Алая роза в хрустальном бокале

– Какое странное имя, – сказала Ольга.

– Он азербайджанец. Зимой мы с ним жили в палатке в долине Гоуджекит. С эвенкийского Гоуджекит переводится как «Долина Смерти». Наверное, так оно и есть. Туда даже звери не заходят. Однажды нам пришлось добираться до Северобайкальска. Мы развели у дороги костёр и стали ловить машину. Тогда Раик и раскрыл мне секреты отлова попуток. Первый способ самый простой и известный: поднимаешь руку. Второй: поднимаешь руку и показываешь направление, куда тебе нужно ехать. Третий: чтобы как-то заинтересовать водителя, показываешь на горы или на землю. Водитель в недоумении останавливается, ему кажется, что его предупреждают об опасности. Важно, чтобы он остановился, а там уж как-нибудь уговоришь его взять с собой. Четвёртый способ: ложишься поперёк дороги. Используется в редких случаях, главным образом потому, что унизителен. Лучше уж перегородить дорогу валунами. Это пятый способ. Правда, он по-своему опасен. Водитель может выйти из кабины с монтировкой. Поэтому его лучше использовать, когда вас как минимум двое. Раику за неверное применение способа (он был один) выбили передние зубы.

– Ну и каким способом уехали вы?

– Шестым: поставили на дорогу бутылку «Плиски».

– А ещё?

– Всё. Мне известно только шесть способов.

– Нет, – сказала Ольга. – Чему ты там ещё научился?

– Я научился быть запасливым.

– Для этого обязательно ехать к чёрту на рога?

– У чёрта на рогах, если вляпаешься в какую-нибудь историю и выберешься из неё, урок извлечёшь на всю жизнь.

– А ты вляпывался?

– И не раз.

– А почему ты стал запасливым?

– Потому что однажды чуть не замёрз. У нас с собой не было ни еды, ни топора, а одеты мы были как пижоны.

– Ты был не один?

– Нас было двое – я и водитель. В тридцатиградусный мороз ночью у нас сломался двигатель.

Ольга лежала, закрыв глаза и вытянув вдоль тела руки. На животе были видны полосы, словно зарубцевавшиеся раны, – следы давней беременности.

– А ещё что ты узнал? – спросила она.

– Что при минус сорока трёх водка замерзает полностью. Получается бутылка, полная льда. Когда ее размораживаешь, водка становится тягучей, как глицерин. Под такую водку хорошо идёт замороженная форель с молотым перцем.

По Олиному телу возле груди полз муравей. Он полз так быстро и упорно, будто знал, чего хочет. Я сорвал стебелек травы, подсадил на него муравья и бережно перенёс на землю. Ольга открыла глаза.

– Муравей, – пояснил я и лёг, закинув руки за голову.

Айсберги уплыли. Солнце палило во всю мощь своих ядерных топок.

– Максим, – после долгого молчания снова заговорила Ольга, – а чем ты на самом деле занимался в Сибири? Если без шуток.

– Тушил пожары.

– Ты был пожарным?!

– Да.

– Ты ездил на красной машине?

Ирония, которая звучала в голосе Ольги, меня задела.

– Нет, я на пожары летал.

– Что значит – летал?

– Когда горит тайга, пожарных сбрасывают в район очага с самолёта на парашютах.

– Прямо в огонь!

– Зачем в огонь? Сбрасывают рядом.

– А потом?

– Качали помпами воду из речушек или болот. Иногда пускали встречный пожар. Иногда гасили огонь взрывчаткой.

Ольга помолчала.

– Наверное, было страшно?

– Не очень.

– А зачем ты уехал? – спросила Ольга.

– Чтобы не спиться, – сказал я, вспомнив Ивана.

Мы замолчали. Каждый думал о своём. Я вспомнил Мишку Акользина, которого выбросили во втором заходе после меня и которого ветром занесло прямо в огонь. Он вспыхнул, как кедровая шишка.

– А что делаешь ты? – спросил я. – Лечишь?

– Нет, – ответила Ольга. – Бумажки перебираю в облздравотделе. Нужна была квартира, вот и ушла из больницы.

Тело прогрелось до костей. Казалось, в них залили тёплую воду. Небо, бездонное и нежное, манило. В его глубине кувыркались обласканные солнцем ласточки, над травами дёргались стрекозы, метались мухи, барражировали божьи коровки. Ветерок скользнул по мне, заиграл травою и исчез, как воспоминание.

Я задремал, а когда очнулся, Ольга рвала цветы.

– Ну и соня же ты, – сказала она, заметив, что я проснулся.

– Я долго спал? – спросил я.

– Не очень.

– Храпел?

– Нет. А ты храпишь?