По «банановым республикам» без охраны (роман-путеводитель)

– А почем?

– Туэни даллас!

– Уай из соу мач?

– Бикоз!

Видя мою нерешительность, бомбила с радостной улыбкой сообщает, что через полчаса рабочий день закончится и вообще никто здесь не поедет, так что, мол, не стоит особо выпендриваться. Особенно богатеньким голубоглазикам. Я, скрепя сердце, соглашаюсь на запрошенные 20$ (где-то по доллару за километр ведь получается!) и сажусь в его колесницу, чтобы до наступления полной темноты все-таки суметь попасть в гостиницу. С последним отблеском закатившегося за Горы Майя солнечного диска поворачиваем направо и подъезжаем к косе, уходящей вдоль моря в бесконечность. Коса не широкая, с редкими вкраплениями в зелень то ли вилл, то ли гостиниц с пляжными бунгало из сухих пальмовых ветвей, и все с собственным пирсом. Шофер говорит, что там, дальше, даже аэропорт есть, и мы потом проедем мимо него. Чисто флоридский Ки-Уэст! И дорога, по которой мы рассекаем, соответственно, называется Placencia Sidewalk. А сама коса – Майя Бич. Если добавить к этому нескольких проглянувших через густейшую прибрежную зелень белокожих туристов по левую сторону дороги, то иллюзия пребывания в Штатах становится полной.

На мой вопрос о том, где он живет, шофер указывает большим пальцем правой руки куда-то назад, на въезд, где остались деревянные обшарпанные дома на сваях. С правой стороны улицы блестит внутренняя лагуна со множеством галдящих птиц, собравшихся вместе после трудовых будней. Наверно, места на ночлег распределяют. А, может, хвастаются друг перед дружкой своими дневными приключениями за стаканчиком рома.

Шофер тем временем рассказывает, что его народ облюбовал себе это побережье с тех пор, как их насильно депортировали с острова Сан-Висенте в Гондурас. Потом, во время борьбы стран Латинской Америки за независимость от испанской короны, они бежали от войск бравого генерала Морасана в Гватемалу и Белиз. А на сам остров Сан-Висенте они попали еще в XVI веке, когда два английских корабля, перевозившие рабов из Африки на сахарные и хлопковые плантации Вест-Индии, потерпели крушение неподалеку.

Потом было много чего еще в печальной истории жизни этого развеселого народа. Начав размножаться со страшной силой и скоростью, гарифуна навлекли на себя немилость местных индейцев аравака (arawaka), и те стали целенаправленно истреблять детей мужского пола у своих конкурентов. Гарифуна ответили на таковую дерзость всем своим дружным племенным коллективом. В результате этой карибской иродиады повымирали сами араваки. Или уплыли, кто успел, от греха подальше, исчезли за горизонтом и канули в Лету. В общем, сами напросились.

Затем власть в стране захватили англичане и тоже не баловали народ попусту. Проще говоря, поставили себе целью превратить всех чернокожих планеты, включая свободолюбивых гарифуна, в бесплатную рабочую силу. Те в ответ залезли повыше в горы, чтобы оттуда корчить рожи чопорным подданным английской короны и совершать дерзкие набеги на поместья мирных плантаторов-рабовладельцев. Англичане имели другую точку зрения и другие планы развития для своей колонии и поэтому начали вырезать чернокожих мятежников и их семьи целыми деревнями.

Войны длились с переменным успехом аж до 1805 года, когда в битве был схвачен и потом, с типично английской помпой, под фанфары и барабанную дробь, повешен на рее королевского фрегата свирепый вождь гарифуна Хосеп Сатуйе. Он долго болтался вместо вымпела на этой рее, в истлевших лохмотьях и с выклеванными вороньем глазами, напоминая своим соплеменникам о пагубности партизанщины, как метода борьбы с регулярной армией Его Величества. Но народ даже после этого события все равно наотрез оказался от душевного королевского покровительства. После чего англичане плюнули на все это дело, собрали оставшихся в живых гарифуна, затолкали их в трюмы кораблей и отвезли на материк, в Гондурас. Наверно, чтобы нагадить вот таким изощренным методом воевавшим с ними испанцам, чьим владением Гондурас являлся в то приснопамятное время. А чтобы ребята прочувствовали все великодушие британских колониальных властей, люки трюмов плотно задраили и открыли полностью только тогда, когда корабль кинул якорь в бухте недалеко от бескрайних песчаных пляжей испанской колонии.

Зажав свои благородные носы надушенными платочками в одной руке, и помахивая изящными пистолетиками в другой, англичане принудили бедных гарифуна выбраться из трюмов, сигануть за борт и плыть под дулами бортовых каньонов прямо к берегу. Естественно, количество гордых мятежников порядком сократилось во время регаты, включившей в себя промежуточные остановки на Ямайке и других островах, и этого вот массового заплыва. Но несколько сотен все-таки смогли ступить на твердую землю. Как они смогли выжить в условиях полной трюмной антисанитарии, сознательно устроенной благородными подданными английской короны – история стыдливо умалчивает. А потомки переселенцев предпочитают обходить стороной эту тему в разговоре, делая вид, что не понимают вопроса. Но с тех самых пор гарифуна, или, как они сами себя называют во множественном числе – гаринагу – расселились по всему побережью от юга Белиза до севера Никарагуа, где и живут счастливо по сию пору.

Живут, по словам шофера, крайне бедно. Но менять свой жизненный уклад не хотят ни в какую и в университеты всякие-разные отнюдь не спешат. Все его, шофера, родственники, были рыбаками до тех пор, пока не начался туристический бум. Европейцы и американцы, начиная с ХХ века, стали прибывать сюда регулярно, организованно, небольшими партиями. Для них строились отели и рестораны, причалы и дайвинг-центры, а потом уж и сами они стали покупать здесь недвижимость и землю. То есть, точнее, песок. Вот и начали устраиваться его сородичи в обслугу, прочно усвоив международное понятие «на чай». А он даже смог купить себе авто и начать таксовать.

– А откуда же здесь пресную воду берут? – любопытствую.

– А из лагуны. Туда много всяких речек впадает.

– А куда девают продукты жизнедеятельности?

– А туда же. По крайней мере, когда я рос, мы так делали. А там, где ты будешь жить, я не знаю. Наверно, какие-то очистные все-таки есть. Или септические колодцы.

Да-а… Похоже, парень не шутит. А ведь мы едем по этой самой Сайдуок уже минут пятнадцать-двадцать. Это что же, все дерьмо, пардон, которое производят местные вкупе с приезжими, сливается туда же, откуда потом берется вода для орошения тел в душе и мытья посуды в ресторане? Оррригинально! Тут же вспоминаю анекдот о белом, который, увидев лежащего целый день в гамаке под кокосовой пальмой негра, спросил того, почему он не хочет собрать валяющиеся кругом орехи?

– А зачем? – ответил тот вопросом на вопрос.

– Чтобы продать их на рынке. – сказал белый.

– А зачем? – еще раз спросил негр.

– Чтобы на полученные деньги можно было нанять рабочих и собрать еще больше кокосов.

– А зачем? – в третий раз спросил негр.

– Чтобы продать их, иметь много денег и потом вообще ничего не делать! – начал терять терпение белый.

– Так я и так ничего не делаю! – усмехнулся негр, приведя предприимчивого собеседника в полное замешательство и совершенное расстройство миссионерского духа.

Мой новый знакомый оказывается парнем с юмором и громко хохочет, едва дослушав анекдот до конца. Но мы уже проехали аэропорт, расположившийся на расширившейся на минутку косе, и приехали к отелю, так что вдоволь насмеяться у нас не получается. Пока расплачиваюсь, шофер негромко предлагает мне на следующий день съездить на лодке его брата к барьерному рифу. Или на какой-нибудь из бесчисленных островков поближе. Обещает взять вдвое меньше, чем берут в отеле. Подумав о здешних ценах (100$ минимум за ночь), я осторожно соглашаюсь. Он обещает прислать брата по имени Гил («г» у него звучит как нечто среднее между собственно «г» и «х», у нас в России так на юге говорят) к восьми часам утра. О?кей, подмигиваю я заговорщически, и мы расстаемся.

Отель представляет собой основной корпус с небольшим бассейном, стоящий у дороги, и несколько крытых пальмовыми ветками бунгало на сваях прямо перед нешироким песчаным пляжем. Все эти строения органически вписываются в раскиданные там и сям насаждения так, что ощущение складывается, я бы сказал, полностью русско-дачное. Со скидкой на тропики, конечно. На берегу выстроились в ряд шезлонги. Что, несомненно, радует, так это то, что их от силы десятка полтора, а не полторы тысячи, как на облюбованных россиянами курортах Турции и Египта. Вода даже в сумерках чиста и кристально прозрачна. С деревянного пирса можно легко рассмотреть «гад морских подводный ход» на трехметровой глубине. Говорят, что здесь можно не только банально понырять, но даже, если повезет, поплавать рядом с ламантинами, добродушными морскими коровами весом до полу-тонны. Их тут еще пока не успели истребить, как их родственницу Стеллерову корову на наших Командорских островах. Надо воспользоваться случаем.

Интересуюсь расценками на лодку с мотором до рифа. Это здесь зовется «сафари» и стоит сто баксов с каждой пары ластов. А если не наберется хотя бы четырех любителей понырять в открытом море, то цена, само собой, вырастет. Отправление с причала напротив отеля в 10 утра, возвращение в 4 пополудни. А что еще, кроме извоза, входит в стоимость данного тура? Обеспечение безопасности клиентов, бутилированная вода и фрукты. И все? И все. Вот это, я понимаю, туристический бизнес на широкую ногу! Черноморские извозчики, берущие по 100 руб. с носа за 5 минут сказочной прогулки на надувном «банане» – перенимайте опыт у коллег!

Ладно, надо зажевать эту информацию чем-нибудь посерьезнее, чем сандвичи, которыми я подкреплялся в течение дня. Иду в ресторан на веранде напротив пляжа, сажусь за свободный столик с видом на море, прошу меню и бутылочку пива. Пью жадными глотками (ведь целый день на одной воде, братцы!), изучаю ассортимент, а потом думаю, а чего его изучать-то? Приехал на море – ешь морепродукты! Чай, не свеже-размороженные, как в Москве, подадут. Заказываю ассорти. В нем есть мидии, креветки, кальмар, осьминог, лангуст и какая-то местная рыбка. Все пожарено на углях с добавлением кокосового масла. Кальмар с осьминогом, конечно, не гигантские, и даже не крупные, поясняет официант. В юношеском возрасте они всегда нежнее, намекает с улыбкой он. В целом выход будет с большое столовое блюдо. И еще пива. И тосты. Все.

Как же приятно, друзья мои, сидеть на обдуваемой легким морским бризом веранде, смаковать поджаренные на угольках дары моря и восстанавливать упавший за день уровень жидкости в организме посредством хорошо охлажденного пива. Луна иногда выныривает из-за ленивых облаков, негромкая сальса звучит из спрятавшихся под пальмовой крышей динамиков, да иногда какая-нибудь расшалившаяся волна вяло наезжает с жиденькой пеной у рта на потемневший песок. И немедля захлебывается, получив от пляжа по морде. Viva la vida!

Маленькая веранда пуста (какое везение!), только за соседним столиком сидит семья из четырех человек. По разговору, с характерными интонационными подъемами и спусками, напоминающему размеренный собачий лай, эти ребята явно приехали из Техаса, или какого-нибудь другого южного штата. Глава семьи, здоровенный мужик в широченной футболке с фотографией во всю спину и надписью «Scuba Diving Blue Hole», в шортах до колен и кроссовках на босу слоновью ногу, никак не может совместить процесс поглощения пищи с распирающими его впечатлениями от дневного сафари на рифе! Его супруга и их дочки-тинэйджеры пытаются вставить хоть слово в тот момент, когда папа засовывает в рот новый кусок свиной chuleta (стейк) и начинает его форсировано пережевывать. У них даже иногда получается. Но, в целом, силы явно не равны, и папаша, запив очередную порцию проглоченного мяса хорошим таким глотком пива, снова берет инициативу в свои руки. То есть, в рот.

Я боюсь показаться подслушивающим чужой разговор невежей, хотя трубный глас абсолютно не зажатого в себе американца легко перекрывает и негромкую музыку, и ветерок, и прибой. Но любопытство оказывается сильней, и, едва дождавшись конца семейного обеда, я обращаюсь к главе с вопросом о том, где это они сегодня так навпечатлялись? Вот бы и мне туда. Хоть одним глазком взглянуть. Папаня поворачивает ко мне свой мясистый нос, коронованный очками, которые я сразу и не узрел, захваченный эмоциональным рассказом, и обстоятельно отвечает: «Well, I donnow exactly! But that?s amazing!». Мама с дочками дружно кивают и поддакивают после того, как мужик, отрапортовав, поворачивает голову к ним в ожидании подтверждения своих ощущений.

Оказывается, сегодня они, взяв пакетное сафари, плавали куда-то на юг от того места, где мы сейчас ужинаем. И видели, как утверждают, двух ламантинов. Скорее всего, мамашу с детенышем потому, как размеры млекопитающих существенно различались. Те вначале шарахнулись от звука работающего мотора в сторону, но потом, когда гид заглушил агрегат, а сами амеры попрыгали в исследовательской горячке в воду, через какое-то время якобы подплыли к ним познакомиться. Особенно ламантинов заинтересовал сопоставимый по размерам и весу с мамашей красношеий глава семьи.

– А как вообще кораллы на рифе? – спрашиваю я, пользуясь установившимся взаимпониманием.

– Супер, просто супер! – отвечает эмоциональный американец. – Вы в первый раз в Белизе?

– Да, вот только приехал из Гватемалы.

– Ооо, Гватемала великолепна, мы там были пару лет назад!

– А, простите, что это у вас за фото на майке? Пещера вроде, судя по сталактитам, но причем здесь тогда надпись Scuba Diving?

– Это не пещера, это колодец в рифе Lighthouse! – весь светится от сознания собственной значимости глава семейства. И охотно поясняет невеже, то есть, мне: – Мы уехали оттуда позавчера. В рифе есть такое место, называется Голубая Дыра, похожее на кратер вулкана. Оно уходит вглубь более чем на сто метров. Туда даже этот, как его, Жак-Ив Кусто, это, кажется, француз такой (мамаша в растерянности, девчонки дружно кивают головами), на своей яхте «Каллипсо» заплывал. Но мы, конечно так глубоко не ныряли (это, надо полагать, такая шутка по-американски, здесь всем положено улыбаться), у нас нет спецподготовки.

«И-э-хх, не в той стране вы родились!», – думаю я про себя, втайне завидуя богатым гринго, спокойно путешествующим на свои зарплаты по всем привлекательным местам в мире. Наши горячие ребятки без всякой подготовки бы туда залезли, лишь бы деньги на транспорт туда-обратно были. Только, чтобы достать кусок какого-нибудь старого ржавого железа со дна и показать всему миру, что мы всех круче. «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, преодолеть пространство и простор. Нам жизнь дала стальные в руки крылья, а вместо сердца – пламенный мотор!» – вспомнил я почему-то строки из незабвенного «Марша авиаторов». Но стальных крыльев в руки и мотор вместо сердца почему-то не захотел: мне эти подвиги не совершить по любому, ибо место то заповедное, о котором поведал эмоциональный техасец, было намного севернее, а у меня был в запасе только один день. И совсем мало денег на возвращение в Гондурас.

Поблагодарив американцев за интересный и назидательный рассказ, я пошел к себе в бунгало на курьих ножках. Посидел еще немного в деревянном низком кресле перед входом, вдыхая ароматы неведомых мне цветов, слушая стрекотание влюбленных цикад и любуясь на окончательно успокоившееся к этому часу море, освещенное мягким лунным светом. Спутник Земли, совсем не такой зловещий, как во вчерашней, не к ночи будь помянута, сиесте, высветлил на северо-востоке от меня широкую дорожку, как бы приглашая прокатиться по ней с ветерком. Я сладко зевнул в ответ на приглашение, включил вентилятор и улегся спать.

Барьерный Риф

Утро преподнесло пренеприятный сюрприз. Оказывается, полноценные завтраки в этом отеле подаются только по заранее оформленному заказу. И заранее оплачиваются. А так могут предложить только кофе и булочку с джемом. Заполняемость, видите ли, отеля в данный момент, не позволяет им нанимать повара на весь день. Но на часах уже было полвосьмого, а в восемь за мной должен был зайти Гил. Если, конечно, шофер вчера на меня не обиделся за анекдот о его собратьях и не решил навешать мне лапши на уши относительно недорогой поездки на риф в компании своего брата. У меня, правда, еще оставалось два, припасенных с Гватемалы сандвича с ветчиной и салатом под кетчупом. Только бы они не испортились по такой жаре. Голода ранними утрами я никогда не испытываю и, если и завтракаю, так это только «про запас». Сегодня из-за ресторанных и экономических особенностей отеля наесться наперед мне, похоже, не удастся. Поэтому сандвичи подождут своей очереди. В конце концов, перед погружением, сидя в покачивающейся на волне лодке, пища даже выигрывает во вкусе. Это научно установленный и экспериментально подтвержденный факт.

Выйдя со свертком к пустой парковке перед отелем, обнаруживаю темнокожего худощавого парня со смешной кучерявой бороденкой от уха до уха. Он сидит в жиденькой тени кокосовой пальмы прямо на газоне со свеже-стриженой зеленой травкой и ковыряет какой-то соломинкой в белых зубах.

– Гил? – спрашиваю.

– Ага. – меланхолично отвечает бородач.

– А где же твой транспорт?

Машет рукой в неопределенном направлении. – Там. Пошли.

Идем по главной (и, похоже, единственной в поселке) улице. Я ее вчера толком впотьмах не разглядывал, но так ничего себе, аккуратненько. Домишки, в основном скрытые от лишних глаз обильной зеленью, все с верандами, свежевыкрашенные. Возле гостиниц и прочих заведений газончики под полубокс постриженные, штакетнички ровные, бордюрчики и пальмочки побеленные, в общем, лепота. И зелень, зелень кругом! Только идем мы почему-то направо, в направлении аэропорта. С левой стороны дороги за редкими домиками проглядывает та самая лагуна, из которой якобы воду для поселковых нужд берут. Там по берегу в почетном карауле застыли королевские цапли, меж их стройными модельными ногами шмыгают вертлявые кулики, засовывая время от времени длинные клювы в мокрый песок по самые ноздри, а над ними нет-нет, да и пролетит в походном строю эскадрилья сосредоточенных пеликанов. На воду пеликаны не садятся, только летают взад-вперед от рассвета до заката по своим неведомым заданиям.

Метров этак через триста-четыреста вижу своего вчерашнего знакомца, он ковыряется с припаркованным на обочине видавшим виды ободранным пикапом. Подходим поближе, здороваемся, шофер машет небрежно рукой, приглашая занять места согласно купленным билетам, и я забираюсь в кабину со вдрызг разорванными и кое-как прикрытыми тряпкой сиденьями. Гил запрыгивает в пайлу, наверно, следить, чтобы лежащий там лодочный мотор в дыру не вывалился на ухабах. А может, чтобы меня в кабине не стеснять.

– Куда едем? – спрашиваю.