В гуще чужих ощущений

Надсадно поют двигатели, поднимая самолет все выше и выше. Ввинчиваясь в пространство, которое уходит куда-то вверх, к солнцу или звездам. Пилот подает знак. Пора.

Я поднимаюсь, подхожу к двери, открываю ее, смотрю вниз. Там, за срезом пола, только воздух. Там нет опоры. Там – страшная глубина. Которая снизу воспринимается как огромная высота. Пять километров! Их даже по земле сколько идти. Я каким-то необъяснимым образом ощущаю это расстояние до поверхности. Надо прыгать. Повернув голову направо, я бросаю взгляд на своего товарища, Майкла, который стоит поодаль. На его лице спокойная, уверенная улыбка. Поднимает руку. Махнув ему на прощанье, я опускаю очки, еще раз оглядываю открывающуюся бездну, делаю шаг наружу. И только тут с ужасом понимаю, что забыл надеть парашют. Нет, это не сон. Я падаю без парашюта. Неудержимо несусь к земле. Ужас охватывает меня, тот ужас, который наполняет каждую клетку, цепко сковывает волю.

Я все-таки справляюсь со своим страхом, раскидываю руки и ноги, чтобы замедлить падение. Стабилизирую свое положение так, чтобы земля была перед глазами. Я судорожно пытаюсь найти хоть какую-то возможность для спасения. Там, внизу, могут быть водоемы. Если правильно войти в воду, если хватит глубины… А если поблизости нет водоемов? Тогда ничто не спасет меня. Я пытаюсь разглядеть там, внизу, хотя бы небольшое озерцо, и не нахожу. Господи, за что мне это? Чем я провинился перед Тобой?

Внезапно я вижу боковым зрением, что ко мне приближается что-то темное. Резко повернув голову, я вижу Майкла – сложив руки и поджав ноги, он стремительно догоняет меня. У него в руках… мой парашют. Земля близко, но у нас еще есть немного времени. Только бы успеть.

Майкл совсем рядом, я хватаю парашют, быстро просовываю руки в лямки, соединяю их замком, застегиваю пояс. Осталось застегнуть нижние лямки, протянув их между ног. Сердце бешено колотится. Одна пристёжка, другая. Готово! Тут же дергаю за кольцо. И ощущаю привычный рывок в сторону головы. Мгновенно мое тело приходит в вертикальное положение, ногами вниз, к земной поверхности. Она совсем рядом, но скорость падения уже не та, что раньше. Несколько мгновений, и мои ноги касаются травы. Я пробегаю несколько метров, останавливаюсь, гашу парашют. Осматриваюсь – я на лугу, который вдалеке окружает практически со всех сторон лес. Лишь в одном направлении видны какие-то домики. Светит яркое солнце, окружающий меня теплый воздух пребывает в непрестанном движении. Картинка слегка зыбкая. А еще вижу Майкла – он подлетает ко мне на планирующем парашюте, садится метрах в пяти. Поднимает на лоб очки.

– Все получилось, – говорит с лучистым воодушевлением. – Отлично.

Я и сам знаю, что получилось. Иначе бы я не стоял здесь, посреди поля, радуясь солнцу и летнему дню.

Я – охотник за ощущениями. Сенсохантер. Нас не так много, настоящих специалистов, отчаянных людей. Среди нас есть женщины, но большей частью – мужчины. И охотимся мы за собственными ощущениями. Главное, чтобы они были яркими, уникальными, неповторимыми. Но лучше – пугающими, страшными. Такими, чтобы люди раскупали их тотчас после появления в продаже.

Не знаю, что больше движет нами: деньги, потребность регулярно получать адреналин, жить в условиях реальной опасности или необходимость доказывать другим сенсохантерам, что ты один из лучших, может, даже лучший. Наверно, все сразу. Так чаще всего бывает в жизни.

Майкл – мой давний напарник. Мы работаем вместе уже шесть лет. Познакомились на съемках сенсофильма «Титаник», римейка старого фильма. Который тоже получил уйму Оскаров. Я подменял капитана судна в тот момент, когда он погибал вместе с «Титаником», – в рубку со всех сторон вливались бурные потоки воды. Я натурально тонул, и Майкл страховал меня. И когда я, наполнив легкие водой, потерял сознание, он вытащил меня из макета рубки, по-настоящему ушедшего под воду, а врачи тут же принялись меня откачивать. Потом мои ощущения подверстали к ощущениям актера, игравшего роль капитана, и сенсозрители не заметили, что вместо капитана погибал совсем другой человек.

С тех пор мы с Майклом работаем в паре. Хотя он чаще страхует, а я выполняю трюки. Но в нашем деле ой как важно, чтобы рядом был надежный человек, проверенный, способный ко всему тому, что можешь ты сам. Только такой сможет найти выход из любой опасной ситуации. А без них, без таких ситуаций, в нашем деле не обходится.

Падение с самолета без парашюта мы отрабатывали две недели. Сначала я падал с парашютом, но не раскрывал его, ждал, когда Майкл догонит меня. Потом начались прыжки без парашюта, но Майкл вскоре догонял меня, передавал мне парашют. И лишь после того, как мы научились делать это недалеко от поверхности земли, на самом пределе, я совершил прыжок с датчиками на голове. Уникальная сенсозапись была получена. Теперь каждый желающий мог пощекотать себе нервы.

На следующий день мы с Майклом вылетели из Сакраменто в Лос-Анджелес. Нас ждали в корпорации Warner Brothers. Мы работаем с ними последние два года.

Дональд Мейер принял нас. Надев шлем, протестировал свежую запись и остался доволен. Последовало распоряжение о выплате нам денег в связи с выполнением условий контракта с нашей стороны. Через месяц должны были выпустить отдельный диск, и нам с Майклом еще светил процент от продаж. А если вдобавок эти ощущения попадут в какой-нибудь сенсофильм, мы сможем рассчитывать на дополнительный гонорар.

Да, частенько сенсозаписи, выпущенные отдельно, используют потом в фильмах. Несколько социологических исследований показали, что любители вкушения ярких ощущений, связанных с опасностью для жизни, редко смотрят сенсофильмы. Поэтому кинокомпании частенько используют одни и те же записи в обоих видах продукции. Это даёт некоторую экономию средств.

Еще мы обсудили с Дональдом будущие контракты. Warner Brothers хотели получить записи ощущений полицейского, попавшего в бандитскую засаду и пытающегося спастись в изрешеченной пулями машине, пожарного, оказавшегося в огненной ловушке, подводника, гибнущего в потопленной лодке, путешественника, потерявшегося в пустыне, в лесу, лишенного пищи, преследуемого дикими животными, водителя в машине, сорвавшейся в пропасть. Кроме того, намечались съемки сенсофильма про освоение космоса, и для него необходимо было записать ощущения астронавта, гибнущего в открытом космосе при попытке ремонта корабля, направляющегося к Юпитеру. А еще в планах стоял фильм про Вторую мировую войну. Мне предлагалась роль второго плана – британского летчика-истребителя, самолет которого подбивают в воздушном бою над Германией, и он гибнет. Мы с Майклом должны были решить, за что мы беремся, в какие сроки выполним каждый контракт. И какое оборудование нам понадобится, ясное дело, за счет корпорации. Ответ мы обещали дать через десять дней.

Теперь ничто не мешало мне отправиться туда, где я не мог не появиться, но где меня не слишком ждали.

Мою бывшую жену зовут Дженнифер. У нас есть дочь, Саманта. Ей сейчас девять. Мы с ней видимся очень редко. Дженнифер хотела лишить меня родительских прав. Единственное, чего я добился в суде, – права на два свидания с дочерью в месяц. Я сразу понял – у Дженнифер скверный характер, но не предполагал, во что это выльется. Я любил ее. Не буду отрицать – я тоже не сахар: постоянно рискую жизнью, а после очередных подвигов напиваюсь. Ну и, конечно, бывают случайные связи. Когда носишься по всему миру, всякое может случиться. Но я всегда приезжал в конце концов домой, проводил там неделю или две, с удовольствием общался с дочерью. И ставить вопрос так: «Либо семья, либо эта работа», было необоснованно. Где я еще смогу заработать такие деньги? Я пытался объяснить ей это. Не поняла. Подала на развод. И получила желаемое. Нас развели. А когда я попытался, как прежде, видеться с дочерью в промежутках между очередными сенсосъемками, добилась судебного решения, ограничивающего мое общение с дочерью двумя встречами в месяц. Не более пяти часов каждая.

Очень скоро я почувствовал, что Саманта стала относиться ко мне сдержаннее, не проявляла особой радости при моем появлении. Похоже, Дженнифер настраивала ее против меня. А что я мог с этим поделать? Нашептывать дочери во время наших редких встреч, какая противная женщина ее мать? Это было бы глупо и мелко. Тем не менее, перспектива мне виделась нерадостной – дочь вырастет, впитав плохое отношение ко мне, будет уклоняться от встреч со мной. Мы станем совсем чужими людьми. Поэтому я старался быть интересным ей, при каждой встрече рассказывал о моей работе, о последних съемках, о достопримечательностях тех мест, где недавно побывал. Я жил надеждой, что через несколько лет Саманта поймет нечто важное о жизни, что пока еще не понимает, и мы снова станем друзьями.

Вечером я сел на самолет и полетел в Чикаго. Переночевал в гостинице. Около двенадцати приехал к дому, в котором теперь проживала Дженнифер со своим новым мужем и Самантой. Я вышел из машины в ожидании дочери. Стоял на тротуаре, спокойно поглядывая по сторонам. Моя бывшая жена знала, что я приеду сегодня в полдень – я звонил ей накануне.

Саманта вышла через несколько минут, невозмутимо произнесла: «Привет», подставила щеку для поцелуя. Мы устроились на заднем сиденье такси, она помахала матери, замершей в дверях. Машина тронулась. Водитель знал, куда нам надо.

– Чем на этот раз ты занимался? – поинтересовалась дочь.

– Прыгал с самолета.

– С парашютом?

– Сначала – без. А потом Майкл догонял меня и давал парашют. Так что приземлялся я на парашюте.

– А если бы он не успел?

Я добродушно покачал головой.

– Такого не могло быть. Мы профессионалы. Все рассчитано по секундам. Хотя, конечно, все на пределе.

Помолчал, она спросила, повернув ко мне голову: – Тебе не было страшно?

– Немного. – Как объяснить ей, что я специально имитировал страх, чтобы сенсозапись была ярче. – А снимали мы на этот раз неподалеку от Сакраменто. Знаешь такой город?

– Не помню.

– Это столица штата Калифорния.

– Лос-Анджелес в этом штате?

– Да.

Через полчаса мы подъехали к пристани, расположенной на берегу озера Мичиган. Там ждал нас катер. Я заказал его по интернету – Саманта давно хотела покататься по озеру.

Катер был большой, с просторной каютой, с палубой, на которой стояли шезлонги. Он пустился в плавание, как только мы взошли на борт. Мы довольно далеко отошли от берега. День выдался прекрасный. Мы пили холодную кока-колу и смотрели на яхты, сновавшие поблизости, на чаек, увлеченных какой-то своей жизнью. Потом мы плавали вдоль берега, а покинули катер поблизости от центра города, пообедали в ресторане, прогулялись по парку рядом с художественной галереей, наполненному странными неуклюжими скульптурами, после чего поехали назад. Без десяти минут пять Саманта вышла из такси возле дома, небрежно махнув мне рукой, направилась к двери. Я старался выполнять предписанные условия, чтобы не дать Дженнифер возможности окончательно лишить меня свиданий с дочерью. Но делал все, чтобы не общаться с бывшей женой.

Вечерним рейсом я вернулся в Лос-Анджелес, и на следующий день мы с Майклом засели за проработку новых проектов. Полицейский, попавший в бандитскую засаду, нас не заинтересовал. В этом особого класса не покажешь. Другое дело пожарный, оказавшийся в огненной ловушке. Человек, погруженный в пламя, – весьма эффектно. Важно, чтобы появилось ощущение гибельного всепожирающего жара, поглотившего жертву. Подводник, гибнущий в лодке, тоже неплохо. Неуклонное поступление воды, затопляющей отсек, неминуемо грозящей смертью. Капитан «Титаника» погибал иначе. Вполне можно было поработать над ощущениями водителя, находящегося в машине, сорвавшейся в пропасть, хотя подобные сенсозаписи уже были. Тут могла идти речь только о большей достоверности ощущений.

Более всего меня и Майкла заинтересовали съемки в сенсофильмах про освоение космоса и про Вторую мировую. Гибнущий в открытом космосе астронавт и летчик-истребитель, подбитый в воздушном бою над Германией, – прекрасная возможность для сенсохантера создать потрясающие, уникальные ощущения. Но если первый фильм должны были снимать на орбите, и многое зависело не от нас, то съемки для фильма про войну мы могли организовать сами. Разумеется, в той части, которая представляла полеты, воздушный бой и гибель моего героя. Все остальные кадры, связанные с летчиком-истребителем, включая постельные сцены, должны были готовить профессиональные киношники.

– Поставим бронезащиту кабины, – уверенно говорил Майкл.

– Ты имеешь в виду кевларовые пластины?

– Да. Кроме того, усилим бронеспинку, заменим плексиглас на современное бронестекло, и в бой. Ты спокойно будешь смотреть, как пули дырявят твой самолет, как он загорается. – Тут он сдержанно усмехнулся. – Впрочем, нет. Тебе положено испугаться. Чтобы те, кто потом будут это смотреть, тебе поверили.

– Думаю, надо уходить из самолета метрах на семидесяти.

– Не рискуй зря. Ста метров будет вполне достаточно. И потом, как мне кажется, для зрителей куда интереснее воздушный бой, а не твоя гибель. Вот что надо продумать – захватывающий воздушный бой. Составить детальный план. И воплотить его в жизнь. Сможешь?

– Да уж постараюсь, – уверенность наполняла мой голос.

Я не только умел управлять самолетом, но и располагал удостоверением пилота. Как, впрочем, и Майкл. Так что проблем не должно было быть.

На следующий день мы разработали план сражения. Дональд упоминал, какие самолеты будут в нашем распоряжении. Так вот, мой «Спитфайер», сопровождавший громоздкие четырехмоторные «летающие крепости» и защищавший их, вступает в бой с тремя «Фокке-Вульфами 190». Скорость моего истребителя совпадает со скоростью «Фокке-Вульфов», когда они включают форсаж. Маневренность близкая. Так что все зависит лишь от мастерства летчиков. Мой герой – опытный пилот. Один из немцев – тоже. Именно он сбивает меня, опираясь на помощь двух сотоварищей, получающих его указания по радио. Этого немца сыграет Майкл. И его ощущения запишут в тот момент, когда он будет по-настоящему расстреливать мой самолет.

Мы разработали схему боя и посекундный план. За Майкла я был спокоен – он выполнит все, что намечено, самым точным образом. Еще два пилота у нас были на примете. Придется с ними поработать, и все получится.

Еще мы разработали технические условия для сенсосъемок сюжетов с пожарным и подводником. Мы решили: пусть Warner Brothers обеспечит все необходимое оборудование и специалистов, если им нужны такие записи. А нам тратить на это время и силы не хотелось.

Я позвонил Дональду Мейеру, и мы договорились о встрече на завтра. Теперь можно было расслабиться, мы с Майклом отправились в ресторан «Duke’s Malibu», где мы были завсегдатаями. Он находится прямо на берегу океана, и там отличная гавайская и американская кухня. Выпито было достаточно.

На следующее утро мы появились в кабинете Дональда.