Лента жизни. Том 2

– Что и требовалось доказать! – удовлетворенно возвестил крымский старожил, приблизившись к Олегу, укрывшемуся в тени обвитого плющом навеса над магазинным входом. Темное стекло литровой бутыли хранило загадку, которую Олег тут же принялся отгадывать, выдернув бумажную затычку из горлышка «гусыни». Губы приятно увлажнило молодое виноградное вино с неизвестным Олегу небогатым и резковатым вкусовым букетом.

– «Сильванер», – пояснил Витюня. – В Коктебеле этот сорт в каждом винограднике.

Он ласково улыбался, наблюдая, как жадно поглощает Олег освежающий и кислящий легкий напиток.

– А ты? – протянул ему бутыль утоливший жажду Олег.

– Спасибо! – махнул рукой обладатель тюбетейки. – Я в доме напился воды.

– И дорого здесь берут?

– Копейки… Да ты закусывай, – Витюня развернул газетный кулек, в котором оказался кусок овечьего ноздреватого сыра и круглая пресная лепешка.

Ломоть лепешки, кусочек сыра, глоток вина – три вкуса наложились один на другой. Получилось неплохо. Повторив насыщающий и утоляющий цикл несколько раз вволю и с заразительным аппетитом, атлет с видом воспрявшего Геракла крякнул во всю молодую глотку:

– Теперь можно жить!

Витюня отщипнул краешек оставшегося куска лаваша, прихватил крошку сыра, задумчиво пожевал. Потом запоздало согласился:

– Конечно, можно…

Автобус подкатил тютелька в тютельку к положенному сроку, к тем самым семнадцати ноль-ноль, после которых любому опоздавшему поневоле пришлось бы ночевать в Коктебеле. А поскольку отелей в здешних краях что-то не было видно, то Олег вздохнул с облегчением, увидев дребезжащую красно-синюю колымагу на лысых шинах, словно убегавшую от настигающих ее клубов коричневатой пыли.

При посадке у них конкурентов не было – кроме подоспевшей к отходу толстой тетки в цветастом сарафане и белой панамке. Олег сел на теневую сторону, ибо солнце и на закате продолжало нещадно перегревать все, что рисковало выползти из тени. Витюня умостился деликатно рядышком, не касаясь соседа. Удивительным образом от него исходила прохлада, словно это и не он вместе с Олегом напитывался на коктебельском пляже киммерийской жарищей. «Вот что значит абориген», – позавидовалось дальневосточнику.

Шофер окинул равнодушным взглядом пассажиров, признал в обладателе татарской тюбетейки своего, поинтересовался:

– К Максу ходили?

– К нему самому, – кивнул вмиг посолидневший Виктор Борисович, даже голос у него стал внушительней и громче. – Жаль, на могилу сходить не успели. Как-нибудь в следующий раз…

На том разговор между сослуживцами и иссяк. Водила дернул кривую рычажину, сочлененную с дверью, закрыл автобус и ударил по газам. Пылью до небес закрылась панорама убегающего – теперь уже в прошлое – поселка, покатых безлесных горушек, спрятанной за ними бухты. Словно и не было волошинского профиля, а просто легендарная байка прочиталась в очередной мемуарной книжице: хочешь – верь, хочешь – не верь.

Минут через сорок въехали в Феодосию, где окончательно заждалась Олега бабушка. Впрочем, у нее была задача на сегодня – купить внуку билет на поезд, а в курортных очередях особо не поскучаешь. Но за нее переживать не приходилось, ибо у бабушки столько друзей-приятелей, что при необходимости они и врата рая открыли бы.

Конечная остановка вытряхнула из автобуса наружу собранных по дороге разномастных пассажиров. Олег расправил затекшие члены, потряс головой. Всё, программа исчерпана!.. Но не тут-то было. Витюня ласково потянул его за рукав в сторону деревянного павильона, увитого вездесущим цеплючим плющом.

– Это наш шахматный клуб.

– Ну и что? – снисходительно поинтересовался Олег.

Но Витюня уже увлекал атлета в царство согбенных шахматистов, бьющих с остервенением по часам. «Блиц на берегу моря – этого мне сегодня только не хватало, после «Сильванера» и собачьей тряски в автобусе-пылесосе…» – Олег в сердцах чертыхнулся и попробовал упереться, но из боязни выглядеть смешным оставил попытки к сопротивлению.

На веранде павильона, обращенной к морю, за клетчато инкрустированными столиками вполне комфортно окопались десятка два служителей Каиссы пенсионного возраста. Шахматные фигуры летали по клеткам со стремительностью, которая явно обгоняла способности рядового человека соображать. «Прямо-таки рукопашный бой», – хмыкнул Олег – и съязвил:

– Того и гляди, в «Чапаева» начнут резаться…

Но Витюня, сияя от счастья, не слышал реплики. Подведя спутника к центральному столику, за которым сражались солидного обличья мужчина в полотняном белом костюме и соломенной шляпе и седой старичок в майке и шароварах, он шепнул Олегу приказывающим тоном, снова перейдя на официальное «вы»:

– Вот с победителем и сыграете. Ставки здесь терпимые: пять рублей партия.

– С чего это ты взял, что я умею играть в шахматы? – взъелся десятиборец.

– Я знаю, я чувствую, я уверен… Вы их разнесете в пух и прах!

Тем временем мужчина в шляпе объявил мат своему сопернику в майке – и поднял глаза на очередника. Витюня положил на столик пятирублевку и подтолкнул атлета, не желающего стать на десять минут мыслителем, к опустевшему стулу. Соломенная шляпа хмыкнула, добавила к ставке свою долю, покрутила часы.

– Вам пять, мне две.

– Не понял… – поднял брови Олег.

– Я мастер Файбисович, если вы не знаете и в первый раз у нас играете на ставку, – снисходительно пояснила соломенная шляпа с тем характерным прононсом, который убедительно отличал профессионального игрока от явного «горшка» в лице Олега. – Посему такой расклад времени. Вас устраивает фора?

«Ну а я Лопухович», – самому себе сказала жертва Витюниной аферы. Однако отступать было поздно. Грассирующий с профессиональным прононсом мастер указывал ему на освободившийся стул жестом, каким якобинцы оправляли на гильотину Людовика Шестнадцатого…

Олег грохнулся на стул и сузил глаза на своего обожателя, словно говоря: «Ну ладно, ты этого захотел, не я…»

Но азарт бойца уже взял его за горло. В конце концов, зря, что ли, он жил год в общаге в одной комнате с чемпионом области по шахматам Вовкой Штормом. Правда, Штормяга был не мастером, а всего лишь перворазрядником, но кое-какие уроки преподал на досуге Олегу.

Пока расставлялись фигуры, он тактику игры вчерне наметил. «Упрусь на время. Руки у меня побыстрее будут, не промазать бы только по кнопке…»

Мастер послал в бой королевского пехотинца. Олег передвинул на одну клетку солдата, стоявшего у коня на правой стороне доски.

– Каро-Кан! – каркнул профессионал и кинул на подмогу своему выступщику ферзевую пешку. Поинтересовался снисходительно: – Вы, очевидно, поклонник таланта Михаила Моисевича?

– Угу, – кивнул Олег. – Ботвинник – мой кумир.

– А вы в курсе, что чемпион мира не жалует блиц?

– Мы с ним на эту тему не разговаривали, – ввинтил Олег пилюлю.

Мохнатые брови мастера ушли под поля шляпы. Он начал зажим позиции соперника по всем правилам искусства. Но Олег легко швырял слонов, отправлял коней в скачку, двигал ладьями, жертвовал пешками. Темп, темп, темп – словно на беговой дорожке, когда он в отлаженном ритме преодолевал один за другим барьеры.

Флажок мастера подвис на кончике минутной стрелки. И тут Олег увидел то, к чему вела дело соломенная шляпа – через пару ходов его черному королю будет мат. Он закрылся от угрозы последней уцелевшей фигурой и от души прихлопнул кнопку часов. Удар десятиборца был такой силы, что внутри хронометра гуднули пружинки-колесики. Флажок мастера рухнул!

Витюня радостно возопил:

– Время!.. Файбисович, вы просрочили время!

Олег встал, сгреб выигрыш и сунул Витюне в нагрудный карман. Напоследок он бросил раздосадованному мастеру:

– Извиняюсь, я сегодня не в форме, не то бы мы продолжили блиц на равных. У меня есть кабинетная заготовка в «сицилианке», но, очевидно, придется подождать другого раза…

Покинув павильон, он сердито поинтересовался у Витюни:

– Тут нигде поблизости нет бильярда или ринга? А то я давненько не держал кия в боксерских перчатках…

Но восторг Иванова-Костакиса это не остудило: