Великие сожженные. Средневековое правосудие, святая инквизиция и публичные казни

При этом полнота воинской патетики была направлена именно на клириков, так как они вели войну не на жизнь, а на смерть с врагом рода человеческого. А воины светские, то есть обычные, по мнению первого сословия, должны стараться устроить мир. То есть принудить к миру непокорных и своим вооруженным присутствием усмирять буйных. Иначе говоря, война пусть будет, пока она необходима, но давайте без этого упоения боем, восхваления воинских добродетелей, песен о безумстве храбрых и прочего. Оставьте подобное варварам, а у нас есть войны и поважнее.

Людовик IX во главе крестоносцев

XIV век. Wikimedia Commons

Кстати, о варварах. Уже святой Григорий Великий Двоеслов, Папа Римский, высказал мысль о том, что война с варварами нужна. Но если она является поводом для миссии. То есть расклад такой: светские воины побеждают варваров, не устраивая на их землях никакого особого тиранства и насилия, и готовят место для монахов, чтобы тех не поубивали сразу. Двойная выгода: с одной стороны, на земли христиан не будет варварских набегов, а с другой, сам Pax Christiana – христианский мир – увеличится.

По сути, святой Григорий Великий Двоеслов развивает мысль Августина о том, что война нужна только для того, чтобы был мир, под благословенной сенью которого обычные люди установят замечательные законы и порядки: церквей понастроят, новь распашут, много полезного изобретут. Но пока есть варвары, с ними нужно что-то делать: цивилизовать и христианизировать. Иначе говоря, это продолжение развития не только августиновской, но и частично римской модели, в которой армия нужна на границах для борьбы с варварами.

Кроме того (и опять по словам Августина), война нужна для обороны: чтобы вернуть свое. И здесь уже интересно. Свое – это где святыни, где пролилась кровь христианских мучеников и страдали апостолы, где был распят и воскрес Спаситель. И такое понимание «своего» рождает идею крестового похода. Ее, вообще-то, рождает не только это – там сошлось много чего. Но об этом я сейчас писать не буду, адресуя читателя к фундаментальному труду Карла Эрдмана «Происхождение идеи крестового похода».

Рождение ордена

И на волне крестовых походов просто не могли не появиться они – рыцари духовно-рыцарских орденов, которые еще называют военно-монашескими, что сути не меняет. Это были воины, принесшие очень специфичные обеты.

Как вообще вооруженное паломничество обернулось созданием орденов? Тут воедино сплелось много интересных и важных факторов. Далеко не все из тех, кто принял крест и откликнулся в 1096 году на призыв папы Урбана, были жадными расхитителями и отправились на Восток лишь за тем, чтобы под прикрытием благой цели присвоить себе как можно больше земель. Ведь именно так нам рисовала крестоносцев советская система образования.

Нет, безусловно, там были и те, кто пошел на святое дело не ради дела, а ради грабежа и земель, – это невозможно отрицать. Один Боэмунд Тарентский чего стоил, тот самый, который умудрился ради своего личного интереса поссорить императора Византии Алексея Комнина с предводителями крестоносного воинства. И он провернул это чуть ли не в середине похода, из-за чего его результат буквально повис на волоске.

Но стоит иметь в виду, что общество высокого Средневековья было глубоко религиозным. Очень серьезно и глубоко религиозным. И чисто религиозные мотивации для этих людей были просты, близки и понятны. И война за святое дело – уже достаточное для них побуждение к действию.

А религиозная мотивация может иметь разную силу. Кто-то пожертвует на поход деньги, но не пойдет сам, кто-то сходит и вернется, кто-то сходит, вернется, расскажет всем и сходит еще раз, но уже с друзьями, а кому-то и этого покажется мало, и он попросит добавки.

Именно эти рыцари и создадут ордены, отозвавшись на слова Христа о том, что, положив руку на плуг, не смотрят назад.

Сначала, еще до первого похода, возникнет Госпиталь. Но давайте по порядку.

В 600 году понтифик повелевает создать в Иерусалиме госпиталь для паломников. Это было нечто среднее между гостиницей и больницей. Там паломник мог остановиться, передохнуть после долгого пути, подлечиться от заразы, которую он мог в том пути подхватить. Там же были и специальные служители, которые заботились о постояльце. А помимо этого, еще и сопровождали его к тем святым местам, которые находились не в Иерусалиме: к Вифлеему, Генисарету, Капернауму. Госпиталь разрастался, и через два века, стараниями Карла Великого, там даже появится библиотека – необходимое дело для медицины той эпохи.

В 1005 году этот госпиталь был уничтожен халифом Аль-Хакимом, но менее чем через двадцать лет его позволил восстановить уже другой халиф. И там снова появились лекари, странноприимцы и проводники.

Что интересно, статус этих людей был не очень ясен. Они вроде не клирики, не священники и не монахи. Не городская организация, не воины. Кто они? Исключение из правил. Но пока их было мало, на это исключение можно было закрывать глаза и никак особо не регламентировать их статус.

Ситуация в корне изменится после Первого крестового похода, когда стараниями Жерара Благословенного их станет больше, намного больше. Появится необходимость разделить братьев на лекарей и рыцарей, которые с оружием в руках сопровождали паломников к святыням и обеспечивали их безопасность.

А параллельно с этим возникает еще один орден, тот, который нам и интересен, – орден бедных рыцарей Христа. Или орден бедных рыцарей Христа и Храма Соломона. Его собрал французский дворянин Гуго де Пейн как раз после Первого крестового похода.

Изначально их задачей тоже была охрана паломников. Но если вас всего восемь (а сперва их и было восемь, не считая самого шевалье де Пейна), то охранять паломников весьма затруднительно.

Кроме того, так и оставался открытым вопрос, кто вы, в конце концов, такие и как вас звать-величать в нашем глубоко стратифицированном средневековом обществе. А этот вопрос в ту эпоху решался только одним способом: требовалось отправиться в Рим, к папе, предложить ему проект устава новой организации и смиренно просить о его утверждении.

Но самостоятельно такие дела не делались. Требовалась поддержка сильных мира сего, а сир де Пейн к таковым пока никак не относился. Нет, он, конечно же, рыцарь, но чтобы к самому папе идти и бумаги какие-то подписать просить – тут уж увольте.

И на помощь нашему герою пришел король Иерусалима Балдуин II. Сам он в Рим не поехал. Он (в 1126 году) написал письмо о том, что Господь побудил неких рыцарей, абсолютно безвозмездно и не жалея себя, встать на защиту веры, Гроба Господня и королевства крестоносцев. И эти рыцари, как новое христианское братство, нуждаются в признании и уставе. Адресатом письма был Бернард, аббат Клерово.

Видение святого Бернара Клервоского

Ок. 1440–1460. Albertina, Wien

О, что это был за человек! Он происходил из рыцарского сословия и учился владеть мечом, чтобы повергать врагов земных, но в двадцать с небольшим лет понял, что главная война – война против лукавого. Убедил дядю, двоюродных братьев и прочих родственников в том, что именно против Сатаны рыцарю и следует ополчиться, и пришел с ними в Сито – недавно созданный монастырь нового ордена, славившегося строгим уставом, который будет назван цистерцианским именно в честь этого монастыря (французское слово C?teaux в устах говоривших и думавших по-латыни монахов стало Cistercium).

Представляю лица брата привратника и отца настоятеля Сито, когда более двух десятков рыцарей оказались у ворот монастыря, вошли в монастырский двор и, пав на колени, начали молить о белом монашеском облачении.

А через три года Бернард уже стал настоятелем в новой обители, которую назвал Клерво – Долиной Света (по-французски Clairvaux). Небывало быстрый рост для монаха: всего три года от нового послушника до настоятеля нового монастыря.

Но этим он не перестает удивлять мир, а только собирается. Святой Бернард очень быстро прославился как прекрасный проповедник и писатель, а его тексты, посвященные молитве, аскетике и христианской жизни как таковой, в католическом мире читают до сих пор. И к его слову уже тогда прислушивались и прелаты, и государи. Его смело можно назвать голосом эпохи. Голосом XIII века станут святые Франциск, Антоний, Доминик, Фома и Бонавентура, а церковным голосом века XII, века крестовых походов, мир признает святого Бернарда.

И вот в келью именно этого подвижника попало письмо короля Балдуина. И примерно через год во Францию прибыли посланники сего монарха. Главой посольства был Гуго де Пейн.

К тому моменту в ордене состояло уже сильно больше девяти людей, он уже зарекомендовал себя в войне с противниками Креста, но устава так и не имел. Как не имел и постоянного финансирования. И, что немаловажно, отчаянно нуждался в новых воинах. Все это первый магистр тамплиеров и должен был привезти на Святую землю.

В 1127–1128 годах Гуго де Пейн с триумфом проехал по Франции, с неменьшим успехом посетил Англию, ему жертвовали золото, серебро, земли. Многие рыцари принимали крест и отправлялись на Святую землю, многие принимали и облачение тамплиеров и тоже следовали на Восток.

Но лишь в 1129 году, на соборе в Труа, произошло главное: орден получил признание своего устава и право для рыцарей быть теми, кто они есть. И, что важно, папа подчинил их напрямую себе.

Все это происходило не само по себе, а при активнейшей помощи святого Бернарда, который много и красноречиво писал. Писал государям, графам, герцогам, архиепископам и даже папе о необходимости поддержать новое братство христианских воинов. Писал он и самому сиру Гуго. И эти письма полны поддержки и искреннего, почти дружеского расположения, а далеко не все адресаты святого Бернарда, даже понтифики, могли похвастаться таким отношением сурового святого.

К примеру, его труд «О размышлении», полный мудрыми высказываниями и высоким стилем, адресован не нашкодившему студенту, как кажется при первом прочтении, а папе Евгению III, который до избрания тоже носил цистерцианскую рясу.

А вот что он писал Гуго де Пейну в письме (которое, вероятно, было открытым) «Похвала новому рыцарству»:

«…Мне представляется, что новое рыцарство возникло недавно на земле, и именно в той ее части, которую посетил во плоти Свет с Востока. Как тогда Он тревожил князей тьмы силою Своей могучей десницы, так и ныне истребляет их последователей, чад неверия, рассеивая их руками могучих Своих. И ныне свершает он спасение народа Своего, вновь воздвигая рог спасения нам в дому Давида, отрока Своего.

Сие, говорю я, новый род рыцарства, неведомый прошедшим векам. Неустанно ведет оно двоякую войну: против плоти и крови и против духовного воинства зла на небесах. Если некто противостоит врагу во плоти, полагаясь исключительно на силу плоти, я едва ли стал бы об этом говорить, ибо сие распространено достаточно широко. И когда война ведется силою духовною против пороков или демонов, это тоже не представляет собой ничего примечательного – хотя и само по себе достославно, – ибо мир полон монахов. Но когда кто видел мужа, могуче препоясывающегося обоими мечами и благородством метившего пояс свой, и не счел бы сие явление достойным удивления, тем более что до сей поры такое было неизвестно? Воистину, бесстрашен тот рыцарь и защищен со всех сторон, ибо душа его укрыта доспехами веры так же, как тело – доспехами стальными. То есть он вооружен вдвойне и не должен бояться ни беса, ни человека. Не боится он и гибели – нет, он жаждет ее. Отчего бояться ему жить или умереть, если для него жизнь – Христос, и смерть – приобретение? Радостно и верно стоит он за Христа, но предпочел бы уничтожиться и быть со Христом, ибо сие – намного лучше.

Выступайте же уверенно, о рыцари, и с сердцем решительным гоните врагов креста Христова. Знайте, что ни смерть, ни жизнь не может отделить вас от любви Бога, пребывающей во Иисусе Христе, и в каждой опасности повторяйте: “Живем мы или умираем, мы – Господни”. Что за слава – возвращаться с победою из подобной битвы! Сколь блаженно погибнуть в ней, ставши мучеником! Радуйся, отважный воитель, если ты живешь и побеждаешь во Господе, но паче того гордись и ликуй, если умираешь и ко Господу идешь. Воистину, жизнь плодотворна и победа славна, но святая смерть важнее их обеих. Если благословенны те, кто умирает во Господе, то сколь больше – те, кто умирает за Господа!

Воистину, дорога в очах Господних смерть святых Его, умирают ли они в бою или на постели, но смерть в бою дороже, ибо она – самая славная. Сколь спокойна жизнь, когда незапятнанна совесть! Сколь спокойна жизнь, говорю я, когда смерти ожидаешь без страха или когда желаешь ее с чувством и приемлешь с почтением! Сколь свято и спокойно рыцарство это, и сколь всецело свободно оно от двойной опасности, которой рискуют те, кто сражается не за Христа! Когда выступаешь ты, о мирской воитель, то должен бояться, как бы телесная смерть твоего неприятеля не означала духовную гибель для тебя самого или, быть может, как бы он тело твое и душу с ним вместе не погубил…»

И в этом же письме он со страстью говорит тем, кто отказывается принять Крест:

«…Каков же конец или плод сего мирского рыцарства или, скорее, мошенничества, как я должен его поименовать? Что, как не смертный грех для победителя и вечная смерть для побежденного? Позвольте же мне позаимствовать слово у апостола и призвать того, кто пашет, пахать с надеждою, а того, кто молотит, молотить с надеждою получить ожидаемое.

Какова же, о рыцари, та чудовищная ошибка и что за невыносимое побуждение толкает вас в битву с такой суетой и тягостью, целью которых есть ничто, как смерть и грех? Вы покрываете коней своих шелками и украшаете доспехи свои, не знаю уж, каким тряпьем; вы разукрашиваете щиты свои и седла; вы оправляете упряжь и шпоры золотом, серебром и дорогими каменьями, а после во всем этом блеске мчитесь навстречу своей погибели со страшным гневом и бесстрашной глупостью. Что это – убранство воина или же, скорее, женские побрякушки? Неужто вы думаете, что мечи врагов ваших отвратятся вашим золотом, пощадят каменья ваши или не смогут пронзить шелка?..»

И святой Бернард в своем благоволении тамплиерам не шел, как бы мы сейчас сказали, против тренда. О нет, он его возглавил. В дальнейшем он призовет государей Европы ко Второму крестовому походу, а за ним воспоследует и Третий. И тамплиеры сыграют там свою роль, вписав в историю много славных и кровавых страниц. И при всем этом они будут продолжать богатеть, даже когда дела на Востоке пойдут для крестоносцев совсем уж неважно. А когда королевство крестоносцев падет и тамплиеры уйдут со Святой земли, дело для них обернется плачевно. Но об этом ниже.

Начало конца

Все, как обычно, началось задолго до того момента, когда все так кроваво и страшно закончилось, – в 1291 году, когда пала Акра, последний оплот европейцев в Палестине, и Тампль с Госпиталем удалились (само собой, не без усилий) на острова в Средиземном море.

Храмовники нашли прибежище в Европе, а ближайший к Святой земле форпост организовали под покровительством короля Кипра. Госпиталь же захватил в 1306 году Родос.

Но это на Востоке, а на Западе примерно в это время происходили события не менее интересные и, безусловно, имеющие отношение к нашему повествованию. В 1294 году на престол святого Петра был избран Бенедетто Каэтани родом из древней аристократической семьи. Он наследовал Целестину V, отшельнику, монаху и молитвеннику, который был вынужден отречься от престола из-за полной несовместимости своего характера с тем служением, которое предполагает тиара.

А вот Бенедетто, известный под тронным именем Бонифаций VIII, был, напротив, человеком властным, целеустремленным и достаточно резким. Прекрасно образованным, но не слишком дальновидным и ни разу не гибким. Ему бы наследовать Иннокентию III и управлять Церковью во время максимального расцвета папской власти. Но он наследовал тому, кому наследовал.

И дело даже не в том, что занимать престол после Целестина было как-то неправильно. Дело еще и в том, что королем Франции в то самое время уже девять лет как был Филипп IV, прозванный Красивым. А еще – Железным, а еще – Фальшивомонетчиком. В общем, человек-праздник.