В поисках счастья

– Дальше – ходи, проверяй ловушки, добычу собирай. Понял?

– Угу.

– Ну, тогда давай, найди соболиную тропу, попробуй поставить, я рядом буду, пособлю, ежели что.

Искал Гришка свою первую тропу долго. Никак не попадался ему след соболя. Пару раз видел висевших зверьков на отцовских ловушках, но свою тропу найти не мог. Лишь к вечеру, измаявшись, увидел на розово-синем от заходящего солнца снегу чёткие точки маленьких лапок. «Вот! Нашёл!». Понял сразу, врождённым чутьём охотника. Всё сделал, как учил отец. Умудрился даже вбить в мёрзлую землю колышки, сделал растяжку, накрутил конский волос, зацепив его за «коготок». Беззвучно отошёл в сторону, схоронясь за старой лиственницей, с замиранием сердца следя за соболиной тропой.

Отец подошёл незаметно, мягко положив тяжёлую руку на плечо, отчего Гришка встрепенулся.

– Гришаня, вот тебе главный урок – спину никогда не открывай. Бояться – никого не бойся, но человека, даже знакомого, в тайге остерегайся больше зверя. Здесь люди меняются: кто к хорошему, кто к плохому. Даже не меняются… выходит наружу из человека в тайге то, что в нём заложено. Природа своё берёт. Так что спину не открывай – всякое может случиться, и не заметишь, как сзади кто подкрадётся. Звуки слушай: зверь завсегда подскажет – где, кто идёт. Особливо птица. На знакомых один сигнал подаст, на чужака – другой. А чего ты здесь стоишь-то?

– Как чего? Соболя жду.

– Так ты петлю поставил?

– А то, – на красном от мороза, с инеем на длинных ресницах, лице проступила довольная детская улыбка, – хошь поглядеть?

– К чему? Вот завтра придём и увидим, как твой капкан сработал.

– Как завтра?

– Так ты что, думал – поставил петлю и всю зиму здесь сиднем сиди в ожидании? Нет. Наше дело по-другому устроено: поставил в одном месте, иди дальше, ставь следующую, по пути проверяй выставленные. Если соболь попался, сымай, и в мешок. И так кажный день. Темнеть начинает. В тайге ночью оставаться негоже, идём до зимовья, там уже Силантий Сылыч ждёт.

Гришка всё оглядывался, всё надеялся – сегодня попадётся соболь…

Утром отец нарочно повёл к другим тропам: показал место, где летом протекал таёжный ручей, сейчас скрытый под толстым слоем льда, объяснил, как ставить петли на нём. Но больше водил для того, чтоб выработать характер: негоже охотнику суетливым быть, надо уметь ждать и терпеть.

К полудню, мягко скользя на широких лыжах, добрались до деда – тот выкуривал из поваленного дерева спрятавшуюся в дупле добычу. Гришке стало жаль зверька. Нет, вот так, на растяжке, или битого стрелой, куда ни шло, но травить дымом бедное животное… Отвернулся.

– Глянь, пожалел! Размазня! – тихо сказал дед, надевая на правую руку кожаную рукавицу.

– Гриня, – строго обратился отец, – на охоте жалости нет! Взялся за дело – доводи до конца. Иначе…

Он не договорил. Задыхающийся в дыму соболь выскочил из дупла, тут же схваченный проворной рукой Силантия Силыча. Сердце зверька бешено трепыхалось, поэтому дед сильно сжал соболя, подержав так некоторое время. Маленькое пушистое тельце затихло. Хоть и жалко зверушку, сумел оценить, как ловко старый охотник расправился с ним.

– Дед, а пошто ты на капкан не ловишь?

– На капкан? Капкан, он что? Может и шкурку попортить, и железный. А железо тайге – чуждый элемент.

– Так его гольды ловить научили.

– Да, было дело. По молодости. Я к ним попал. Вернее, они меня подобрали. Плох я тогда был, думал, всё, не выживу. Но выходили. Три года у них жил. Ладно, сейчас не время, в другой раз расскажу. Да и болтать в тайге нечего. Идём, поглядим на твою работу.

Гришка бежал на лыжах изо всех сил: чувствовал, верил – соболь попался! Но, подъехав ближе, увидел лишь пустую петлю, болтающуюся на сработанной ловушке. Отец взял в руки конский волос, осмотрев, поднёс ближе к сыну.

– Гляди, – в петле застряли волоски соболиной шкурки, – как он тёрся, чтоб вызволиться!

– Значит, он попался?

– Конечно, попался. Молодец, Гриня, хорошо петлю поставил.

– Но почему ушёл?

– Потому, – пояснил дед, – поставил-то хорошо, но не грамотно.

– Это как?

– Для того, чтоб не ушёл, надо все деревца рядом с гибким прутом, на котором петля накинута, вырубать. Тогда ему не за что будет цепляться. А так, – отец положил свою большую руку на плечо сына…

Гришка резко повёл плечом. Обидно было до слёз.

– Почто не сказал, батя? Я б вырубил!

– А оттого и не сказал, чтоб наука впрок пошла, – Силантий Силыч тихо рассмеялся, – кажный должон на своих ошибках выучиться.

Сколько с тех пор он этих петель переставил, всяких разных – и на соболя, и на кабаргу, и на косулю, в любое время года. Сколько зверя в тайге побил, сколько дней и ночей здесь провёл! И сейчас понимал: прав был отец с дедом – крепче усвоится наука на своих ошибках. И чем раньше их сделаешь, тем прочнее выучишься.

Воспоминания приглушили невесёлые думы о пропавшем на войне отце, о хворой сестре, о матери: интересно, маманя вернулась? С чего так задержалась в городе?

6

Мать – Ефросинья Васильевна – два дня как ушла в город за лекарством для Софьи. Со времён болезни сестре лучше не становилось. Были моменты, особенно летом, когда она «оживала», но длились они недолго. Первые прохладные дни вновь возвращали сестру в состояние тихого угасания. С месяц назад в селе остановился один из многочисленных белогвардейских отрядов. Так получилось, в их избу подселился военный доктор. Мать не решалась показать Соню врачу, но тот сам, услышав ночью кашель молодой девушки, попросил разрешения осмотреть дочь. Велев раздеться по пояс, прослушал через металлическую трубочку, чудно говоря: «дышите, не дышите», после чего начал простукивать спину ниже рёбер.

– Ой, больно!

– А так? – доктор попросил лечь на кровать и надавил на живот.

– Так щикотно.

– А здесь? – он вновь надавил, ближе к боку.

– Больно, но не так шибко.

– Одевайся, милая. Давно это у неё? – вытирая руки о полотенце, спросил стоящую поодаль озабоченную мать.

– Года два, может и поболе.

– Ну-с, расскажите-ка мне, с чего всё началось, что за болезнь определили местные эскулапы.

– Кто?

– Лекари ваши, как и чем лечили?

– Да чем, чем? Вот, барсучьим салом натираю, в бане парю, правда, после этого кашель сильнее у неё становится. Да травами бабка Прасковья лечит – одни завариваем, другие высушиваем и в мешочек, как в ладанку, кладём. Их и прикладываем.

– Дикость какая-то, – пробурчал доктор, – ей не травы нужны, лекарство.

– Да где его взять? А что с ней, доктор?