунин, Набоков. Она мечтала о деревне, темных аллеях, заросших прудах и дворянских усадьбах. Но как?то мать отвезла ее в деревню к бабушке. Там ее, одетую по последней моде, оттаскали за волосы на танцах в клубе местные красавицы, а мальчики в это время смеялись и подначивали. После этого позора ее несложный план на жизнь и формула счастья обозначалась так ? чем дальше от Рязани, тем лучше.

– Хорошие люди мне сказали, что этот дом можно продать за очень приличные деньги, – продолжала Софья. – И купить что?то более интересное. Я тут присмотрела один домик в Бель?эйре. Там такой вид на Тихий океан! Но быстро это все не продашь. Клиентов ? единицы. А на реконструкцию нужны деньги.

– Ты соображаешь, что ты делаешь?! Если эти твои знающие люди расскажут отцу, что ты оценивала его дом, знаешь, что будет?

– Что ты орешь ? не глупее тебя. Никто ничего не узнает. Если бы не пил столько с сумасшедшими фриками в то время, когда все деньги зарабатывали, то мне бы сейчас не пришлось с этой стервой Анфисой встречаться. Вот ведь тварь ? хочет нас нищими оставить.

Софья приехала в Москву в 1981 году и с помощью родителей поступила в престижный тогда Плехановский институт. Она и в молодости не была красавица. Вполне обычная внешность, не толстая, не худая – встретишь на улице, не обратишь внимания. А институт тогда был как ярмарка невест. Поэтому, взвесив все за и против, она решила, что гоняться за красивыми мачо или богатыми советскими богачами с плодоовощных баз дело бесперспективное. Проще и надежнее сделать мужчину самой из подходящего материала.

С Прохором и с его братом близнецом Тихоном она познакомилась в институте. Таких разных близнецов нужно было еще поискать. И внешностью и характером. Тихон ? себе на уме, был непредсказуемым и совершенно неуправляем. Больше всего он не любил быть таким, как все. Не носился за джинсами, не слушал рок?музыку. Одевался скромно и не боялся говорить все, что думает. Однажды упрекнул преподавателя истории КПСС в том, что тот, несмотря на то, что сам является коммунистом, дает о партии предвзятую негативную информацию. И это когда все смеялись над чавкающим Брежневым и зачитывались самиздатом с Войновичем, Аксеновым и Солженицыным. Несмотря на это, женщины всегда предпочитали его, а не брата Прохора.

Тот был совсем другим. Всегда модно и дорого одетый, улыбчивый, с запасом анекдотов на любой случай. Прохор организовывал в институте концерты тогдашних полуподпольных звезд ? «Воскресенья» и «Машины времени». Он был знаком с популярными артистами и спортсменами. На всех московских премьерах сидел на первых рядах. Любил производить впечатление и мог бесплатно отдать супердефицитную контрамарку в Театр на Таганке на «Мастера и Маргариту» или на «Юнону» в Ленком.

Но, несмотря на это и на успешную комсомольскую карьеру, с девушками у Прохора ничего не складывалось. Даже доступные веселые пионервожатые, которыми обязательно комплектовалась любая серьезная комсомольская конференция, старались избегать его ухаживаний. И дело было даже не столько в маленьком росте и огромной несуразной голове, сколько в том, что Прохор, очень комплексуя из?за внешности, слишком уж старательно делал вид, что это его не беспокоит. А выглядело это как будто маленький петушок, выпятив грудь, вызывающе задрав клюв, вышагивает между взрослыми большими петухами, показывая, что именно он здесь главный. Проходя мимо, хотелось воткнуть ему повыше копчика пару перьев для большего сходства. Сам Прохор не замечал, что выглядит нелепо, что со стороны это выглядело очень потешным, а смех, как известно, уничтожает любое сексуальное желание.

Софья сразу поняла, что такого орла окольцевать будет очень легко. Она была уже на последнем курсе и в некотором цейтноте. Уезжать из Москвы ей не хотелось. И когда она узнала, что отец братьев работает в ЦК на Старой площади, судьба Прохора была решена. Она буквально за месяц сделала из него зомби. Развлекаясь, она отрабатывала все приемы соблазнения, и все они давали превосходный  результат. Она была и заботливой матерью, и развратной стервой, и скромной девушкой, потерявшей голову от любви, и боевой подругой ? соратницей, его надежной спиной, готовой ради него на все. Прохор был счастлив. Свадьба была в помпезном ресторане «Пекин». После свадьбы Софья быстро быстро забеременела и родила дочку. Беременность и роды так ее вымотали, что она решила больше не рожать, несмотря на просьбы мужа.

«Ты же сама подложила Анфису под отца, чтобы  быть в курсе всех его дел. Пустила лису в курятник!» – ругала она Софья. Она не ожидала, что престарелый тесть решится жениться.

– Эта стерва совместила сразу две первых профессии и проституцию, и журналистику. А теперь у нас и деньги отжать хочет. Эта мошенница и интриганка ничего не получит, – злобствовала Софья, поднимаясь по лестнице.

– Ты можешь хоть немного помолчать? Здесь же все слушается.

– Вот у тебя отец даже родного сына готов прослушивать. Все вы Романовы одинаковые.

Они поднялись и прошли сквозь двойные высокие двери в огромный зал. Большие зеркала, имитирующие окна, вмонтированные во все стены еще больше расширяли его и без того большое пространство. В это же время с другой стороны в него вошли Юрий Владимирович и Анфиса. До романовской реконструкции это помещение было библиотекой. Сейчас с больших картин в широких золоченых рамах чьи?то предки в бархатных мантиях, подбитых горностаевым мехом, смотрели с нескрываемым пренебрежением на людей, которые с трудом могли вспомнить девичью фамилию своей бабушки.

Настроение Софьи чуть улучшилось, когда она увидела Анфису. Ей даже стало по?женски немного жаль ее: одеться настолько безвкусно надо было постараться. Сразу бросалась в глаза серебристая расклешенная юбка плиссе до колена, которая делала ноги не пропорционально короткими, а главное, а главное, не скрывала очень толстые слоновьи икры и щиколотки. Розовая узкая кофточка должна была подчеркнуть большую грудь, но зачем?то была заправлена за пояс юбки, тем самым подчеркивая выпирающий возрастной Анфисин живот. А сама грудь, в неправильно подобранном лифчике, опускалась слишком низко и казалась обвисшей. Завершала все нелепая прическа. Жидкие каштановые волосы разных оттенков были будто подобраны с полу в парикмахерской, завиты и приклеены на голове Анфисы в нехарактерных для роста волос направлениях.

Естественно, худая Софья в простом черном платье и с ниткой жемчуга на шее, почувствовала себя, по сравнению с ней, аристократкой. Она вдруг вспомнила, как Анфиса пришла к ней на собеседование с шикарной сумкой Chanel. По тому, как она ее держала, было понятно, что сумка ей не по карману. Увидев у Софьи сумочку этой же фирмы, Анфиса по советской привычке спросила, где та ее покупала, естественно упомянув, что свою она привезла из Милана. На что Софья ответила, что она такой ерундой не заморачивается и сумка у нее с ближайшего рынка.

Прохор, глядя на Софью, Анфису и на отца в цветной рубашке, подумал, что матросы в черных бушлатах в октябрьские дни семнадцатого года в тронном зале Зимнего дворца смотрелись органичнее, чем они сейчас среди старинных картин с чужими предками.

Глава 5

Когда Софья увидела сияющего тестя, то поняла, что именно сегодня она должна расстроить этот брак, причем любым способом, а иначе романовских денег им не видать. Вот только вариантов, как это сделать, в голове у нее пока не было. Конечно, она могла бы рассказать об Анфисе что?нибудь сомнительное, даже гнусное, но только это ничего не изменило бы. Романов не идиот и знает, что не девочку берет в жены. А сколько и кто у нее там был до него, в этом возрасте значение не имеет.

На большом круглом столе в центре зала были легкие закуски и вино. У стены стояли два официанта, выряженные в красные ливреи и белые панталоны.

– Пожалуйста, прошу к столу, – пригласила гостей Анфиса, показывая тем самым, что хозяйка здесь она.

– Как же мне у вас нравится, Юрий Владимирович, будто в царском дворце! – Софья знала, как Романов падок на лесть и поэтому решила начать с этого. – А ведь дом многое говорит про хозяина. О его замыслах, желаниях… Рано вы все?таки ушли на пенсию. Если бы вы тогда еще лет на десять остались у власти, то сейчас страну было бы не узнать.

Романов, конечно, никуда сам не уходил. В России вообще не принято добровольно отдавать власть, а после того, что он сделал со страной, это было к тому же очень опасно. Его румынского коллегу Чаушеску расстреляли без всякого суда. Кадры расстрела, растиражированные по всему миру, так напугали Романова, что он решил укрепить свое положение.

Для этого он придумал хитрый, как ему казалось, план. Точнее, план ему преподнесли его западные друзья, мотивируя тем, что как глава страны, он их полностью устраивает. Им хотелось и дальше работать только с ним, выстраивая новое мировое мышление. По этому плану необходимо было провести инсценировку переворота, чтобы чужими руками избавиться от лишних конкурентов. А в успехе Юрий Владимирович не сомневался.

Все эти новоявленные оппозиционеры в свое время были выбраны и подняты наверх им самим для того, чтобы блистать на их сером фоне. Большинство из них к тому же еще в молодости было завербовано КГБ и на каждого имелось досье с компроматом. Он прекрасно знал, что сами они ни на что неспособны и при первой опасности попрячутся по щелям, заливаясь водкой и трясясь от страха. Поэтому Романов, дав команду на проведение этого фальшивого переворота, расслабился и уехал отдыхать, чтобы никто не смог обвинить его самого. А когда понял, что произошло ужасное и его предали абсолютно все, включая тех самых западных друзей, менять что?то было уже поздно. Если в царской России при переворотах использовали кинжалы, топоры палачей и обычные табакерки, то нынешние заговорщики ради личной выгоды по совету тех же самых западных друзей просто уничтожили страну, разделив ее на вотчины, которые быстро прибрали к рукам.

У Романова как будто выбили из?под ног табуретку: он полетел вниз. Но петля не затянулась на шее, а наоборот: свалился он на мягкую теплую перину, вставать с которой желания уже не было. Новая власть дала ему все возможное – огромные деньги, и, главное, гарантии личной безопасности. Еще лет десять назад у него бы хватило сил устроить жесткую чистку и за пару дней восстановить и страну, и личную власть. Но сейчас у Юрия Владимировича было все, о чем лет тридцать назад и мечтать не мог, так что стимулов лезть на трон больше не стало.

Он с усмешкой вспоминал привилегии бывшей советской верхушки. Сейчас они казались нищенскими. Последней каплей было то, что его сын Прохор, которого он видел своим приемником, вместо того, чтобы поддержать отца, оказался в числе самых активных сторонников произошедшего. Именно Прохор предложил день развала страны и свержения отца праздновать как день независимости России. Объяснить подобную глупость своего сына, Романов так и не смог, поэтому решил, что в его измене виновата корыстная стерва Софья. А его сын, безвольный пьяница и подкаблучник, вообще ни на что не годен. И поэтому, зря сегодня Софья напомнила Романову о власти. Ее слова вернули его в те, казалось, уже забытые времена. И его благодушное настроение мгновенно исчезло.

– Про что ты говоришь, Софьюшка, про какие десять лет? – Романов прищурил свои колючие глаза и зло посмотрел на Софью. – Разве не вы с моим глупым сыном больше всех радовались, когда меня на помойку отправили?

– Папа, ну давай хотя бы сегодня об этом не будем, – раздражено сказал Прохор. –  Мы же не за этим сегодня собрались.

– Стыдно вспоминать? – все больше горячился Романов. – Некоторые хотя бы на этом кучу денег заработали, а ты как был нищебродом, так и остался.

– А разве деньги главное? – спросила Софья.

– А зачем ты за Прохора замуж выходила? Не ради денег? Ведь у него нет никаких других достоинств – ни внешности, ни ума. А теперь, как оказалось, и денег нет: не нажил.

– Я думаю, что нам действительно сейчас не стоит возвращаться к тем временам, – решила прервать этот опасный разговор Анфиса,– тогда все виделось иначе. Мы же действительно не за этим собрались. Давайте лучше выпьем, – Анфиса боялась, что эти бесполезные выяснения кто виноват, могут помешать главному.

– Подожди, Анфиса, – резко прервал ее Романов. – Ты, Софья, не ответила, зачем страну было разваливать? – он почему?то обращался к Софье, хотя уж она?то точно к этому не имела никакого отношения.

– Папа, я много раз тебе отвечал на этот вопрос, – опять вмешался Прохор. – Ты же сам санки с горки толкнул – убрал социализм, все и понеслось. А без социалистической идеи объединить людей было уже нечем, да и незачем.