На платформе в Улан-Удэ у входа на вокзал их встретили четыре белых полуколонны и мозаичный рисунок в центре главного зала. Там он маленьким часто скакал по угловатым изгибам восточного орнамента, пока родители читали на лавке газеты в ожидании ближайшей электрички.
Когда привычный шум привокзальных платформ остался позади, они сели в автобус и поехали домой. Автобус был старенький, с полукруглыми формами спереди и сзади, со старыми дверями в форме гармошки, которые натужно скрипели и заедали на каждой остановке, впуская и выпуская неторопливых пассажиров. Наблюдая за тем, как медленно ползут мимо них бордюрные камни и редкие деревья, Богдан подумал, что он уже давно был бы дома, если бы пошёл пешком.
Глава 2. Ещё не время…
Жизнь в стойбище туматов была напряжённой и трудной. Мужчины ушли на охоту. Те, кто остался, занимались заготовкой ягод и починкой гэров. И только жена вождя не могла работать вместе со всеми. Она чувствовала себя плохо уже целую неделю. В животе было неспокойно, есть не хотелось, постоянно подташнивало, и трудно было пить даже воду. Силы медленно и неумолимо покидали её, хотя в голове всё было ясно и спокойно, как будто тело умирало отдельно от мыслей. Отвары старой повитухи уже не помогали, хотя та проводила с ней чуть ли не весь день и заставляла пить разные горькие травы.
Вот и сейчас, сутулая фигура, откинув полог, заслонила яркий небосклон. Затем проковыляла к огню, подбросила несколько толстых веток и долила в котелок немного воды. Тонкая струйка дыма, извиваясь змеёй, дотянулась до Айланы, однако не смогла преодолеть возникшую на пути преграду. Медленно скользя вдоль шкуры медведя, она запуталась в жёсткой шерсти и стала расплываться вдоль земли, растворяясь, как утренний туман. Запах дыма казался Айлане приятным. От него веяло теплом и уютом большого гэра, детьми и прежней жизнью, с которой сейчас связывало так мало.
Полог из оленьей шкуры завернулся, и у входа образовалась узкая, клинообразная щель. Через неё вместе с прохладным весенним воздухом хлынул внутрь мягкий свет багрового заката. Его лучи, подобно огромной реке во время половодья, залили далёкие горы и леса медовой патокой дрожащего зарева. Там виднелись глубокие оттенки спелой малины и целебных ягод с вязких болот, куда ушёл с охотниками её муж, вождь племени туматов, гордый и сильный Баргуджин. Ушёл много дней назад… Дождётся ли она его?
Проводя рукой по телу, Айлана каждый раз с пугающей пустотой чувствовала, что превращается в такую же дряблую и немощную старуху, как и помогавшая ей знахарка. Кожа высохла, став прозрачной и бесцветной, как лунный свет, истончилась и свисала с рук, шеи и живота тонкими безжизненными складками, а лицо в отражении воды напоминало кусок коры. Что это? Почему глаза так хорошо видят, уши слышат каждый звук, тело кажется лёгким и невесомым, как будто готово птицей лететь над землёй, а на самом деле нет сил доползти даже до выхода из гэра?
Сигха подошла ближе и что-то прошамкала беззубым ртом. С трудом опустившись на колени, старуха откинула шкуру в сторону и яркие лучи заката длинными тенями метнулись от худых, торчащих рёбер Айланы к ногам, а оттуда дальше, к краю жилища, где сразу растворились в полумраке сваленных в кучу мешков. Знахарка стала обтирать её тёплой водой, кряхтя и тяжело сопя при каждом движении. Дойдя до ключиц и зацепившись несколько раз за кожаный ремешок, она остановилась и недовольно посмотрела на амулет. Затем схватила его дрожащими крючковатыми пальцами и потянула на себя. Раньше Айлана не разрешала ей этого, но сейчас силы покинули её и язык прилип к нёбу, как будто его намазали еловой смолой.
Дети уже выросли, на лице у неё было пять татуировок, прошитых тонким кожаным ремешком. Но сил это не прибавляло и легче не становилось. Старший сын уже жил в своём гэре с женой, младшие были совсем юными, а дочери… ох, уж эти дочери. Они волновали её больше всего.
Слабая улыбка на лице превратилась в застывшую гримасу напряжения. Уйгулана и Аруна были уже взрослыми. Они родились в один день и были похожи друг на друга как две капли воды, однако у Аруны над губой виднелась маленькая родинка. И ещё была страшная беда – повзрослев, она так и не заговорила. Сколько раз она ловила на её маленьком лице выражение болезненного усилия и желания произнести какое-то слово, но все попытки заканчивались одинаково – Аруна хрипела, затем прятала лицо в ладони и горько плакала.
Сейчас, когда ей так некстати стало плохо, обе дочери заменили её в юрте. Зима была суровой, животные ушли далеко на юг, реки промёрзли так глубоко, что до рыбы было не добраться, и теперь, когда сошли снега, все старались найти хоть какую-то еду. Позже, когда степь и предгорья покроются первой травой, сюда вернутся быки и олени.
В этом году племя выжило благодаря совету старого шамана по имени Улуг. Айлана хорошо помнила, как тот ещё в середине лета заговорил об ужасной зиме. Охотники усмехались, качали головами, женщины пожимали плечами и обходили его стороной, а дети даже пытались дразнить, но их быстро одёргивали родители. Только Баргуджин неожиданно для всех прислушался к его словам. Они сидели в их гэре, пили горячий жирный бульон и разговаривали. Улуг видел белое небо и много чёрных орлов. А ещё птицы в лесу перестали петь по утрам. И камни в старой пещере за озером, где он жил, покрылись водой. Так бывало только глубокой осенью.
– Зима близко, очень близко, – качая головой, сказал тогда шаман и его седые волосы упали на лоб, закрыв лицо. – Такой зимы ещё никогда не было. Рано придёт и поздно уйдёт. Долгая, длинная будет. Зверь убежит, рыба замёрзнет, птицы улетят за дальние горы, всё здесь умрёт, – он взмахнул руками, изображая полёт орла, потом зашипел, как змея в траве, и замер, прижавшись щекой к земле. – Я чувствую холод. Надо запасаться едой. Уже сейчас. Все должны пойти на охоту, все, даже дети. Иначе зиму не пережить.
Улуг был шаманом ещё до рождения Баргуджина, и никто в племени не знал, сколько ему лет. Однако он никогда не говорил просто так, не разводил дымные костры, как шаманы других племён, и не призывал духов для совета. Тем не менее его предсказания всегда сбывались. Однажды, прямо в день посвящения, он запретил вести юношей к реке и предложил провести обряд в другом месте, у озера. В середине дня прибежали женщины и сказали, что та часть берега над рекой, где их племя уже много лет совершало ритуал, рухнула в воду.
В юности он посоветовал Баргуджину взять на охоту копьё брата. Баргуджин с неохотой послушался. Копьё досталось ему от отца, и он очень им дорожил. Новое казалось неудобным. А когда в лесу напал медведь, оно спасло ему жизнь. Брат, вернувшись с охоты на оленей, поведал другую ужасную историю. У него было копьё отца. Но оно сломалось у реки, как тонкая веточка, когда он на него опёрся. Было много всего… И ещё старый шаман предсказал ему двух дочерей красавиц, только одна будет луной, а другая – солнцем. Когда родились Уйгулана и Аруна, Баргуджин понял, что тот имел в виду.
Поэтому прошлым летом вождь недолго думал, что делать. Он сразу собрал всех старейшин и главных охотников. В душе Баргуджин был уверен, что шаман говорит правду, и не стал слушать возражения недовольных соплеменников, которые хотели в это время построить себе новые гэры.
Племя послушалось вождя: женщины стали собирать орехи, грибы и ягоды, вялить рыбу, выделывать шкуры, а старики смогли договориться с вождями соседних племён об обмене добычи на котлы, топоры и ножи, которые ценились у туматов дороже всего.
Зима действительно наступила очень рано. Как и обещал шаман, она была холодной и долгой. Снег валил день за днём, и все звери ушли из лесов и предгорий в долины, далеко на юг.
Улуг не пережил эту зиму. Обычно он проводил время в дальней пещере, где его посещали духи древних предков и странные видения. Но однажды женщины, которые носили ему еду, не нашли старого шамана на месте, и сказали, что он выцарапал на камне глаз, что означало на языке шаманов «смерть». Это было большой потерей для племени, которое старый Улуг не раз спасал от бед, но, видимо, и для него настало время уйти в далёкие бескрайние степи, полные цветущей травы и тёплого ветра, где стада тучных, жирных оленей без страха бродят по вечнозелёным пастбищам, лениво жуя сочную траву.
Айлана на всю жизнь запомнила его добрую улыбку на широком морщинистом лице, узкие, тёмные губы и седые брови, которые он часто гладил, когда говорил с соплеменниками. Но для неё старый шаман сделал намного больше, чем для всех других.
Перед самым рождением Уйгуланы он как-то подошёл к ней у озера и надел на шею кожаный ремешок с большой янтарной каплей. Внутри, если присмотреться, можно было увидеть маленького муравья. Айлана так никогда и не узнала, кому принадлежал этот странный оберег. Старый шаман сказал, что он будет помогать ей во время родов и защитит её саму. Ещё он добавил, что талисман может исчезнуть и тогда придёт беда. Большая беда. А вместе с ней и надежда. Он даже повторил – надежда, но не спасение.
Это было много зим назад, и Айлана плохо помнила все слова старика, однако страх за жизнь своих детей заставлял её постоянно следить за амулетом, с которым она, когда рядом никого не было, иногда даже тихо разговаривала. После смерти Улуга шаманом стал его дальний родственник Дзэтай. У него была сварливая жена и весёлый сын-подросток по имени Тускул. Они почти не встречались, но Айлана чувствовала, что в этой семье её не любят. Поэтому она всю зиму старалась избегать гэра, где жили шаман и его жена, и даже сейчас, когда ей стало плохо, позвала на помощь еле ходившую знахарку, которая принимала у неё роды, а не нового шамана, как обычно делали в случае болезни остальные.
Воспоминания померкли. Сигха закончила обтирать ей лицо мокрой травой и повернулась к огню. Там уже закипала вода, сопровождая клубы пара тихим бульканьем рвущихся вверх с самого дна многочисленных пузырьков. Айлана почувствовала лёгкий, едва уловимый аромат еловой смолы, смешанный с неприятным запахом гари, который тянулся от костра. Повернув голову, она с ужасом увидела, что кожаный ремешок лежит у крайнего камня, касаясь тлеющей ветки. В глазах всё поплыло, в ушах застучали тревожные барабаны, стало невероятно жарко, кровь вдруг прилила к груди и шее и, вытянув в отчаянии руку, Айлана резко крикнула:
– Дай!
Старуха вздрогнула, посмотрела на неё и, недовольно кряхтя, наклонилась за ремешком. Через мгновение Айлана уже держала его в руках. Край тёмно-золотистой смоляной капли немного потемнел и стал горячим. В этом месте огонь добрался до смолы, но не успел полностью уничтожить янтарную каплю. Зажав его в ладони, она закрыла глаза, пытаясь успокоить дыхание. Внезапный порыв ветра распахнул у входа тяжёлую шкуру и, ворвавшись внутрь, холодный воздух взметнул вверх кучу искр и пепла.
Айлана повернула голову и заметила, что багряный закат вдруг поблек. Его почти не было видно. Небо закрыла тёмная тень, и только по бокам пробивались в просветы тонкие лучи света. Пепел и искры быстро опустились на землю. Слабые блики пламени осветили застывшую у входа фигуру. Она смотрела широко раскрытыми глазами на тёмный силуэт, чувствуя, как сердце бьётся в груди всё сильнее и сильнее, отдаваясь гулким эхом в слабой голове. Ошибки быть не могло – перед ней стоял Улуг, старый шаман племени, живой и спокойный, как всегда. Только на этот раз он не улыбался.
– Возьми! – эти слова были обращены к знахарке. Та встала и, как ни в чём не бывало, что-то взяла у него. Это был небольшой мешочек с травой. Сигха бросила несколько щепоток в чашку и зачерпнула из котла кипящую воду. Гэр начал наполняться приятным ароматом диких цветов и трав, которые Айлана как ни старалась, так и не смогла припомнить. Запахи были знакомыми, она точно нюхала эти цветы летом, в полях или предгорьях, но сейчас настолько ослабла, что теперь лишь вдыхала их, с удивлением глядя стоявший перед ней тёмный силуэт. – Пей, пока не заснёшь. И завтра тоже пей. Весь день. Потом – только воду. Ешь еловые ростки. Тебе надо жить. Всё будет хорошо. Твоё время ещё не пришло. Рано… тебе уходить… – эхо последних слов ещё звучало у неё в ушах, а большая тяжёлая шкура уже вернулась на своё место и в гэре стало тихо. Знахарка медленно помешивала воду в деревянной чашке, по привычке что-то бормоча себе под нос, и через какое-то время Айлане стало казаться, что ничего этого не было.
– Ты его видела? – осторожно спросила она Сигху. Та перестала мешать воду, повернулась и хрипло фыркнула:
– Кого?
– Улуга, – с трудом выдавила Айлана, надеясь, что это было не видение.
– Конечно, – с грустью выдохнула старуха, – несколько раз. Ночью. Этой зимой. Но это был не он. Его дух, – она замолчала и продолжила мешать плоской лопаткой воду.
– Нет, не зимой, сейчас… ты его видела? – еле слышно повторил Айлана. – Он дал тебе траву.
– Что? Траву? – буркнула Сигха. – Траву Тускул приносит. От отца. У них в гэре много, – старуха явно не поняла вопрос, но это уже было неважно. До Айланы вдруг дошло, что всё это время знахарка поила её травами, которые приносил сын шамана. Откуда он их брал? Неужели их давала ему мать, завистливая и сварливая Гриза? Ох, уж эта Гриза! Она ведь могла подсунуть всё что угодно!
Айлана не стала выяснять подробности. Её снова стала одолевать слабость! Знахарка пододвинулась к ней и начала осторожно поить горячим отваром. По вкусу он сильно отличался от того, что она пила раньше. Старая Сигха подходила ещё пару раз, наполняла чашку, и Айлана вскоре заснула, но утром, проснувшись, сразу ощутила прилив сил и приятную бодрость. Однако слабость ещё давала о себе знать. Тем не менее она смогла сама дотянуться до чашки и сделала несколько глотков. Потом доползла до входа и подпёрла потрескавшуюся шкуру палкой. В гэре стало светло. Костёр давно потух, но было не холодно.
Неподалёку от спавшей у стены знахарки лежал небольшой мешочек. Айлана подняла его и открыла. Изнутри повеяло нежностью лета. На душе стало тепло и уютно, как в детстве. Она раздула несколько тлевших угольков, подбросила на них траву и ветки. Затем резко закружилась голова, всё тело покрылась потом, и она без сил упала на медвежью шкуру, после чего сразу провалилась в беспамятство.
Ей снился приятный сон: дети бегают вокруг гэра, в котле кипит вода, горит огонь, вокруг разносится запах вкусной похлёбки с мясом, внизу, вдоль берега озера идут охотники с добычей, они несут на палках туши оленей, и всё вокруг покрыто буйной сочной травой, обещая много молока от кобылиц и буйволиц. Она радостно улыбается, видя своего мужа, дети бегут навстречу… и в этот момент Айлана вдруг замечает на небе большой чёрный круг. Это – солнце. Но оно не слепит, а просто висит, как страшное напоминание о чём-то страшном и неизбежном.
Айлана резко открыла глаза и приподнялась, испуганно оглядываясь по сторонам. Губы сами шептали слова, которые когда-то, давным-давно произнёс старый шаман Улуг:
– Будет беда, большая беда…
Резкий порыв ветра повалил палку. Шкура упала, и внутри стало темно. Слабый свет углей освещал теперь только небольшую полоску земли вокруг невесомого пепла. В котле слышалось бульканье воды. Старая знахарка мешала длиной палкой какое-то варево. Горький запах говорил, что мяса там нет.
– Чего вскочила? – прошамкала она беззубым ртом. – Сейчас дам, – Сигха хотела принести ей чашку с отваром, но Айлана опередила её.
– Сиди. Я сама, – она засунула мешочек с травами под шкуру и подползла к чашке. Затем сделала несколько глотков и присела. Слабость ещё осталась, но теперь она чувствовала себя намного лучше, чем накануне. Однако на душе было неспокойно.
– Хорошо, – пробубнила старуха, бросив на неё косой взгляд.
– Нет, плохо, – вздохнула Айлана и поделилась с ней своим сном. Сигха выслушала и недобро покачала головой.
– Быть беде. Ой, быть беде. Раз Улуг рядом ходит, плохо, очень плохо. Он нас охраняет. Но от кого? Ох, плохо это. Горе нам всем, – они обе замолчали и долго смотрели на огонь, каждая думая о своём.
– Что же делать? – осторожно спросила Айлана.
– Иди к шаману.
– Нет!
– Хм-м… Тогда жди мужа. Расскажешь ему. Лишь бы они вернулись, – как-то с горечью добавила старуха и снова покачала головой. Они обе сидели и молчали, пока Айлана не почувствовала, что хочет есть. Голод на время заглушил неясный страх; она выпила полчашки похлёбки, которую приготовила Сигха. Потом долго смотрела вдаль, сжав в руках маленькую янтарную капельку. Ей казалось, что у дальне горы видна тень старого шамана.
А потом потянулись длинные, томительные дни ожидания, однако теперь Айлана была уверена, что дождётся мужа и всё будет хорошо.
Глава 3. «Быстрее, выше, сильнее»