Хазарский оборотень. Роман

– Как есть – хазарин, – подтвердил Пеласгий.

– Знаем мы этих хазарей, – гневно сказал Доман. – Ходят по княжеству, дороги разведывают, броды ищут на реках, зарубки делают на деревьях. Чтобы войско потом провести…

– Тот был тихий, не такой – медленно ответил Пеласгий.

– Так и что с того? – воскликнул Доман. – Князья Рогволод да Тур не дозволяют чужим слоняться по княжеству.

Мельник вдруг усмехнулся, снял с пояса небольшой рог, протрубил. Низкие звуки понеслись над водой. Рокот, тихий и завораживающий, волновал не только людей. Стреноженные кони вздрогнули, забили копытами, мотали головами. Протрубив, Пеласгий степенно расправил косматую бороду. У его ног зашевелилась трава. Ставр и Доман быстро отступили от старика. Из травы показалась голова ящера, а затем и все чудище целиком – чёрный обрубок, на четырёх коротких лапах, не более трёх пядей в длину.

– Не бойтесь, миряне. Сей аспид мне вроде друга, – спокойно сказал Пеласгий и протянул ящеру на ладони кусок лепешки. Ящер быстро съел угощение и прилёг у ног старика, ворочал хвостом. Ставр и Доман застыли напротив Пеласгия, не в силах отойти. Они не могли отвести взоров от мерцавших черных глаз ящера.

– Ставр! – услышал сын бортника громкий окрик и не сразу узнал голос северянки Элин. Черная молния сверкнула в траве, хлюпнуло в бурой воде. Исчез ящер.

Застучали копыта, хрипели горячие кони. Элин остановила коня, натянув поводья. Рядом гарцевал на вороном суровый Агмунд.

– Подойди, кривич! – крикнула Ставру Элин.

Ставр оглянулся на Пеласгия и Домана. Старик и боярич с интересом пялились на варяжскую девицу и ее чернобородого брата. Агмунд усмехался. Ставр приблизился к Элин. Ловко изогнувшись в седле, Элин наклонилась к юноше, бросив повод. Сын бортника почувствовал, как прильнули на мгновение к его губам горячие уста светловолосой красавицы. Миг, один сладкий миг длилось несказанное счастье.

– За мое спасение тебе! Здрав будь!

Быстро выпрямившись в седле, Элин ударила скакуна пятками по бокам. Конь рванул с места, взметнул копытами речную гальку. Ставр растерялся, смотрел вслед удалявшимся Агмунду и его сестре. Взгляд Домана обжег. Боярич толкнул в плечо замешкавшегося мельника, заорал.

– Что заснул, старый лешак! Коня вели подать! Живо!

Пеласгий бросился звать работников. Вскоре и боярич мчался прочь от мельницы, рискуя соскользнуть прибрежной глины в Полоту.

Ночью на сеновале дружно храпели работники Белян да Верига. Ставр не мог никак заснуть, хотя наломался за день немало, разгружая мешки с зерном. Все грезился светлый осенний день: желтые листья, быстрая вода, улыбка северной красавицы, одарившей его за смелость с несказанной щедростью. Как неожиданно смело вторглась она в его убогую и смиренную жизнь? О сестре чернобородого варяга хотелось думать нежно и трепетно, тысячу раз вспоминать ее речь, походку, светлый взгляд.

Но кто он? Жалкий раб, вынужденный ютиться там, где прикажут сильные люди. Как посметь мечтать о ней, деве-воительнице, хранимой доблестью отважного брата-викинга? Никогда не стать гордой Элин его суженой, любимой, единственной. Такая девица разве что бояричу, сыну родовитого отца под стать, но не ему, Ставру, отверженному смерду.

Перед рассветом сон одолел. Ставр видел отца, идущего по громадному лугу, на котором гудели, сшибались в полете мохнатые шмели. По небесной лазури совершал вечный путь бог Ярило в сияющей колеснице. Но хмурились вдруг небеса. Загремел гром, начался ливень. Вспыхивали и угасали страшные видения. Чернели скользкие тела ящеров в бурной реке. Пеласгий шествовал по водам, будто по суше, разбрасывая во все стороны серебряные яблоки. И бил, бил по незримой наковальне чей-то звонкий молот, сыпались снопами пылающие искры.

Ставр очнулся, когда раздался у избы мельника первый петушиный крик. Всё ещё сопели в углу под стропилами сонные Белян да Верига, зарывшись в душистое сено. Вскочив, он переступил через тела работников. Спустился по хлипкой приставной лестнице с сеновала, припал к бочке с дождевой водой, плескал в лицо. Мысли путались. К чему то, что привиделось в снах? Боги указывают на луга, на странных тварей, живущих в тайных омутах. Путеводные знаки. Но где же сам путь к тайне?

Не сидеть на мельнице, идти, бежать, искать. Душа Бояна мается без отмщения. Но кого искать или что? Перемахнув через тын, Ставр побежал по тропе, уводившей прочь от двора Пеласгия. Озарило. Кузнец Дубец! Он принес весть о гибели отца. И, возможно, именно Дубец был последним, кто видел отца живым.

Сын бортника вспомнил, как прятал взор коваль, когда Ставр просил его рассказать без утайки: как тот нашел отцовскую котомку на болоте? Что-то не договаривал, таил кузнец. Значит, надо еще раз попытаться вывести его на чистую воду. Северянка Элин, ее брат-воин стали бы действовать именно так – быстро и решительно, думал юноша.

На восходе солнца Ставр быстро бежал по лесу, примыкавшему стеной к Воловьему болоту. Он искал тропу, которая выводила из дубравы прямиком к кузнице Дубца.

Видения кузнеца

Чёрный дым поднимался столбом из болотистой низины. Дубец поставил кузницу на пологом уступе, который возвышался над старым торфяником. От посторонних глаз заслоняли заросли орешника, бузины, калины. Но выдавали кузнечный промысел дым, да гулкие удары молота, разносившиеся ветрами по лесам окрест.

Ставр остановился у прогалины, за которой лесная дорога поворачивала к зарослям осоки и камыша. По пути он выломал увесистую суковатую дубинку. На всякий случай, чтоб с большей уверенностью добиться правды от лукавого кузнеца.

В густом осиннике, среди серых стволов, богато убранных дрожащей красноватой листвой, мелькало светлое пятно. Долговязый, нескладный парень ковырялся заступом в землице, выворачивал блестящие, отливавшие ржой пласты, грузил комья на деревянную тачку. Подойдя ближе, Ставр увидел, как потемнела от пота рубаха работника – добывать руду на болоте было нелегким делом.

Работал заступом Прокша, ровесник Ставра, из ремесленной слободы в Заполотье. Двор его располагался неподалеку от боярской мельницы. Иногда Прокша подрабатывал у мельника Пеласгия, чинил затворы, что перекрывали воду на плотине.

– Да не оставит тебя Сварог своей заботой! – в пояс поклонился Ставр старателю.

– И тебя пусть не минует его благость, – ответил Прокша, разгибая натруженную спину. Он пристально оглядел Ставра с головы до ног. Покосился на суковатую дубину.

– Почто от дела лытаешь? Неужто на мельнице работа кончилась? Это у Пеласгия-то, не верю, – усмехнулся Прокша, сощурившись на солнце, стоявшее уже в самом зените. – Али нужда привела? А дубина на какого зверя?

– Работы у Пеласгия столько, что и не переделать, как всегда. Да что мне Пеласгий, – помрачнел Ставр, поигрывая дубьём, – За советом я, хозяина бы твоего, коваля Дубца, повидать.

– В кузне Дубец, занят. Мне скажи, передам.

Ставр помолчал, переступая с ноги на ногу. Прокша ждал. Удары молота затихли. Неподалеку вдруг раздалось конское ржание. Застучали копыта. Ставр увидел, как по тропе от кузницы помчался всадник. Над просторным черным плащом с алой каймой развевались седые космы. Всадник горячил застоявшегося коня, бил в бока сапогом.

– Светозар! – воскликнул Ставр. Он не ожидал увидать здесь жреца.

Ставр часто видел величественного Светозара на боярском подворье, в окружении витязей, варягов и лучших мужей Полоцка. Жрец гордо выступал, неся на могучих плечах красивую голову, увенчанную копной волос, серебряных от обильной седины. Тонкий нос с горбинкой, впалые щеки, темные пятна на висках. Но всего замечательнее глаза – они жгли, бередили душу, сверкали желтыми болотными огнями, впиваясь в того, кого удостаивал Светозар своим вниманием. Перед Светозаром немели подчас князья. Не могли перечить, забирали данные однажды сгоряча слова княжеские обратно и соглашались с доводами любимца богов. Его доводы трудно было опровергнуть.

Но что нужно было Светозару на подворье бедного кузнеца, промышлявшего починкой лемехов? Ставр увидел, как тревога мелькнула в очах Прокши: кузнечный подмастерье замер на месте, будто заледенелый, пялясь вслед удалявшемуся жрецу. Ставр хотел спросить Прокшу о Светозаре, но подмастерье грубо толкнул сына бортника и решительно шагнул в торфяной раскоп, принявшись за работу. Из ямы вновь полетели жирные комья.

Ставр направился туда, откуда все еще вздымался в синее небо черный дымный столб. Вновь зазвенел в осиннике молот. Грохот все нарастал и нарастал, когда Ставр приближался к низкой бревенчатой избушке, скрывавшейся в зарослях. Железный звон, будто опутывал по рукам и ногам, движения давались Ставру с трудом. Ноги не хотели нести его к кузнице. Сердце замирало.

Кузнец, Ставр ведал это от отца, не просто ремесленник, каких немало в славном граде Полоцке. Недаром кузница стоит на отшибе, у лесной чащи или где-нибудь на уединенном плесе озерного островка. И путь к кузнице сродни дороге к обиталищу чародеев. Что ждет – неизвестно.

Направляясь к Дубцу Ставр, как и советовала мать Малуша, истово молился. Он просил Сварога, раздувавшего в тайных мирах горн небесной кузни, подарить ему милостивую встречу с ковалем Дубцом. Ставр думал, что Дубец сможет рассказать ему о том, куда направился отец. Ведь перед каждой охотой на матерого зверя, так было заведено, Боян обязательно посещал кузню. С плохим и ненадежным оружием идти в схватку зазорно, опасно. Обломается клинок или наконечник копья соскочит в самый трудный миг…

И тогда придется заплатить за промашку, за собственную оплошность и нерадение горячей кровью. Своей, не чужой.

И потом – кузнец, как никто иной, мог прозревать то, что не суждено было ведать простому смерду, холопу и даже боярину. Он мог увидеть сокровенное в раскаленном добела куске железа, читая судьбы в переплетениях синих и оранжевых линий, плясавших на исторгнутой из бушующего пламени горна полосе.

Низкая и дымная дверь кузни притягивала Ставра все ближе и ближе. За пару шагов до нее Ставр остановился и медленно опустился на колени. Он смахнул с головы шапку и склонил голову. Губы шевелились беззвучно – просьба к Сварогу, мольба о его благословении уносилась в небеса. Ставр терпеливо ждал, опираясь на дубинку.

С куста бузины медленно и неотвратимо срывались капли недавно прошумевшего ливня. Тонкая осина шептала что-то легкому ветру, запутавшемуся в дрожащих ветвях. Ставр ничего не слышал. Он видел перед собой только черный провал кузни, где за дымной завесой, в шипении ухал молот Дубца.

– Встань, – услышал Ставр голос Дубца, когда вокруг воцарилась тишина. Кузнец стоял перед сыном бортника, широко расставив ноги, обутые в постолы сыромятной кожи. Русые пряди были перехвачены ремешком. На широкой груди синели два зверя, грызущие горло один другому в бешеной схватке.

Голос Дубца звучал строго. Что-то внутри оборвалось, пропала прежняя решимость. Ставр хотел бросить дубинку, проклиная себя за то, что выломал ее. Не решился, тащил за собой.

Он медленно поднялся на одно колено, но ноги не слушались, подгибались. Дубец шагнул к парню и подхватил его железной рукой.

– Помоги, помоги, коваль Дубец, молю тебя, не оставь, помоги, – шептал Ставр, уронив шапку в траву.

– Пойдем, Ставр. За правдой пришел? Хорошо, что смогу, скажу…

Дубец кивнул на дубьё.

– А это брось. Ни к чему.

Ставр выронил дубину. Кузнец повел парня под бревенчатый настил, который примыкал к одной из стенок приземистой кузницы.