Ступени реальности
Игорь Колосов
Ее кома, где Жизнь и Смерть противостоят друг другу, как в виртуальной реальности, в виде конкретных личностей, порождает трагедию не только в ее семье, но и у виновника аварии. Спустя годы в поисках исчезнувшей дочери и ответов на загадочные надписи прошлого она погружается в искусственную кому, где после битвы за информацию подсознание выдает закодированные ответы в виде картин Третьяковской галереи, которую она посетила еще до аварии.
Колосов Игорь
Ступени реальности
1
Мотоцикл несся по вечернему проспекту вдоль реки параллельно гидроциклу, рассекающему черные воды. В отличие от того, кто управлял гидроциклом, мотоциклист рисковал разбиться каждую секунду.
Он лавировал в потоке машин.
Выскакивал на тротуар, вынуждая редких прохожих шарахаться.
Проскальзывал между двумя идущими бок о бок машинами.
Подрезал.
Несколько раз помогал себе ударом ноги в чью-нибудь дверцу.
Красный свет он игнорировал, и преодоление перпендикулярного потока машин становилось самым опасным.
В первый раз мотоциклист на скорости приподнял переднее колесо, проехал на заднем метров двадцать, и, когда столкновение казалось неминуемым, мотоцикл сходу взобрался на капот темного автомобиля, перелетел на следующий, параллельно идущий, скользнул на третий капот и оставил убийственный механический поток позади.
Управляющему гидроциклом ничего не мешало. Он гнал по максимуму, но разбиться практически не рисковал. Черная река была пустынна. Обрамление берегов цепочкой уличных фонарей бросало на воду расплывчатые, вздрагивающие пятна света.
Мотоциклист наблюдал за гидроциклом и снизил скорость, когда ему показалось, что тот повернул к дальнему берегу. В следующее мгновение гидроцикл взревел, снова оказавшись посередине реки, мотоциклист понесся дальше.
Впереди его ожидал Т-образный перекресток со светофором, на этот раз ему повезло: зеленый свет. Мотоциклист обогнал гидроцикл, снизил напор, но тот, за кем он наблюдал, не нуждался в передышке – он гнал и гнал дальше, благо измученная древним городом река не сопротивлялась и была податлива. Гидроцикл вспарывал ее поверхность, посылая в обе стороны волны, будоражившие грязь и пену берегов.
Очередной светофор. Красный свет. Мотоциклист перевел внимание на поток машин. Плотный, проскочить будет нелегко. Обождать? Нет! Гидроцикл уйдет! Мотоцикл взревел. Не отступать! Единственный шанс не упустить гидроцикл в том, чтобы проскочить скопление машин!
Мотоциклист рывком поднял переднее колесо, но мотоцикл не подпрыгнул на нужную высоту, расчет оказался ошибочным: вместо капота мотоцикл несся на корпус машины. Удар – и мотоциклист вылетел из сидения, перекувыркнулся в воздухе и вонзился – плашмя – всем телом в стекло длинной боковой дверцы микроавтобуса во втором ряду. Стекло провалилось внутрь, мотоциклист исчез в салоне.
За мгновение до этого с него слетел шлем, вокруг головы взметнулись длинные светлые волосы. Мотоциклистом была молодая женщина.
Она боялась смотреть на десятилетнюю дочь, на капельницы, проводки, аппарат искусственного дыхания. Девочка лежала с закрытыми глазами, ни единого движения. Она напоминала умершую. Всего лишь напоминала – она была жива, но от наваждения смерти, приблизившейся и застывшей в ожидании, было не так-то легко избавиться.
Женщина встала со стула, прошлась по тесной палате. Хотелось пройти сквозь стены, будь это возможно. Хотелось удариться о стену головой, выть, кричать, расцарапать себе лицо. Она не сделала ни того, ни другого. Боли и так достаточно. И эта надежда – она все еще оставалась.
Шок после того, что сообщил муж, слабел, хотя уходить не собирался. Сначала ей показалось, что кто-то сделал ей подножку, мощную и болезненную, она как-то удержалась, не грохнулась. Затем ей сдавили горло – перехватило дыхание. Она захрипела, и муж подался к ней, похлопал по спине.
Нина в коме! Их девочка в коме, и сколько продлится это состояние – неизвестно.
К этому моменту слез уже не было, она все выплакала. Теперь ее трясло. Все из-за какого-то подонка! Которого тоже родила женщина, чья-то мать! Что если Нина не выйдет из комы? Бывали такие случаи или, рано или поздно, все заканчивалось благополучно? Она не знала и боялась спросить. Боялась. Страх не менее сильный, нежели от вида капельниц и застывшего лица дочери. Она понимала: ответ может лишить ее той самой надежды, которая еще оставалась.
Дверь открылась, вошел отец Нины. Она с ним не жила почти два года. Официального развода не было, просто не жила и все. Сейчас он не был для нее чужим, наоборот – он был частью чего-то прежнего, не то чтобы прочного, но хотя бы знакомого, не вызывающего эту боль и отчаяние. Именно муж сказал ей о коме, и что, по словам доктора, кома обычно длится неделю-две, максимум – три. При этом – вот уж успокоил – рекордный срок пребывания в коме: тридцать семь лет! Боже! Десятки лет! Откуда уверенность, что Нину минует подобное?
Даже не взглянув на него, она поняла, что он пришел ей что-то сказать. Еще какую-то чудовищную информацию от доктора? Он двигался так, как если бы шел по коридору, удивительным образом увертываясь от бывшей жены, от койки с дочерью, от капельниц, от стен. Внутри у него все горело, и женщина, казалось, чувствовала этот нестерпимый жар. Неудивительно, она сама горела внутри.
Он тянул с тем, что хотел сообщить, и она не вытерпела, заговорила сама:
– Роки так и не звонила?
Он не сразу понял вопрос, мотнул головой. Их старшая дочь, которую звали Роки – производная от Рокерши, – где-то пропадала уже неделю. Еще будучи несовершеннолетней, Роки эпизодически уходила с дружками в «турпоходы», длившиеся столько, что родителям становилось все равно: не хватало нервов и терпения. Теперь Роки вообще не ставила их в известность, когда и на какой срок свалит из дома. Мобильник она отключала, все сообщения на ее номер доходили не раньше, чем она возвращалась-таки домой. Родители к тому же не жили вместе, а сражаться с ней по отдельности было нереально.
Так вышло, что очередное скитание совпало с трагедией ее младшей сестры, Роки о случившемся ничего не знала, а Нину она любила. Не то, что родителей.
Им не помешало бы ее присутствие. Им нужен кто-то еще, готовый разделить с ними боль, по-настоящему разделить, не просто выразить соболезнование. К сожалению, старшая дочь была так же далека, как если бы находилась в иной Вселенной.
Женщина смотрела на мужа, и он сказал:
– Когда она нужна, ее не бывает, ты же знаешь. Чертова стерва! Хоть бы иногда включала свой мобильник!
Женщина ничего не ответила, ей стало тоскливо. Одиночество, как будто она находилась одна в пустынной местности, вдруг навалилось неодолимым потоком. Казалось, их бросила даже дочь.
Он застыл, глядя на жену. Их взгляды встретились. В его глазах она увидела ярость, злобу, но осознала, что эти чувства относятся вовсе не к ней. Он отвел глаза, зашагал по тесной палате, едва не задевая стул, капельницу, койку.
– Я убью его, – голос звучал глухо. – Перебью всю его семью, не только его.
Она повернулась к нему, как после внезапной пощечины. Он заметил ее реакцию.
– А что ты хотела? Он уничтожил нашу дочку! Посмотри на нее! Чудо будет, если она очнется. Твою мать, даже суда не будет! Он заплатил кому надо, и на этом для него все кончилось.
– Но… убивать семью? Что ты несешь?
– Мы с тобой еще не мучились – она пока жива. Настоящий кошмар начнется, когда она… умрет.
Женщина вскочила со стула, готовая броситься на мужа лишь за эти слова, но, обессиленная, застыла на месте, лицо ее исказилось.
– Нина не умрет. Неправда…
– Кому нужна твоя правда? Я не собираюсь сидеть и ждать, не пойми чего. Эта тварь где-то разгуливает, ест, пьет, спит. Его даже не посадят. Он наслаждается жизнью. Предварительно отняв ее у моего ребенка.
– Нина жива!
– Жива? Знаешь, сколько может быть последствий, если даже она придет в сознание? Потеря памяти, повреждение мозга, нарушение речи, твою мать, да просто будет слабоумной, будет лежать и смотреть в одну точку, и что ты с этим станешь делать? Что?
Она на мгновение растерялась, но не позволила взять над собой верх. Не сейчас. Не потому, что теперь они – не одна семья. Она не хотела потерять последнюю надежду.
– Я хочу верить, что все будет хорошо. Верить.
– Пусть так, дай-то Бог. Но… он должен получить по счетам. И он это получит!
Он больше не желал слушать ее возражения и повернулся к двери. Возможно, сам понимал, что говорил чудовищные вещи, и это, как нечто осязаемое, встало между ними.
– Постой! Успокойся и…