– Такова была традиция. Воинский караул.
Улица Уайтхолл привела их к Трафальгарской площади. Полюбовавшись на колонну Нельсона, на здание Национальной галереи и другие дома, обступающие площадь, они двинулись по Стрэнд-стрит в сторону Сити. Вечер был теплый, хотя и пасмурный. Множество людей заполняло тротуары. Питеру приятно было видеть, что стоявшие ранее дома сохранены практически полностью.
Владимир смотрел по сторонам с неподдельным восхищением.
– Это всё старые здания! Девятнадцатый век, и даже более ранние… В крайнем случае, начало двадцатого века. Слушайте, как они все это сохранили? Мы, конечно, совсем недолго были в Москве, но у меня создалось впечатление, что там, кроме Кремля, практически ничего не осталось. А эти совсем старые. – Владимир указывал на цепочку трехэтажных зданий, белых, с темно-коричневым каркасом деревянных колонн и балок.
– Таким Лондон был до Великого пожара, – пояснил Питер. – Эти чудом уцелели в тысяча шестьсот шестьдесят шестом году.
Чуть позже они миновали здание Королевского суда, и скоро вдалеке, в створе улицы, открылся высоченный собор Святого Павла. Питер проговорил, посмотрев на Викторию:
– Линда рассказывала мне, что сейчас очень толерантные отношения между разными религиями. Всякий экстремизм сошел на нет. Хотя для этого потребовались жесткие меры в начале века. Особенно в отношении исламских экстремистов. Но уже к тридцатым годам ситуация стабилизировалась. А как на вашей территории?
– У нас тоже нет никакого экстремизма. По крайней мере, со стороны мусульман.
Питер невольно рассмеялся:
– В России более серьезную проблему представляла православная церковь. Как православные, не давят на католиков и мусульман?
– Нет. Мы с таким не сталкиваемся…
Питер засомневался.
– А они есть у вас – католики, мусульмане, иудеи?
– Есть, – уверенно отвечала Виктория. – Но сейчас не принято лезть с вопросом, какого вероисповедания человек. Это сугубо личное дело.
– А вообще, насколько важна сейчас религия для жителей Земли? Я практически не сталкивался с этой темой после того, как меня вернули к жизни.
Немного подумав, Виктория пожала плечами и повторила:
– Это сугубо личное дело.
– Я бы тоже так сказала, – вмешалась Линда. – Люди верят, но как-то не принято сосредотачивать на этом внимание.
Они надолго задержались в соборе Святого Павла – осматривали внутреннее убранство, поднимались по узеньким лестницам на самый верх, на смотровую площадку, наслаждались вечерней панорамой, переполненной огнями. Там Владимир заметил силуэты громадных сооружений, поднимающихся в той стороне, где небо еще хранило свое свечение.
– Что это такое? – проявил он любопытство.
– Это book-stands, – пояснил Питер. – «Этажерки»…
Объяснение внуку, что это и зачем, не заняло много времени.
– Там можно даже деревья сажать? – недоверие наполняло голос Владимира.
– Да, – уверенно отвечал Питер.
– А как туда поднимаются?
– На грузовых лифтах. Прямо в машине.
– А сколько этажей.
– Пятьдесят.
Внук одобрительно покачал головой.
Потом они переместились к зданиям Национального банка, Биржи, под конец, порядком уставшие, достигли Тауэра, который был уже закрыт для посетителей. Выйдя к набережной и насмотревшись на Тауэрский мост, они поймали такси и поехали в гостиницу.
Едва машина остановилась около стеклянных дверей, швейцар бросился навстречу.
– Добро пожаловать. Рады нашим постояльцам. Спасибо, что остановились в нашем отеле.
Едва они вошли внутрь, Владимир не без удивления спросил:
– Как он узнал, что мы из этой гостиницы?
– Чипы, – охотно ответил Питер. – Они и благо, и угроза свободе. С ними очень удобно передвигаться, совершать покупки, попадать на работу или домой. Но они же создают возможность для тотального контроля за человеком. Узнавать не только, где он, с кем, но и как себя чувствует. А возможно, и позволяют прослушивать, кто какие разговоры ведет.
Он посмотрел на Линду – та спокойно восприняла эти речи.
Они прошли в ресторан. Свободный столик нашелся. Весьма скоро к ним проскользил учтивый официант, худой, высокий. Предложил меню, дождался, когда они сделают заказ. Как только он удалился, Владимир озадаченно спросил:
– Это робот?
– Нет, это человек, – с деликатной улыбкой пояснила Линда.
– А тот, который встретил нас у входа?
– Швейцар? Тоже человек. Это гостиница высокого класса. Здесь и швейцары, и официанты, и горничные – люди. А роботов сразу видно. Роботов запрещено делать похожими на людей. Чтобы избежать самых разных проблем.
– Но было время, когда их делали похожими на людей, – оживленно возразил Владимир.
Линда согласно кивнула.
– Было. Вплоть до тридцатых годов. И это создавало много проблем. От использования роботов, похожих на детей, при совершении преступлений, до… ненормальных отношений людей и роботов… Поэтому был принят запрет.
Владимир покрутил головой, осматривая пространство ресторана.
– А где же роботы?
– В более дешевых гостиницах, в учреждениях, где они выполняют самую разнообразную работу – уборщиков, курьеров, охранников. Или санитаров в больницах. А еще в домах у обычных людей. Разве на вашей территории нет роботов?
Владимир подумал, покачал головой.
– Я не видел.
– Кстати, робот есть у Питера дома, в Париже.